Не медли, двигайся дальше.
Давай, нет времени.
Твоё будущее зависит только от твоего воображения.
Отбрось все свои страхи, нам можно всё,
и у тебя все ключи.
Кёнсу сосредотачивается и топает ногой, пропуская силу сквозь себя и призывая мощь земли. Земная кора подрагивает, подчиняется его воле, грунт вспучивается и разлетается, разит врагов, поражая их словно осколками разорвавшегося снаряда.
Земля вздыбливается, комья превращаются в опасное оружие, что сметает врагов похлеще кулаков мощных гигантов из сказок. Враги падают на разверзающийся под ними грунт и тонут глубоко под землёй. За шумом стихий практически не слышно криков врагов, возможных стонов раненых или умирающих.
Слева чёрно-голубыми вспышками косят врагов трое — Чонин, удерживающий Минсока и Бэкхёна одной рукой за пояса, и Мороз и Свет, спускающие силу с поводка. Чонин телепортируется раньше, чем враг понимает, откуда следует губительный удар смертоносного холода или вспыхивает ослепительный свет, разрезающий зрачки.
Эти трое отлично спелись, и пока враг старается протереть глаза от слепящих вспышек, Мороз щетинится ледяными иглами, охлаждает холодом сердца и пронзает их сотнями студёных мечей. Чонин же следит за тем, чтобы вовремя уберечь от опасности. Эдакий ангел-хранитель, что при нужде доставит раненых в Цитадель.
От сметающего врагов с ног ветра закладывает уши, из земли в небо бьёт молния, и картину завершает вода, бьющая наотмашь. Гроза в чистом виде, угрожающая непогода, слетающая с пальцев Чондэ, Сехуна и Чунмёна. И если бы Кёнсу был суеверным человеком, он бы знал, что у грозы не один бог — а трое.
Я мечтал о тебе, не засыпая.
Надеюсь, надеюсь, я не забуду о тебе.
Сегодня мы вместе
весело всё это снова сожжём.
Мы стали одним целым, я чувствую, чувствую.
Заведи меня.
Кёнсу улыбается, несмотря на то, что вокруг творится непонятное, а земля, призванная им, превращается в комья грязи. Не менее смертоносные, чем прежде, потому что лёгким движением руки Минсок их замораживает, прежде чем раствориться в чёрной дымке телепортации.
В нескольких метрах от себя Кёнсу видит замедлившихся врагов, сражённых замедлением времени, спустя миг их поднимает в воздух и бьёт о землю с силой и яростью, а к недобитым пикирует чёрный дракон. Тао, Хань и Крис неутомимо прикрывают тыл.
Тао подмигивает Кёнсу и вновь сосредотачивается на удержании врагов, пока Хань, используя свою силу, крушит их одного за другим. Дракон, раскрыв огромные крылья, зависает в небе, делает пируэт, красуясь, и вновь обрушивается на врагов с неутомимой жаждой смерти.
Справа проносится обжигающая волна ярко-оранжевого пламени. Чанёль не даёт расслабиться, отбрасывает противника на острые шипы льда и добивает огнём. Прыгает, уклоняется от ударов, взлетает на несколько метров над землёй, расправляя огненные крылья.
Лишь Исин находится в Цитадели. До Зова не смеет высунуться. Его сила бесполезна на поле боя, уже пробовали держать целителя при себе, но даже в кольце замедленного времени до него добирались. А терять единственного врачующего раны они попросту не могут.
Мы это сила, сила.
Когда ты смотришь на меня,
когда чувствуешь, что наши сердца похожи.
Это сила, сила.
Мы становимся сильнее.
Включай музыку сейчас.
Рядом вновь мелькают бело-голубые всполохи, окутанные тонкой паутинкой темноты. Обдаёт холодом и режет светом глаза, но Кёнсу уже привык. Слышится смех — Минсок с Бэкхёном успевают что-то учудить, и оценивающий бархатистый хохот Чонина тому подтверждение.
Раздаётся глухой рокот приближающейся грозы, земля дрожит, призывая Кёнсу, и Кёнсу бьёт ногой в очередной раз, пробуждая силу. Ветер поднимает землю вверх, Мороз превращает в лёд, а Телекинез направляет её во врагов.
