Сюй Фэн не причиняет Жунь Юю вреда.

Самоконтроль на пределе возможного. Один лишний удар сердца - а дальше азартное марево, кураж и перегибы. Под сотней взглядов у него быстрые отточенные движения и красивые развороты с хлещущей по ногам и по-змеиному вокруг них заворачивающейся парчой. Уклоняется от чужих рук, на своих ощущая только касание белого шелка, пропахшего грозой и шалфеем. А в глазах картинка убийственно четкая: обсидиановые жесткие глаза и строго поджатые губы. Прядь волос, выбившаяся из прически в тот момент, когда Жунь Юй уходит с линии удара кувырком назад. Отскакивает, вжимаясь лопатками в золоченую колонну, и отталкивается тут же, кидаясь в бой. Он теснит Сюй Фэна, и это даже неловко, потому что все смотрят. И отец смотрит. И матушка. И очень не хочется проиграть, хотя и это всего лишь развлечение, небольшое представление для Императора.

У отца день рождения, и он собирает пир на весь мир. Он собирает небожителей и высших духов, пьет вино из груши и благожелательно улыбается, принимая подарки и поздравления. Он мил с матушкой весь день, влюбленно сплетает пальцы с её тонкими хрупкими пальчиками и называет ее не официально "Императрица", а милым домашним именем Яо-эр. И это редкость, как черный жемчуг, и это сильно сжимает Сюй Фэну сердце мягкой теплой лапой. И когда отец смотрит на него и Жунь Юя долгим предвкушающим взглядом и просит о небольшом показательном поединке, маленьком, безоружном и  безопасном, всего лишь рукопашная с главным правилом - не нанести вреда, дети не могут отказать.

Сюй Фэн бьется с Жунь Юем не впервые - во время обучения несколько раз приходилось - но впервые на публику. Он становится в стойку с ощущением закипающего азарта. Как первая степень Пламени, как глаза краба в греющейся воде в нем проявляется что-то неспокойное. Что-то, что веселится и куражится, и не хочет сдерживаться. Что-то, что уже представило вокруг полчища врагов, победу и почести, и уже не видит перед собой Повелителя Ночей. Сюй Фэн ловит это чудовище за юркий шипастый хвост и сворачивает ему ноги. Они в главном зале Небесного дворца, и на них смотрят все небожители, нельзя проиграть, но и нельзя драться всерьез. Потому что это не всерьез. Это всего лишь развлечение. А напротив всего лишь Жунь Юй. Он старше, и Сюй Фэн уважительно дает ему фору. Делает такой призывный жест рукой - давай, сделай это, атакуй - и первый удар принимает по невнимательности на запястье. Это больно. Хоть Жунь Юй и выглядит хрупким, он знает свое искусство, он совершенствовался не меньше, чем Сюй Фэн и он тоже хочет победить.

Сюй Фэн отступает на шаг. Никаких кулаков - ровные напряженные ладони. Не должно быть крови на празднике. На секунду ловит взгляд Повелителя Вод, равнодушный и в тоже время неотрывно следящий, кажется, больше даже за Жунь Юем, и пропускает выпад. Повелитель Ночей не успевает ткнуть Сюй Фэна в живот - тот  почти падает на пол, выламываясь в пояснице, а после идет в атаку. Без жалости, без гнева и пристрастия. У Жунь Юя совершенно хладнокровное лицо. С таким спокойствием постигают нирвану и отправляют солдат на смерть. С таким спокойствием он припадает к полу на развороте подсекая Фениксу ноги, но тот успевает подпрыгнуть и не попасться в эту ловушку. Они носятся по залу, чудом не превращаясь в кометы и сгустки энергии, ощущая друг друга ладонями, локтями, плечами. Сюй Фэн на мгновение теряется, где заканчиваются его руки и начинаются руки Жунь Юя, потому что показательная драка длится, кажется, вечность, а они не дают друг другу ни секунды передышки.

