Дверь распахивалась ровно в восемь. Вспыхивал свет, и зычный голос медсестры отправлял несчастных узников больничной палаты на утренние уколы.
Захар проснулся за несколько часов до привычного подъёма, и единственная причина, по которой он до сих пор не был собран, заключалась в нежелании будить соседей по палате.
Впервые за долгое время приказ пойти на процедуры взволновал и обрадовал настолько, что Захар резко вскочил на ноги и, игнорируя головокружение, помчался по коридору — неумытым и в пижаме, чувствуя невероятную лёгкость во всём теле, несмотря на высокую температуру, которую никак не удавалось сбить. Он даже не ощутил боли в полностью исколотом бедре и вихрем вернулся в палату, в то время, как его соседи, сонно зевая, только-только собирались выйти.
Умывшись водой, температуру которой он даже не почувствовал, и наскоро одевшись в чёрные джинсы и ярко-синий свитер, Захар поторопился на завтрак, где в мгновение ока проглотил овсянку и варёное яйцо, запивая их безвкусным какао.
День, которого он ждал целый год, наконец, наступил. То, к чему он тщательно готовился с самого начала, планируя всё до мелочей, должно было пройти совсем не так, как хотелось бы, но это уже не имело значения.
Костя возвращался из армии. Самый родной и любимый, самый желанный на свете человек. И пусть его нельзя будет целовать, но Захар сможет смотреть — так долго, насколько это только возможно, пока не закончатся часы для посещения. Он расплылся в улыбке и проглотил утренние таблетки. Его сегодняшняя температура не обрадовала лечащего врача, который всё никак не мог подобрать подходящий антибиотик, и Захар заставил себя сделать грустное лицо в ответ на тяжёлые вздохи.
— Назаров, ну что же мне с тобой делать?
"Ничего не нужно делать, исцеление теперь неизбежно", — Захар очень хотел ответить именно так, но сдержался. Он и без того был подозрительно энергичным.
Он думал только о том, как скоротать оставшееся время. Вообще-то, когда они созванивались накануне, Захар несколько минут упрашивал Костю не рисковать здоровьем и ждать выписки, но тот был слишком упрям. Костя сообщил, что не успевает в больницу в утренние часы, и просил дождаться вечера.
Захар вымыл голову прямо над раковиной, высушился феном, тщательно расчесал волосы и убрал их в низкий хвост. Пока Кости не было рядом, он не решался стричься, это было своеобразным ритуалом-оберегом и помогало держать в голове только позитивные мысли. Он чувствовал невероятный душевный подъём и ничуть не меньшее волнение: сказывалась долгая разлука. Сомнений в том, что Костя продолжает его любить, не было, но, несмотря на это, Захара подташнивало из-за сильных переживаний.
Ближе к обеду его посетили старшие сёстры — бойкие девушки с громкими голосами и привычкой привозить гостинцы на всю палату сразу. Он был готов провалиться сквозь землю, когда они пригрозили в следующий раз привезти с собой весы и солёное сало, потому что братик ужасно исхудал.
Бесконечные часы ожидания подходили к концу. Костя должен был прийти около пяти. Захар взглянул на часы: осталось пять минут. Он начал про себя считать секунды, понимая всю бесполезность этого занятия.
Костя появился, когда он дошёл до семидесяти. Такой большой, будто вырос сантиметров на десять, в чёрном спортивном костюме, с рюкзаком за плечами.
Иногда Захар боится самого себя. Так бывает, когда он он переживает сильное эмоциональное возбуждение. Он поднялся на ноги и покачнулся, чувствуя, как что-то запульсировало в солнечном сплетении, и рухнул прямо в объятия Кости, успев шёпотом попросить выйти из палаты.
По коридору гулял сквозняк, и Костя накинул Захару на плечи свою олимпийку. Он немного изменился: коротко стриженный, без очков, с лёгкой синевой под глазами. И всё же он остался прежним, таким же тёплым и родным. Кожа его рук погрубела, и через неё ещё сильнее, чем прежде, виднелись вены. Захар украдкой дотронулся до Костиной ладони. Тёплая и шершавая.
— Может, лучше вернёмся в палату? — предложил Костя, незаметно поглаживая руку Захара. — Здесь холодно, я беспокоюсь за тебя.
— Нет, не то... Не те слова.
— Милый, я просто...
— Я так скучал! — выпалил Захар и испуганно притих, потом заозирался по сторонам, чтобы убедиться, что никто не мог его услышать. — Просто пройдём в конец коридора, там нормально.
Он был счастлив, пусть даже всё проходило не так, как он запланировал. Не такой встречи заслуживал Костя, но с этим ничего нельзя было поделать. Умудрился же он заболеть в такое время!
— Я тоже скучал, Хару, — сказал Костя, когда они разместились на ободранной скамье. — Каждый божий день.
