Свет горел всю ночь

Дмитрий Дубин — человек контрастов. Это Калигари понимает сразу после того как Дубин сначала неуверенно протягивает ладонь, а потом неожиданно крепко сжимает и трясет. Контрасты скользят во всем — в том, как он говорит «можно просто Дима», в том, как прячет широкие плечи в мешковатой рубашке, в том, как деланно хмурится, а потом прячет улыбку в чашке кофе.
Дима Дубин один из умнейших людей, с кем Валик имеет честь быть знакомым. Его великолепный, острый детективный ум раскрывает дела и криминальные схемы, отправляет за решетку бандитов, спасает город, простых гражданских, несчастных и обездоленных. Наверняка еще и котят. Казалось бы, что может сделать один хороший человек в одной плохой системе? А Дима делает.
Валик проникается к нему глубоким уважением почти сразу, с ним иначе никак. Дима своей открытостью, неподдельной тягой к справедливости, простым человеческим сочувствием и желанием помочь всем и каждому — от этих качеств его все еще не избавили годы в проклятой, по скромному мнению Калигари, полиции — располагает к себе легко. Кто бы мог подумать. Калигари и мент?
Ладно, Сева тоже мент, но он так, исключение из далекой молодости. Валик помогает ему чисто по-дружески, но еще один? Серьезно? Валик бы посмеялся, скажи ему кто это с месяц назад, но, вот сюрприз, Дубин оказывается далеко не еще одним ментом.
После всей эпопеи с «Лунным цветком» они не видятся — работа Валика на этом, вроде как, закончена, доблестная полиция дальше все сама. Но недолго.
Они пересекаются в Райдо совершенно случайно: Валик полуночничает, а Дубин неожиданно — судя по выражению лица, для себя в первую очередь — вваливается в дверь, резко втягивает витающий в воздухе аромат свежего кофе, окидывает взглядом полупустую комнату, а потом как сова, хлопает глазами на Валика за столиком в углу. Калигари, поддавшись минутному порыву, не только кивает в знак приветствия, но и предлагает сесть к себе, несмотря на то что в такой час свободных столиков просто целое кафе. Дима соглашается, хотелось бы надеяться, не только из банальной вежливости. Валик разглядывает его взъерошенные волосы, перекошенные очки, мятую рубашку и настаивает угостить двойным американо со сливками. Дубину бы, по-хорошему, сейчас не кофе хлебать, а домой пойти и выспаться, а Валику закончить с имейлами, но они оба сидят и потягивают ароматный кофе. Разговор начинается сам. По закону жанра рты они раскрывают одновременно, потом также одновременно замолкают, жестом предлагая друг другу продолжить. Со стороны, наверное, выглядит просто потрясающе, но Уля за стойкой демонстративно увлечена содержимым шкафа. Несмотря ни на что, с Дубиным удивительно комфортно. Как будто они хорошие приятели и знакомы сто лет. Они, конечно, нет, но над этим можно поработать. Валик думает, что не против пожертвовать часами не только работы, но и сна ради таких вот посиделок и того, как Дима вертит в руках чашку, поправляет очки, приглаживает волосы и сонно моргает на часы.

— Дима, иди домой, — счастливые, как говорится, часов не наблюдают, и в приятной компании время летит быстро. Дубин отчаянно зевает уже не в первый раз, но с места не двигается. Валик сомневается, что его истории о совместной жизни со змеей — буквальной, той, что в террариуме, никаких эвфемизмов — интересные прямо настолько. Но приятно, конечно. Не беря в расчет тот факт, что Диме завтра, наверняка, на работу. — Начало второго уже.