Взгляды липнут. Отцовский, внимательный и заинтересованный жжет спину и ладони, и Сюй Фэн чувствует отголосок духовной энергии Его Величества, сияющей и пламенной, довольной, и начинает действовать жестче, загоняя Жунь Юя все дальше в угол и поражаясь, как же это легко. Невероятно, как он сильно бьет и как легко выматывается, как он при его уровне совершенствования так часто умудряется проигрывать! Как вот сейчас легко прорвать его глухую оборону, проломить, продавить... И как удивительно мешаются чувства - вселенская нежность к хрупкому брату, сострадание побежденному на глазах у всего Небесного Царства и какое-то безумное охотничье ощущение щекотки на кончиках пальцев, требующее свернуть эту лебединую шею.

Сюй Фэн ставит блоки на чужие выпады и тут же нападает сам, ощущая, как кровь в жилах закипает. Как в руках остается мягкий отклик боли от столкновения с чужой жесткой рукой, как кожа и кости бьются об кожу и кости, с глухим, но совершенно уникальным звуком борьбы. Как четко поставленное дыхание - их обоих - смешивается в единое звуковое полотно, и шумные выдохи почти синхронизируются. От быстроты в глазах плывет и пляшет, и нет небожителей больше - только пятна золотого света среди которых они с Жунь Юем существуют в бесконечном здесь и сейчас. Противники и братья. И среди этого золотого света есть только удары и блоки, глаза (не)врага и прагматичная холодная сосредоточенность в них. Он метит в печень, но получает блок, а потом Жунь Юй пропускает тычок в солнечное сплетение, не успев отлететь, и Сюй Фэн ищет в его лице следы тошноты, боли и помутнения сознания. Жунь Юю будто плевать, но дыхание безнадежно сбивается, и потом он пропускает еще и еще удар за ударом. И это одновременно жалостливо и горячо, и воздух дрожит вокруг них, словно от колокольного гула. Хочется еще. Хочется выпустить когти Феникса и вцепиться ими, изогнутыми, в плечо Дракона, обжечь, порвать, залечить, вливать ему духовную силу часами - сотню лет за сотней, чтобы только не прекращать.

Сюй Фэн заламывает Жунь Юю руку, мягко, чтоб не травмировать хрупкие кости, ощущающиеся даже сквозь бесчисленные складки одежды. Это, кажется, конец, но у Жунь Юя воли неизмеримо, и он сопротивляется, выкручивается, выворачивается, как уж из рук, бросается в новую слабую, отчаянную атаку и теперь уже проигрывает бесповоротно. Сюй Фэн вжимает его спиной в пол, не заботясь об острых выступающих лопатках, которые наверняка все чувствуют, удерживает, подавляет своей безоговорочной победой. Он - молодой Бог Войны, как его прозвали. Пусть даже ни разу не воевал, но ему рукоплескали наставники и целовала в лоб матушка, восхищенная успехом. С ним никому не сравниться, и теперь его пробирает гордостью, от которой он ощущает себя невероятно легким, словно внутри порхают бабочки. В висках колотится кровь азартная, бесшабашная, а под пальцами - запястья Жунь Юя, узкие до слезного сострадания, вжатые в каменный пол. И лицо его напротив с выражением полной покорности. Лоб его, взмокший от драки, и печальный разрез глаз, которые при ближайшем рассмотрении все равно что зеркало. Зрачка не видно, а свое отражение, взбудораженное и обалдевшее от эмоций - запросто. И губы влажные, приоткрытые в тяжком задыхающемся вздохе, раскрасневшиеся, оттого словно густо накрашенные помадой. А ниже - оголенная шея. Впервые оголенная, не закрытая наглухо тяжелыми одеждами нежная ямка меж ключиц и тянущиеся к ней сухожилия, и сами ключицы, сильно проступающие под молочной кожей, и этот шрам, который Жунь Юй не помнит, как получил, но скрывает всеми силами. Сюй Фэн видит его, эти ключицы и эту шею, и ощущает себя так, будто теряет свой человеческий облик. Будто он весь становится чистым пламенем от одной лишь мысли, что Жунь Юй не сможет сейчас уйти и поправить одежду, и ему придется сидеть дальше вот так, бесстыдно растрепанным, и все будут видеть края его уродливого шрама, выглядывающие из-под ханьфу. Его самое сокровенное, скрытое тюлем, шелками и вышивкой, теперь выставлено напоказ, и это Сюй Фэн с ним сделал. И эта мысль жаркая, превращающая кровь в лаву, одновременно сладкая и полная священной ярости, колотит Сюй Фэна лихорадкой так мощно, что он уже не различает, прошла минута с конца драки или час. Жунь Юй лежит под ним, побежденный публично Белый Дракон, Повелитель Ночей, его старший брат. И Сюй Фэн бессознательно чуть подается вперед, смущая Повелителя Ночей этой неожиданной близостью до краснеющих кончиков ушей, и как будто пьянеет от запаха грозы и шалфея.

