Примечание
намджун/чимин; юнги/хосок
Сейчас три утра, И я пытаюсь заставить тебя передумать. Оставил тебе несколько пропущенных звонков, И на моё сообщение ты отвечаешь: «Почему ты звонишь мне, только когда ты пьян? Почему ты звонишь мне, только когда ты пьян?» ♬ arctic monkeys — why’d you only call me when you high ♬
Намджун падает — Чимин ловит. И это уже устоявшаяся константа, пропахшая насквозь дорогим алкоголем и дешёвыми сигаретами; клятвенным басом «так получилось, Чиминни» и недовольным ворчанием Юнги с неизменным «как же заколебал твой Намджун». А Чимин ловит. Потому что иначе никак. Начиналось всё совсем наоборот — и так давно, что Чимин не успевает считать неактуальные календарные листы, отмечая на них «потрачено». В один из дней Чимин просто упал с тэхёновского скейта, как это обычно бывает, а рядом был Намджун. Крутой такой, на мотоцикле. Не засмеялся, как это бывает в случае друзей Чимина, а помог подняться, подул на ушибленные коленки и потрепал по рыжим волосам. Чимину бы разреветься, как_это_обычно_бывает, а он сидит на асфальте, сжимая чужую ладонь и взгляд не прячет — запоминает. Крутой мотоциклист называется Намджуном и помогает подняться. В ответ — несмелое «Чимин» и «спасибо, Намджун-хён». Где-то в десяти метрах слышится звонкое «Чимин!», перемежающееся с хриплым «что ты сделал с моим скейтом, неудачник?» Чимин тупит взгляд, заливаясь краской, а Намджун хмуро улыбается, не отпуская руку горе-скейтера. — После падений всегда идут взлёты, Чимин. Удачи. Чужая ладонь исчезает вместе с мотоциклом, оставляя в руках скейт, а в голове — непонятное изречение. Чимина передёргивает от резких объятий налетевших друзей и дурацкой щекотки. Какие тут взлёты. Спустя полгода Чимин падает на «какого_чёрта_в_марте» льду, цепляясь за чужую куртку и отборно матеря виновника очередного пати («да ладно, Чимин, выпей за здоровье хёна»). Намджун присвистывает, ловко подхватывая парня и стряхивая с него снег. Чимину стыдно слишком, а шапка на глаза налезла. Он краснеет быстро, и под лёд провалиться хочет. Из бара выходит Юнги, к уху прижимая телефон и закуривая. В сантиметрах от Чимина, в недрах чужой куртки, звучит до дыр заслушанный сайфер Юнги, Хосока и какого-то таинственного Рэп Монстра. Телефон выуживается, владелец машет в сторону Юнги. Чимин щурится, всё ещё не решаясь отпустить «ловца». — Намджун, тащи это горе сюда. Чимин, ну ты и… Юнги закашливается от смеха и дыма, не договаривая. — Может, пора уже нормально познакомиться, Чимин? Голос Намджуна грубоват, но слух ласкает добрыми намерениями. Где-то теплеет.***
Намджун классный. Чимин понимает это сам и доносит факт до окружающих всеми надоедливыми способами. С Намджуном легко и просто, он всегда рядом и тянет со дна вечно падающего Чимина. А потом Намджун падает сам, меняя роли. Он исчезает надолго, не оставив обратных координат. Чимин думает, что взлетел слишком высоко, обрывая старый номер.***
За полчаса Юнги выкуривает половину пачки противных winston, потому что свои ковбойские закончились, и выслушивает намджуновское «хён, кажется, я педофил» в заплетающейся от алкоголя речи. Юнги не дурак — отношения между Намджуном и Чимином уже давно переросли из дружбы во что-то непонятное. Он заметил это до того, как Чимин успел бы разочароваться в «классном Намджун-хёне» и вовремя тормознул последнего. — Не порть мальчику жизнь, Намджун. Ты ведь несерьёзно к нему, а он ребёнок. Юнги докуривает, вдавливая в пепельницу окурок, параллельно затаптывая всплывающие в памяти укоры от Сокджин-хёна. «Хосок ведь не нужен тебе. Не играй с ребёнком, Юнги». А Хосок спит сейчас в юнгиновой квартире, умаявшись после тренировок. Ведь Юнги пошёл по зову того, что у людей не в голове, а в грудной клетке. И не жалеет. Намджун молчит, рассматривая содержимое бутылки сквозь стекло. Он пьян недостаточно для глупых свершений, но для откровенных разговоров в самый раз. На старом телефоне пропущенных десятки и все от одного; исходящих — в десятки раз больше. Чимин «разочаровался» в нём, Намджун уверен. В бутылке советов нет, в составе на этикетке не пишут объяснений. Намджуна ломает от воспоминаний с Чимином и хочется лбом об стол, чтоб выбросить из головы. Он понял, что падает вниз, когда в очередной раз Чимин прижался непозволительно близко; когда его улыбка встрепенула что-то внутри. Общаться как раньше не имело смысла — Чимин слишком хорош для дружбы. Трезвость бьёт по мозгам, а с алкоголем проще узнать банальное «как дела?» в 3 часа ночи. Намджун летит на бешеной скорости, набирая давно заученный номер. — Почему ты звонишь мне, только когда ты пьян? «Потому что пьян лишь тобой/потому что нравишься/потому что иначе никак» — выбирай сам, Пак Чимин. Намджун молчит в трубку, тишиной на другом конце сводя с ума. «Нравишься мне тоже/иначе никак/не пей только больше» — Чимин нашёл бы, что ответить. Юнги надоедает — перехватывает трубку и желает Чимину спокойной ночи, извиняясь за пьяного Намджуна. Он понимает, что одному не хватает смелости, а второй — не осознаёт ночных молчаний. — Проспишься и позвонишь. Юнги уходит, предварительно вылив в раковину остатки спиртного. Намджун бессильно гипнотизирует потухший экран мобильника.***
Всё повторяется в середине октября, в ночь на тринадцатое. Вместо поздравлений с девятнадцатилетием, Чимин получает пьяные признания от Намджуна, проглатывая ком обиды и чего-то ноющего внутри, ведь на утро хён даже не вспомнит о звонке. Но вечером Намджун с мотоциклом караулит Чимина, выполняя обещание «с ветерком». Чимин прижимается крепко, боясь потерять и потеряться самому. И это всё перерастает во что-то новое устоявшееся. Намджун падает — Чимин падает вместе с ним.