Дима удивленно косится на часы, как будто они имели наглость скрывать время до тех самых пор, пока Калигари его не озвучил. Выглядит немного, совсем чуть-чуть разочарованным, благодарит за кофе, улыбается так, что, кажется, солнышко выглянуло посреди ночи, а потом выходит за дверь и растворяется в полумраке улицы. Валик с присущим ему драматизмом думает, что он наверняка исчезает и из его жизни тоже. Но Джимми Хендрикс в тот вечер не даром поет «there are many here among us, who feel that life is but a joke*».
Дима маячит тут и там. Сначала передает приветы через Севу, потом и сам пишет во Вместе. Спрашивает как дела и пару мелочей по делу. Иногда светлая макушка Дубина мелькает в Райдо, пару раз они просто сталкиваются на улице. Не то чтобы Валик эти встречи считал. Ему что, заняться больше нечем? Но Дима как-то легко и ненавязчиво вклинивается в жизнь так основательно, что когда возникает проблема с проклятым «вампиром», вариантов, кроме как обратиться к Дубину, в голове и не возникает. Дима, конечно же, бросается помогать. Виновато дергает плечом, когда сам заняться этим не может, а все остальные защитники правопорядка у Калигари восторга не вызывают. Задумчиво поправляет очки, а потом сияет «у меня есть знакомый! Полицейский, но бывший. То, что нужно!». Знакомым, на его голову, оказывается никто иной, как Игорь Гром. Не то чтобы Валик его знал лично, но слышал. Сложно о Громе не слышать.
К сожалению, Гром в лучших традициях плачевно известных ментов — и в отличие от Димы — не может похвастаться ни прогрессивным мышлением, ни дружелюбием. Единственное утешение — его погоны остались в прошлом, что на данный момент лучшее, на что можно рассчитывать. То, что первое впечатление о Громе, хмуром, небритом, дерганном, складывается не очень, не имеет значения. И Дима, и Сева в один голос поют ему дифирамбы на все лады. Калигари верит им на слово. То, что Уля бросает Дубину глубокомысленное «и что ты смотришь как на любимого покойника?» тоже. Гром живее всех живых. Идет по следу как заправская ищейка, свое дело знает. Это все, что имеет значение.
Его стараниями по улицам ночами ходить уже не так страшно, по крайней мере, не страшнее обычного, и это можно считать за маленькую победу. «Своих» — товарищей по тусовке, знакомых, друзей — резать больше не пытаются, и это, несомненно, просто замечательно. Валик знает, что влез во все это не зря. Кто о них позаботится, если не они сами, да?
Оказывается, нет. Дима неожиданно заботится. Пишет вечерами, сначала спросить, все ли в порядке, нет ли проблем у знакомых и у самого Калигари в частности, но дежурное «все спокойно?» - «да» перерастает в увлекательные разговоры обо всем на свете и одновременно с этим совершенно ни о чем. Дима даже звонит, вроде как, по делу, но разговор в итоге скатывается в какую-то совершенно левую степь и они полчаса обсуждают кино, которое абсолютно мистическим образом умудрились посмотреть в один и тот же вечер не сговариваясь. Валик даже не думал, что у Димы есть время на кино. Оказывается, даже у него бывают выходные. Редкие, но все же.
Случайные встречи становятся специальными. Валик пишет «может, кофе?» днем, пока есть время, и даже не ждет ответа, но Дима присылает «Сегодня? Давай. Но не раньше половины девятого:(» подозрительно быстро для человека с такой-то нагрузкой на работе. Для кофе с Димой никогда не поздно. Валик улыбается в экран смартфона.

Кружечка кофе, одна, вторая, третья, десятая? Медленно, но верно текущая переписка, звонок, еще звонок. Успевает выпасть снег, а вслед за ним и они выпадают из заданного ритма. Тут работа, там дела — на праздники дел у полиции невпроворот. Валик ловит себя на мысли, что скучает. Сам себе серьезно говорит «соберись, Калигари», но почему-то не помогает. Дима на сообщения отвечает редко, на попытки пригласить на кофе пишет каждый раз «сегодня вообще никак», ну, а звонки заканчиваются либо тем, что Дубин благополучно засыпает, сидя с телефоном, либо чужими голосами где-то на фоне и виноватым «надо бежать», в зависимости от времени суток.
Валик терпеливо ждет. Грузить Диму хочется в самую последнюю очередь, ведь он, местный герой, один, а нужен всем и сразу. Мало ему работы, так бонусом к ней — отвратительная привычка Грома звонить в любое время дня и ночи с очередным важнейшим делом, и дело всегда находится, не то, так это. Звонит он пару раз пока они полуночничают в Райдо, и не то чтобы Валик смотрел в чужой телефон, нет, просто Дима сам говорит: «Это Игорь. Я отвечу, вдруг что-то серьезное». Кто и когда звонит Дубину, конечно, исключительно его личное дело.
В любом случае! Если Калигари может не усложнять его жизнь, то и не будет. Даром что абсолютно по-идиотски скучает. Как будто по жизни заняться больше нечем. Есть чем, еще как есть! Тут поработать, там в клуб сходить то отдохнуть, то поработать, да и дома с книжкой посидеть — тоже нормальный вечер.