"Фэн-эр?"

Его голос звучит звонко и запуганно, словно лязг рабской цепи, прямо в голове у Сюй Фэна. Его голос, как прикосновение кубика льда к разгоряченной коже, заставляет вздрогнуть и отпрянуть, осознав, что представление затянулось. Осознав, что он нависал над Жунь Юем чуть меньше минуты, но едва не потерял лицо из-за своего странного состояния, и этот факт лишь чудом остался их очередной маленькой тайной. Остался почти искрящимся напряжением между ними в тот момент, когда Сюй Фэн зажал чужие запястья и занес руку для финального удара, но так и замер, демонстрируя положение тела, идеальное, как в учебнике. В реальной драке последовало бы мгновение на концентрацию энергии в кулаке и удар в даньтянь, который ломает меридианы в труху, выбивая из противника львиную долю духовных сил. Здесь и сейчас Сюй Фэн не бьет, но ощущает под пальцами слабое дергающееся движение, бешеный пульс Жунь Юя и поднимающееся из глубины его существа взрывной волной сияние ци, как если бы пойманная птица старалась вырваться из силков, как будто Повелитель Ночей действительно пугается и инстинктивно готовится защищаться всерьез. А потом замирает и тянется к нему мыслями, зовет его по духовной связи, и все резко становится на свои места, словно неуправляемо крутящийся калейдоскоп наконец останавливается.

Сюй Фэн поднимается и помогает встать брату. У Жунь Юя холодные, словно обескровленные, ладони. 
Они синхронно кланяются Императору, и тот улыбается ясно и солнечно.

- Сюй Фэн, твое мастерство действительно велико!

Во взгляде отца целое море сверкающей гордости и радости, и остальные небожители смотрят так же, с удовлетворением и восхищением. И Сюй Фэн чувствует себя действительно Богом Войны, победителем, будущим величайшим героем из легенд. Это все о нем, потому что иной судьбы быть не может. Он хороший почтительный сын и лучший боец Небесного Царства, и в него верят. Все эти небожители, все эти духи, высшие и низшие, смотрят на него с обожанием, а ведь он показал им лишь меньшую часть своих способностей. И он дает им еще один повод любить себя. Он касается лбом ковровой дорожки еще раз и этим сохраняет лицо Повелителю Ночей.

- Отец преувеличивает. Жунь Юй позволил мне победить.

По залу катится тихий шепот. Конечно, это не то, что стоило бы обсуждать долго и о чем было бы интересно пустить сплетни, всего лишь дань вежливости старшему брату, но Сюй Фэн видит в этом красивый жест публичного признания. Ему мало просто ценить свою семью, ему хочется делать это напоказ. Ему хочется больше восторгов и восхищения, ему хочется восторгов и восхищения от Жунь Юя, и когда волна затихает, он чувствует удовлетворение.

Короткий взгляд в сторону, будто выстрел, и Сюй Фэн видит лицо брата, ни капли не изменившееся. Только глаза его взволнованно бегают по лицам Императора и Императрицы, и это вносит смуту. Сюй Фэн преподносит ему свои почести, хотя победил в чистую. Ни капли магии, никакого оружия. Он победил. И он ждет хотя бы "спасибо". Он ждет, что Жунь Юй улыбнется своей светлой нежной улыбкой, как только он и умеет, и пригласит потом к себе во Дворец Небесных Сфер, чтоб пить чай, шутить и смеяться, но происходит ровно наоборот.