Лёгкое марево бушующего пожара раздувают мощные драконьи крылья. Свет слепит и дезориентирует, Вода заливает лёгкие, Время создаёт очередной круг, чёрные плети Телепортации возникают то тут, то там.
Мы это сила, сила
Мы получили эту силу
через музыку.
Когда мы вместе поём в один голос
Это сила, сила.
Мы становимся сильнее.
Включай музыку сейчас.
Они действуют единым механизмом. Слаженным, цельным, неделимым. Хранители сил должны выстоять и защитить мир от всех врагов. Это их задача. Тяжёлая, иногда кажущаяся непосильной, но необходимая. Как дыхание.
Кёнсу на мгновение становится страшно, скорее даже противно. За несколько часов они сразили стольких врагов. Бессметное количество. И завтра всё начнётся сначала, будто они сами закрыты во временном кольце и вынуждены проживать один и тот же день раз за разом.
Хватит сейчас беспокоиться, стоп.
Даже сейчас время идёт тик-так.
Мы стреляем,
Идём у нас есть бэнг-бэнг, бах, вау.
Мелодия, что льётся из наушников
увеличиваю звук до громкого шума, сюда! Выше!
Мы всегда получаем эту силу.
На грани сознания едва слышно стонет Бэкхён, пока Минсок замораживает длинную чёрную полосу на его вспоротой спине, не обращая внимания на заливающую собственное лицо кровь и дыру в груди. Чонин покорно ждёт завершения, чтобы телепортировать в Цитадель к Исину. И телепортирует обоих, несмотря на угрозы Минсока.
Чондэ зажимает рану на плече и тяжело опирается на поддерживающего его Чунмёна, что выглядит чуть лучше лишь потому, что Хань усилием воли задерживает рвущуюся из развороченного бедра кровь, сам при этом сжимает окровавленные виски.
Сехун приобнимает бледного Криса, хотя и сам едва не валится с ног. И держится лишь благодаря замедлению времени раненого Тао. Друзья ранены, но держатся. Кёнсу хмурится, осматривая себя. Лишь только длинные тонкие раны от острых когтей. Даже не кровят толком.
Возвращается Чонин в мгновения ока и утаскивает раненных товарищей одного за другим. Пара — это максимум, но он и сам порядком вымотан и, судя по потемневшей прилипшей одежде, ранен. Поэтому после Минсока и Бэкхёна он берёт самых тяжелораненых по одному и переносит к Исину.
Кёнсу не сразу понимает, что бой завершён. Враг вновь поражён. Не бьют наотмашь тёмные плети, не разят отравленные стрелы и смазанные мертвечиной мечи. Не рвут тела адские когти и ядовитые зубы. До завтра у них есть время.
Чонин появляется перед Кёнсу совсем серым и осунувшимся, но тянет руку, чтобы помочь и телепортировать. Кёнсу качает головой, глядя, насколько ослаблен Чонин, но всё равно продолжает упорно исполнять свой долг.
— Где Чанёль?
— Не знаю, — испуганно расширяет зрачки Чонин. — Я его ещё не переносил.
— Ступай, пусть Исин тобой займётся, я найду Чанёля и призову или тебя, или Дракона. Но ты должен восстановиться.
Кёнсу утирает кровь со щеки и хмуро смотрит на насупившегося Чонина, тот неохотно исчезает в дымке. Хорошо, что враг повержен, иначе раненый Чонин был бы отличной мишенью для когтистых щупалец. Замедленный, ослабленный, уставший.
Пробираясь сквозь тела врагов, Кёнсу осматривается в поисках Чанёля. И находит его, приваленного тёмной тушей какого-то существа, применив силу, он освобождает Чанёля и осматривает его с ног до головы. Просто оглушён. Ничего серьёзного, никаких тёмных паутинок, ни крови. Своей крови, не чужой. Кёнсу не может устоять и тянется к приоткрытым полным губам.
Если наступит тот день, когда ты выбьешься из сил, вспомни, малыш,
насколько мы прекрасны.
Ты снова поднимешься и эта сила,
она заключается в тебе.