— "Хару"... Как я мечтал это услышать.
— А уж как я мечтал это произнести!
Они переглянулись и рассмеялись. Нервное напряжение понемногу отступало, освобождая место тихой радости.
— Что у тебя там? — спросил Захар, указывая на рюкзак, который Костя держал на коленях.
— О, это гостинцы. От меня и моей семьи.
— Значит ли это...
— Именно! Твой любимый маринованный перчик от моей бабули! Кстати, она желала тебе скорейшего выздоровления и звала в гости.
— Ох... Передай ей мою благодарность.
— Отец ездил к ней накануне. Он тоже... Он тоже передавал тебе привет. И мама.
— Костя.
— Представляешь, мама хотела поехать к тебе вместе со мной. Ну, это в её стиле, конечно.
— Костя?
— Да уж, что-то я переволновался... Болтаю и болтаю без умолку.
— Костя, я люблю тебя.
Он мечтал произнести эти слова с того самого дня год назад, когда он вернулся домой и рухнул на кровать, уткнувшись лицом в подушку и стуча кулаками по матрасу. С тех пор он ни разу не плакал, даже когда очень хотелось, даже когда тоска становилась невыносимой.
— Хару, думаю, я не скажу ничего нового, но... Ты моё самое драгоценное сокровище. Когда я узнал, что ты в больнице, что-то внутри оборвалось. И всё время казалось, что ты чего-то не договариваешь, — он потрогал лоб Захара. — Нет, мой хороший, всё же пойдём в палату, ты весь горишь.
Спорить не имело смысла. Самочувствие оставляло желать лучшего. Захар ни за что бы не признался, но внезапно ему стало тяжело даже просто сидеть. Хотелось лечь и накрыться несколькими одеялами сразу. Он так хотел поговорить с Костей, у него скопилось столько вопросов... Бесполезно. Силы предательски покидали его тело.
Вернувшись в палату, он с деланым спокойствием лёг на кровать, и Костя накрыл его одеялом, а сверху — неизвестно откуда взявшимся пледом.
— Товарищ пришёл? — с нескрываемым любопытством поинтересовался бодрый старичок, пока Костя выгружал содержимое рюкзака.
— Да. Самый близкий... друг, — ответил Захар, натягивая одеяло до ушей.
— Переживает за тебя, сразу видно, — заметил дед и подмигнул. — Ну так ещё бы, вон в каком состоянии тебя привезли! Аж два раза плевру прокалывали.
— Ну зачем... — начал Захар, но было уже поздно.
Костя моментально бросил своё занятие и, метнув на него грозный взгляд, направился к выходу.
— Я к твоему лечащему.
— Хорошо.
Проще было согласиться. Захар медленно проваливался в сон.
Проснувшись, он первым делом схватился за телефон. На экране высветилось самое желанное имя. Захар нетерпеливо открыл сообщение.
"Часы посещения подошли к концу, нужно уходить. Немного поругался с твоим врачом, ты уж извини. Но вроде в итоге всё хорошо. Твоя новая причёска невероятна. Я до сих пор не верю своему счастью и не могу прийти в себя. Немного посплю, соберу в порядок мысли и напишу тебе подробнее. Не скучай".
— Милая написала? — лукаво подмигнул дед.
— Да. Милая, — ответил Захар и не смог сдержать улыбки.
Олимпийка, пропитанная Костиным запахом, поможет ему дождаться выписки.
<center>***</center>
— Добро пожаловать на безалкогольную вечеринку для стариков за двадцать! — прокричал Костя и сгрёб Захара в объятия. — Теперь будешь у меня отъедаться больше, чем у бабушки в деревне.
— А ты заставь меня.
— О, это мы умеем.
— А ты проверь, за целый год мог и растерять навык.
— Вот и проверю!
Они заказали пиццу, рассчитанную на большую компанию, и набросились на неё, будто соревнуясь в скорости поедания, словно вернулись в студенческие годы. Захара выписали накануне, и он всё никак не мог привыкнуть к тому, что отныне он не один.
— Вот тебе и романтический ужин при свечах, — прокомментировал Костя, доедая огромный кусок и берясь за следующий.
— В следующий раз возьмём острую, тогда я точно буду впереди, — сказал безнадёжно проигрывающий Захар. — Вас там в армии совсем не кормили?
— Кормили-то нормально. А вот по тебе я изголодался.
— Не больше, чем по этой аппетитной, желанной, сводящей с ума пицце.
Костя пододвинулся к нему поближе и убрал упавшую на лицо прядь.
— Раз уж ты отрастил волосы, я тоже начну отращивать.
— Необязательно повторять за мной, — заметил Захар.
— Обязательно.
— Вовсе нет.
Костя прервал этот бессмысленный спор поцелуем. Бесконечный год остался позади, в их распоряжении — целая жизнь.