Сообщение от Севы застает врасплох, как раз в тот момент, когда Валик листает ленту Вместе и абсолютно точно не думает о местной полиции и одном конкретно взятом страже порядка.

— «Можешь зайти сегодня?» — пишет он. — «У нас новая чертовщина, очень нужно экспертное мнение.»

Валик рад его предоставить. Возможно, сегодня чуть сильнее, чем до этого. Подхватывает кофе на вынос, шагает по знакомому адресу и не без облегчения подмечает знакомую светлую макушку, буквально по уши закопанную в бумаги. Вручает кофе — обычный капучино, большой и с ложкой сахара, ловит виноватую улыбку, не может не отметить темные глубокие тени вокруг зеленых глаз.

— Валик, привет. Кофе? Ну ты спаситель, у нас кофеварка перегорела вчера, растворимый пьем, это катастрофа.

И тут же ныряет обратно в документы. Валик отвешивает себе мысленный подзатыльник за то, что где-то там на той неделе смел допустить мерзенькую мыслишку «додружились». Долго себя корить времени нет, к счастью. Сева тут же выливает ведро информации по делу: фото, видео, важные детали. Дима иногда поднимает голову из-за завала бумажек, встречается с Калигари взглядом. Сева в эти моменты темп чуть сбавляет и резко считает свой картонный стаканчик самым интересным предметом в кабинете. Спасибо ему за это, Валик мысленно делает отметку принести еще кофе. Может даже с чем-нибудь сладким на закуску.
С Димой они почти не разговаривают, дело на Севе, у Дубина своей головной боли достаточно, но когда Калигари собирается уходить, Дима неожиданно вызывается проводить.

— Я скоро в отпуск, — говорит он, пряча руки в карманах, когда они выходят на промозглую улицу. — Уеду ненадолго. Надо… Мозги прочистить.

Валик понимающе кивает.

— Когда вернусь… — начинает Дима, но не продолжает. Снимает очки, протирает краем рубашки, надевает обратно. Валик терпеливо ждет и снова думает о контрастах. В работе Дима тот еще кремень, история с фотографом — отличное тому подтверждение, но как только работа кончается и начинаются личные дела, Дубин в один момент превращается в какой-то творожок. Ванильный. — Мы можем выпить кофе? Я угощу? Или пиво, или…

— Можешь угостить, — мягко прерывает список всевозможных напитков Валик. Дима сквозь стекла очков моргает удивленно, как будто и не ожидал, что все пройдет так безболезненно. — Буду рад.

Дима расплывается в чуть смущенной, абсолютно очаровательной улыбке и тут же хватается за агрессивно жужжащий мобильник в кармане. Ни минуты покоя. Калигари запоздало улыбается в его быстро удаляющуюся спину.

Из отпуска Дима возвращается если не отдохнувшим в полном смысле слова, то хотя бы ощутимо посвежевшим. Валик не без удовольствия подмечает это, когда они не то отмечают возвращение Дубина из отпуска, не то просто стихийно собираются в Райдо всей колоритной компанией. Дима чуть меньше горбит спину, чуть шире улыбается. В дополнение и Гром, что удивительно, тоже выглядит чуть менее… убитым. Побрился даже. Потягивая кофе, Валик наблюдает за ними краем глаза: что-то между ними неуловимо изменилось. Сколько ни смотри, не поймешь, что именно, но, в любом случае, явно к лучшему. Дима больше не сверлит Игоря тяжелым взглядом, Гром не бегает на крыльцо покурить каждые пять минут, Лиля три раза за полчаса подмигивает Калигари, и тут он окончательно теряет нить происходящего.
Наслаждаться вечером это, впрочем, не мешает.
Стрелка на часах подбирается к одиннадцати, и первым домой торопится, как ни странно, Гром, объясняя, что «надо с Мухтаром погулять». Валик думает, получится ли сослать Диму поспать хотя бы часов шесть здорового сна или после отпуска он с чистой совестью собирается не размениваться на такие мелочи? Как будто в подтверждение, тут же звонит мирно лежавший на краю стола мобильный. С быстрым «О, это Павлович» Дима, конечно же, виновато улыбается и отходит поговорить. Валик не перестает удивляться, откуда в нем столько неподдельного энтузиазма и желания помогать людям в любое время дня и ночи.
Народу в Райдо в такой час не много, Уля за стойкой колдует над туркой, а Лиля от нечего делать играет с Калигари в гляделки.