Мы это…
Мягкие, чуть сухие с привкусом соли и совсем лёгким крови из-за прокушенной нижней. Губы Чанёля как магнит. Давно манят к себе. И устоять невозможно. Особенно сейчас, когда он не будет застукан. Чанёль открывает глаза и недоумённо смотрит на отпрыгнувшего от него Кёнсу.
— Ты меня… поцеловал? — удивлённо спрашивает Чанёль и протирает глаза кулаком. Как ребёнок ото сна, честное слово. — Пока я был без сознания? Кёнсу?
Кёнсу досадливо кусает губу и чешет затылок. Спалился так нелепо и глупо. Это и впрямь выглядит странно. Словно он какой-то маньяк или безумец. Решил поглумиться над поверженным товарищем, пока не получит отпора. Как объяснять?
— Решил проверить достоверность сказки о Спящей Красавице, — с беспечной улыбкой отвечает Кёнсу, а сам думает, какой он идиот, и что теперь будет.
Выглядит он, пожалуй, неубедительно и ни разу не беспечно. Как ни пытается. И улыбка явно неестественно прилипла к губам. Потому что Чанёль садится на земле, привычно осматривает себя на наличие повреждений и переводит глаза на Кёнсу. Смотрит так, что Кёнсу становится муторно. Вот зачем он поддался искушению? Как теперь быть?
Чанёль приподнимает брови и склоняет голову к плечу. Смотрит своими огромными тёмными глазами так, что Кёнсу становится не только неловко, но и стыдно. Даже холодок по позвоночнику бежит. Неприятный такой, склизкий, как слизень, упавший за шиворот.
Надо ж было так сорваться. По-глупому. Но он устал только смотреть на Чанёля. И чувство, что крутит спирали внутри, когда у Чанёля гаснет неестественно-красный глаз, иначе как нежностью или даже чем-то большим назвать не получается.
— Извини? — полувопросом отвечает Кёнсу и слышит, как дрожит его голос, а глупая улыбка растворяется на губах. Будто и не было её секундой ранее.
— Это нечестно, — тихо говорит Чанёль и смотрит в упор. Не мигая, губы не дрожат в привычной усмешке. Кёнсу даже почти не страшно. Что бы потом ни случилось, они будут уничтожать врага. Вопрос лишь в том, в каких отношениях.
— Я больше так не буду. Прости.
Кёнсу отступает на шаг. Он готов позорно бежать в Цитадель, чтобы запереться в своей комнате и не выходить оттуда как можно дольше. Сглупил так сглупил. Ничего не поделаешь. Чанёль поднимается с земли, возвышается над Кёнсу, и он невольно отступает на шаг.
— Ты не понял, — говорит Чанёль, и сердце Кёнсу ухает вниз. Сейчас Чанёль его испепелит и принесёт полусожжённую тушку на восстановление. А это тебе не раны сращивать. Это очень больно. Кёнсу отступает ещё на шаг.
— Ты не понял… Ты меня поцеловал, а я не помню. Так нечестно. Понимаешь?
Чанёль хватает Кёнсу за запястье, не давая ускользнуть, подходит ближе, и Кёнсу вынужден запрокинуть голову, чтобы посмотреть в глаза возвышающемуся над ним Чанёлю. Чанёль тянет Кёнсу на себя и склоняется ниже, чтобы выдохнуть в губы:
— Я хочу вспомнить, каково это. Можно?
У Кёнсу пересыхает в горле в мгновение ока, будто магический жар Чанёля выжигает в нём всю жидкость. Кровь бурлит, но он молча кивает, глядя в потемневшие глаза. Один на мгновение опять краснеет, но Чанёль душит силу и целует Кёнсу так, что у него становятся ватными коленки.
— Вспомнил? — дрожащим голосом спрашивает Кёнсу, отстраняясь от огненно-горячего Чанёля. Облизывает внезапно пересохшие губы и смотрит в глаза. Он уже капитулировал окончательно и бесповоротно. Не начав сражения. Но не уверен, что проиграл.
— Да, — кивает Чанёль, но опять тянется к нему, обнимает крепко, смыкая руки за спиной Кёнсу. Теперь не дёрнуться, из медвежьих объятий не вырваться. — Хочу ещё.