Жунь Юй утекает от него.

Проходит на свое место, садится, мелкими рваными, как у ящерицы, движениями пытаясь незаметно поправить одежду, а потом замирает нефритовой статуей, уставившись прямо перед собой. Весь - идеальная осанка и каменное лицо, до последнего волоска искусство, пока Сюй Фэн ощущает горечь отравленной победы во рту и вспоминает, каковы на ощупь запястья Повелителя Ночей. Сюй Фэн пьёт вино, не разбирая вкуса, но отчаянно быстро пьянеет. Настолько быстро, что через две пиалы уже позволяет себе в упор смотреть на чужую лебединую шею, игнорируя  и отца, и мать, и танцовщиц из Царства Птиц.

"Фэн-эр, хватит так смотреть"

Взгляд искоса. Пальцы по боками пиалы стучат барабанным ритмом боевой песни. Нефритовая статуя показывает свою живую сторону, слега прикусывая губы, прежде чем снова застыть в холодную бесчувственность.

"Фэн-эр!"

А потом аккуратно складывает пальцы в какую-то незнакомую мудру, другой рукой проводя по не дрогнувшим векам, чтоб спрятать взгляд, и делает, вероятно, непростительную, но очень занимательную глупость, материализуя лёд под чужой одеждой. Холод обжигает, резко выводя из жаркого пьяного марева. Сюй Фэн вздрагивает, тут же ловя немой вопрос Императрицы, успокаивает её какой-то чушью (почти правдой) по духовной связи, не переставая ощущать мурашки по коже. Впервые так ярко и остро чувствуя это морозное покалывание по телу, фонящее чужой духовной силой. Сюй Фэна колотит от контраста винного жара внутри и льда снаружи, и понимания, что <i>этого</i> никто больше не заметил. Это только их дело, и Жунь Юй сотворил с ним то же, что Сюй Фэн сделал с Жунь Юем полчаса назад. Он сделал его уязвимым, поставил в странную и неловкую ситуацию, и теперь Сюй Фэн понимает, что чувствовал Жунь Юй, когда стоял посреди зала, потрепанный, в сбившейся одежде, осознающий, что шрам неприкрыт. Воздух от волнения и алкоголя идет цветными кругами, голоса сливаются в шум. Феникс снова смотрит на Жунь Юя, в надежде поймать его взгляд, дотянуться до него духовной силой и спросить напрямую, что это было, но на месте, где сидел Дракон теперь пусто.

Жунь Юй утекает. Кем бы ни была его мать, Повелитель Ночей кровь от крови вода. Ускользающий.

Сюй Фэн замечает его стремительно удаляющийся силуэт, белое пятно у самых дверей - когда только успел отпроситься? А потом вспоминает, что скоро ночь. Что у Жунь Юя звезды и галактики. Самая большая его драгоценность, которая не стоит ничего для тех, кто ночью нормально спит. И он уходит к своим звездам от этого праздника, от родителей, от Сюй Фэна, даже не попрощавшись. Со дна фениксовой души снова поднимается тот же злой кураж, что и в начале драки. Он допивает вино одним махом, вламываясь в сознание Жунь Юя с деликатностью армии, топчащей цветы у дорог, ловя его в полушаге от того, чтоб переступить порог.

"Жунь Юй, куда ты уходишь?"

Замирает на долю секунды и делает шаг. Утекает. Двери, как шлюзы.

"Мне нужно работать. Хорошо отдохни сегодня, Фэн-эр."

Маленькая темная щель схлопывается гулом тяжелых дворцовых дверей. Плотина построена. Шлюз закрыт.

"И не пей много."

Ускользнул. Кровь от крови вода.

Сюй Фэн ощущает себя, как будто сидит на берегу пересохшего ручья. Страдающим от жажды и безбожно обманутым.