— Ой, ну, это надолго, — подводит итог она, когда бубнящий в углу Дима выходит на улицу.
— Я никуда не тороплюсь особо. Еще кофе?

Кофе, к счастью, в достатке, а планов на этот вечер у Калигари все равно нет. Ладно, был один конкретно взятый план в лице Дубина, так что все время его, даже если он оставляет пить кофе в гордом одиночестве. Что не так плохо, как может показаться на первый взгляд — атмосфера в Райдо уютная, кофе восхитительный. Пока Дима занят, компанию может составить и Лиля, ей тоже явно заняться нечем.

— А вы давно друг друга знаете? — заводит разговор Калигари, когда они с Лилей сталкиваются взглядами на спине Дубина за витриной.
— Ну так, прилично уже. Кстати, я не знаю, делал ли он громогласное объявление, но мы решили остаться друзьями.
— Вот как, — Валик совершенно не радуется новости, ну уж нет. — Поздравить или посочувствовать?

Лиля только фыркает, а потом совершенно искренне смеется.

— Можешь не драматизировать, все нормально. Ну, ты знаешь Диму.

Как без этого. У Дубина просто талант собирать вокруг себя ну очень интересных друзей.

— Слушай, я тебе не рассказывала, как мы познакомились? Очень увлекательная история. Но неприятная.

Сколько Валик успел наслушаться о жизни Дубина, все его приключения (конечно же на работе) можно описать как «неприятно, но увлекательно». Дима как раз в этот момент за стеклом убирает мобильник в карман.

— Если очень вкратце, он пытался меня арестовать, а потом я пырнула его ножом, — несмотря на шутливый тон, выглядит Лиля все же виноватой. Немного. — А потом он меня не сдал, и мы пошли на свидание. Романтично, правда?

Увлекательная история, ничего не скажешь. Зная Лилю и Диму, меньшего, пожалуй, ожидать и не стоило. Лиля смотрит на него выжидающе, но черт знает, что она, собственно, ждет. Валик вяло думает, что, во-первых, не настолько отчаялся для того, чтобы использовать это в качестве совета, а во-вторых, свято уверен, что ножам в отношениях стоит появляться позже, и вообще в другой плоскости и исключительно по взаимному согласию. К счастью, увлекательный поток мыслей прерывает триумфальное возвращение Димы. Правда, зевает он сонно, и по домам им определенно уже пора. Даже Калигари завтра вставать рано.

— Я тебе кофе обещал, — говорит Дима, когда они вместе — впервые наедине за вечер — идут к метро. — Или не кофе. На твой выбор.
— Кофе сегодня был вроде?
— Был, конечно, но не тот, что я имел ввиду.

Валик переваривает услышанное долгие десять секунд.

— А. Ну, я все еще за. Очень даже.
— Тогда в субботу? Если ничего не произойдет.
— Надеюсь, апокалипсис подождет до воскресенья.

Смеется Дима совершенно очаровательно. Валик смотрит, как вокруг глаз и рта у него собираются мелкие мимические морщинки, смеется сам, а потом думает, когда все успело зайти так далеко.
Момент, когда профессиональное уважение к Дубину перетекает в дружбу, он еще может вспомнить — где-то эдак между четвертым вечером за перепиской и третьим звонком, но когда эта «дружба» перетекает во что-то другое — уже нет. Не может, а может, и не хочет. Дмитрий Дубин выглядит как человек, которого дома, как любого приличного гражданина, поджидает жена с борщами и орава детишек.
А они почему-то нет.

— Никогда не знал, как такое сообщать, но, в общем, мы с Лилей решили остаться друзьями, — вдруг говорит Дима, когда они уже собираются на сегодня прощаться. Валик в ответ бубнит что-то между сочувствую и поздравляю, но Дима только отмахивается и не выглядит расстроенным.

Ничего, в принципе, не меняется. Во время их «кофе» и не только, Валик абсолютно не думает ни о чем, что потенциально может запятнать честь старшего лейтенанта, а вот он, в свою очередь, смотрит как-то… Заинтересованно. Многозначительно. Каждый раз открывает рот что-то сказать и говорит, конечно, но с таким видом, как будто собирался сказать что-то совсем другое.
Валик жалеет, что не умеет ни мысли читать, ни таро раскладывать, уж больно интересно, что там происходит в по всем параметрам светлой голове. Взгляды Дубина с каждой встречей становятся все настойчивее, но без каких-либо действий. Валик, с одной стороны, отчаянно хочет сдвинуть их с мертвой точки, а с другой, — совершенно не хочет ничего менять. С Димой хорошо, интересно, уютно даже, будет обидно, если из-за глупости все закончится.
Кажется пора учиться раскладывать таро.

В итоге с кофе они переходят на горячительные напитки в маленьком, неприметном баре, который выбирает Дубин. Это интересный прогресс — Калигари весь вечер отчетливо видит, что Дубин хочет что-то сказать. Но не говорит. Точнее, говорит, как обычно, много всего — о работе, о погоде, о ерунде, но, очевидно, не то, что его так настойчиво беспокоит. Валик бы ему помог, да понятия не имеет как.
Вечер все равно проходит отлично, Дима — чертовски, просто криминально приятная компания, и бонусом к этому вдруг вызывается проводить Калигари до дома, мотивируя это серьезным «у меня завтра выходной» и шутливым «а вдруг ты заблудишься?». Когда Валик легко соглашается, Дима так облегченно выдыхает, что Калигари в голову закрадываются смутные сомнения — не над этим ли он маялся весь вечер. Хотелось бы надеяться, что не только, но кто Диму знает? Что ему стоит.
Валик думает, что в последнее время думает, собственно говоря, отвратительно много. Зато алкоголь в крови приносит удивительно ясную мысль — так больше продолжаться не может. Взрослые же люди, в конце концов. Надо взять себя в руки — а хотелось бы Дубина — и разобраться с этими гляделками, недомолвками и прочими сомнительными развлечениями.
Калигари, в конце концов, вопреки общественному мнению всего лишь простой смертный с крайне ограниченным временем на этой земле. Тактика «в лоб» с Димой, возможно, и не лучшая, но намеки — дело гиблое. Не цветы же ему дарить. А что еще? Подойти, взять за руку, сказать «мой»? Интересно, Дима от удивления руку выдернет не сразу или все же даст по морде за покушение на свою честь?
Шанса проверить не выпадает. Когда они выбираются в промозглую сырость улицы и идут куда-то в никуда, подальше от любопытных глаз, Дима за руку берет сам. Не то чтобы уверенно, да и не говорит ничего, но разглядывает чужие пальцы с интересом, как будто надеется в черном лаке разглядеть ответы на все загадки человечества. Это не совсем то, что Калигари ожидал. От жизни, от сегодняшнего вечера, от Димы. Но да, контрасты, сюрпризы, грех забывать о них после всего-то двух стаканов виски. От удивления Валик молчит, видимо, слишком долго и слишком невозмутимо. По привычке. Дима прочищает горло, поднимает глаза, но пальцы выпускать не торопится.

— Тебе…
— Да. То есть нет! То есть… Ой, к черту, — не вдается в объяснения Валик и вместо этого сам берет Диму уже за другую руку.

Так и стоят, держатся за ручки в темной подворотне, довольные, счастливые. Развлечение увлекательное, и непонятно, для кого больше при таком раскладе. Возможно, для обоих. Вспоминают, так сказать, молодость. Хотя Валик, к примеру, никогда особо по подворотням и не гулял, даже в свои лучшие годы, но кто знает, какие черти там у Дубина в омуте? Насчет чертей Валик не уверен, но вот в том, что они, а также Дубин, окончательно замерзли — очень даже. Пальцы у Димы ледяные, да и Валику самому отнюдь не жарко, проклятая привычка одежду подбирать по критериям модного драматизма, а не из расчета на долгие прогулки по бодрящему морозу посреди ночи.

Дима тянется к его лицу, нос к носу, практически губы к губам. Валик вместо поцелуя собирает остатки самообладания в кулак и говорит:

— Пойдем ко мне? Тут недалеко. Чаем погреемся, — звучит двусмысленно. С Димой, конечно, хорошо в лоб, но звать сразу на секс на первом свидании все же, наверное, не стоит. Другое дело на чай, а там уже как пойдет.

До дома добираются в рекордные сроки. Дима протирает запотевшие очки, косится на деревянную вешалку, темные обои, но от созерцания дизайнерского полета мысли быстро переключается на Калигари, стоит им избавиться от обуви и верхней одежды. Подходит близко, снова очень близко, на этот раз точно не чтоб согреться. Но у них остался еще один очень важный вопрос на сегодня. Раз уж зашли так далеко, раз уж ждали столько, надо довести до конца, а потом переходить на следующий, так сказать, уровень.

— Ты уверен? — последнее, что Валику хочется, так это чтобы Дима сегодня сделал какую-нибудь глупость в горизонтальном положении, а с утра осознал и сбежал в неопределенном направлении. Даром что Калигари знает и где он живет, и где работает, от этого в таких ситуациях только хуже.
— Да, у меня времени подумать было предостаточно, — неожиданно серьезно отвечает Дима. Его уверенности, правда, хватает только на одно предложение. — Так что если ты хочешь, то я тоже. Хочу. Готов. Но если нет, чай тоже хорошо! Я правда шел на чай. Но ты, кажется, совсем не его имел ввиду, да?

Валик смеется. Только Дима Дубин после, пусть и крайне культурной, но все же попойки в баре мог на полном серьезе идти на чай без единой задней мысли.

— Дим, расслабься. Чай-не чай, но сейчас я тебя поцелую.

Дубин замолкает, косится на Валика многозначительно, хотя куда уж многозначительнее, учитывая ситуацию, а потом, не дожидаясь, целует сам. Сначала осторожно, на пробу, но когда Калигари воодушевленно отвечает, уже серьезнее, с языком, все как надо. Наконец-то, не прошло и… А, нет, год как раз прошел.
Дорога до спальни выходит долгой, но очень увлекательной, с перерывами на поцеловаться, пообниматься и пару раз вписаться в углы. Валику казалось, что углы в своей квартире изучить он уже успел, но, очевидно, нет. Дима очень хорошо отвлекает, а сам углы не видит без очков, сейчас красующихся на голове, чтоб не мешали, не кололись и не норовили попасть в глаз когда не нужно. Раздеваться они начинают в коридоре, просто потому что могут себе позволить. Рубашку Димы расстегнуть и стащить с плеч не сложно, а вот высокое и узкое горло свитера Валика создает некоторые проблемы. Все модные решения сегодня как-то разом против его личной жизни. До спальни приходится добираться одетым.
Матрац упирается под колени, Дима шарит уже теплыми руками по бокам, животу, спине, поднимается на грудь, тянет, казалось бы, податливый материал, но не все так просто.

— Стой, застрял, — сдается Валик.

Руки Дима убирает, даже сам чуть отодвигается, освобождая Калигари место для маневров. Проблема, к счастью, решается просто — достаточно распустить пучок на затылке. Занимает это все от силы секунд десять, но пока Валик выбирается из мягкой шерсти, Дима говорит:

— Подушка на меня шипит…
— Это не подушка, это Данила.
— Твоего кота зовут Данила? — Дубин щурится на черную, пушистую подушку, а она в ответ смотрит желтыми глазами.

Зла, впрочем, не держит, а принюхивается к протянутой руке, тут же прыгает на колени и принимается урчать. Дима от удивления ойкает. Данила по характеру сущий ангел, но это совершенно не отменяет его почти тринадцать килограмм и драное ухо, которое Дубин как раз и чешет.

— Ну да, а что?
— Ничего, просто неожиданно как-то.
— А чего ты ожидал, Люцифера какого-нибудь? Мефистофеля?
— Типо того.

Валик смеется, снимает кота с колен и отправляет на пол. Они, вроде как, были заняты. Данила, распушив хвост, гордо удаляется из спальни. Дима в это время вытирает очки простыней и, нацепив их обратно на нос, сначала моргает удивленно, а потом выдает:

— Ох вау. У тебя волосы. Длинные!

Реакция у Димы просто сногсшибательно очаровательная: удивление, восторг, заалевшие скулы. Валик наконец-то, спустя столько времени, может поймать в объятия и целовать, без угрызений совести и моральных дилемм. Дима такому повороту событий определенно рад, судя по тому как самозабвенно отвечает на поцелуй, а руку кладет на затылок, сначала перебирая в пальцах длинные черные пряди, а потом щекоча короткий ежик. Заваливает на кровать, нависает сверху. Валик может себе позволить коснуться его плеча, бицепса, груди. Скрывать такие совершенно восхитительные мышцы под грустными классическими рубашками само по себе преступление. Калигари, конечно, не представитель закона, но за такой вопиющий криминал присудил бы пожизненное в кровати.
Дима, конечно, об этом не знает, но пожизненное в кровати определенно воплощает в жизнь. Целуются они долго, даже не соизволив снять штаны, и это, несомненно, замечательно, но и губы ноют, и голова гудит. Голова, возможно, от выпитого, а возможно, и от того, что уже четвертый час утра. Валик тянется к брюкам, но стоит пальцам коснуться ширинки, как Дима ерзает.

— Валь, — тихо, мягко говорит он.
— А?
— Нет, ничего, — не развивает тему Дима, только утыкается носом в шею, слегка прихватывает кожу губами. Сам тянется к чужим джинсам, но тут Валик работает на опережение.
— Так, давай ты ложись, я сам сниму.
— Пока опять не застрял? — смеется Дима.

Валик вместо ответа ловит его окончательно сползшие черт знает куда очки и откладывает в сторону. Дима устраивается на спине, моргает и тут же щурится.

— Мне не видно.
— И что тебе не видно?
— Тебя.
— Большое упущение.

Дима собирается сказать что-то еще, но неожиданно зевает так отчаянно, что Валик готов поклясться — он определенно услышал хруст челюсти. Смешок сдержать в данной ситуации невозможно просто физически. Дима виновато поднимает плечи и отчаянно борется с еще одним подступающим зевком.

— Я знаю, чем нам стоит сейчас заняться, — глубокомысленно говорит Калигари, наконец избавившись от джинс. — Лечь спать.

Дима, вместо того, чтобы лечь на манящие мягкие подушки, наоборот вскидывается.

— Но я, но ты? Ты не хочешь? — О, Валик хочет, очень хочет, но так будет лучше. Но до того, как он успевает озвучить что либо, Дима быстро продолжает: — Я не передумаю! И не усну в процессе.

Валик косится на него с подозрением.

— Ну… Не передумаю точно. Не усну? Не настолько точно.
— Вот и замечательно. Так что спать, а с утра со свежими силами вперед.

Дима сосредоточенно думает. Видимо, взвешивает варианты. Валик его не торопит, в принципе, любой расклад хорош, кроме, возможно, того, при котором Дима сбежит домой. Но бежать он не планирует. Снимает и свои брюки, переминается с ноги на ногу и лезет под одеяло к Калигари. Тут же рассыпает поцелуи куда дотянется — и в губы, и в скулы, и в шею. А потом с удовлетворенным вздохом затихает, проваливаясь в сон практически мгновенно.

Данила конечно же прибегает как только возня затихает, а дыхание Димы выравнивается. Нагло запрыгивает на кровать, укладывается в изголовье. Дима на это даже не шевелится. Ну и хорошо, часов здорового сна будет не четыре, а все шесть. То, что нужно для насыщенного утра. А может, и дня. Выходные у Дубина вещь редкая, так что каждая минута на счету.
У Калигари расписание уже готово. Столько дел, столько дел, и все не вылезая из кровати.