☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼
Сехун сидит на длинной деревянной скамье и опирается спиной о холодную стену спортивного зала. Вокруг тишина — никого нет. Час поздний. В стеклянную крышу спортзала заглядывает полная луна, но её сияние не пробивается далеко, так и остаётся на стекле масляными мазками.
А вот если погасить прожекторы, что висят на длинных балках под потолком, оставив свет лишь в раздевалке и тренерской, то луна оросит своим светом стены, нарисует на полу пересечения из сотен стёкол, повиснет на нитях чуть истрёпанного каната и превратит спортзал в картину кисти неизвестного художника.
Сехун наблюдает за Бэкхёном. За тем, как он проверяет луки один за другим, откладывает, укрепляя в стойках, берёт следующий и проверяет натяжение тетивы. Он каждый раз долго подбирает именно тот лук, из которого будет стрелять. Он натягивает тетиву неспешно, аккуратно.
Реверсные луки Бэкхён вообще лишь для соревнований использует и то с неохотой, ему нравится, как тетива натягивается, а лук прогибается, повинуясь гибким и ловким пальцам. Ему нравится чувствовать настоящее натяжение, а не облегчённое с помощью реверсных катушек. Один за другим луки послушно отступают. Бэкхён останавливается на реплике скифского лука, который ему подарили на день рождения.
Сехун сглатывает в очередной раз, когда вслед за выбором лука следует стрела. Обычная такая стрела, тоже реплика, но не менее смертоносная. Ложится на тетиву, а длинные пальцы оглаживают оперенье, оно скользит шёлковой волной сквозь пальцы, и стрела просто льнёт к пальцам Бэкхёна.
Внизу живота скручивается тугой узел, и Сехун вздыхает, откидывая голову на стену. Она холодит разгорячённую голову, но мысли не остужает. Он опять проиграл в игре «не смотри на Бэкхёна». Не думай о Бэкхёне. У него соревнования завтра, а он никак не может избавиться от мыслей о Бён Бэкхёне и от пронзающего тело напряжённого ожидания.
Он даже толком расслабиться не смог, и Бэкхён был свидетелем сведённых судорогой мышц и криво брошенных клинков. И даже улетевших мимо мишени. Такого раньше не было, но первые крупные соревнования пугали Сехуна до колик, и он никак не мог расслабиться и перестать накручивать себя. Потому и пришёл снова в зал.
Он думает о Бэкхёне сейчас больше, чем о предстоящем фиаско. Лучше о Бэкхёне, чем о соревнованиях. Тем более о длинных пальцах Бэкхёна, что могут скользит по коже так же нежно, как сейчас по оперению. Что трогают так же бережно, как оглаживают тонкую струну тетивы, проверяя натяжение. Что могут совсем не бережно и не нежно скользить внутри него, срывая хриплые стоны.
Сехун закрывает глаза, но Бэкхён не исчезает даже сейчас. Он остаётся на обратной стороне век, как отпечаток вечного клейма сладострастия когда-то поддавшегося напору Сехуна. А в голове отдаются звонким воспоминанием хриплые стоны, разряды наслаждения, прошивающие тело, и судороги удовольствия в конце.
— Сехун-и?
Сехун облизывает внезапно пересохшие губы и совершенно не уверен, что хочет открывать глаза. Ведь он и так видит Бэкхёна, мало ему, что ли? По-моему, достаточно. Он и так напоминает себе мазохиста, что с диким рвением делает больно себе, когда не могут сделать больно другие.
Потому что он с мазохистским удовольствием приходит на вечерние — почитай почти ночные — тренировки, чтобы быть с Бэкхёном рядом. А мог бы тренироваться в более удобное время. Ну что стоит метать ножи не в опустевшем зале, а под светом заходящего солнца среди десятков тренирующихся? И азарта поболе, и, глядишь, что подскажут дельное.
Но нет, надо приходить за полчаса-час до Бэкхёна, чтобы покидать вдоволь, а потом, сославшись, на усталость исподтишка наблюдать за Бэкхёном. Всего несколько секунд назад он ещё слышал, как стрелы вонзались в мишень, а теперь совершенно наверняка знает, что Бэкхён мягкой поступью идёт к нему. Сехун открывает глаза и видит перед собой взъерошенного Бэкхёна.
— Что?
— Да вот думаю, ты остаёшься на тренировках допоздна. Но никогда не изъявлял желания попробовать. Тебе неинтересно?
Сехун судорожно соображает, что ответить, окидывает взглядом прилипшую к груди футболку на Бэкхёне, плотно облегающие бёдра светлые штаны, опоясывающую руку до локтя защиту от тетивы. И надолго замирает на тонких шнурочках, удерживающих эту самую защиту. Потом переводит взгляд на пальцы и теряется совсем. Он едва сдерживается, чтобы не тронуть губами тонкий шрам на ребре ладони Бэкхёна, который, по сути, остался по его вине.
В тот вечер Сехун метал ножи, а Бэкхён подошёл неожиданно близко, и Сехун задрожал, а потом, замахиваясь, полоснул его по ладони. Кровь они остановили, и Сехун даже смог настоять на использовании кровоостанавливающего порошка, а не только тугой повязки, но не смог устоять перед Бэкхёном.
И с тех пор тонкий шрам будил в Сехуне ещё большее желание. Он качал головой и думал, что поганый фетишист, но поделать ничего с этим не мог. Как и сейчас, скользнув по шраму пальцами и задержавшись взглядом на нём, он с трудом сглатывает, стараясь не смотреть на воплощённое искушение.
— Не знаю, — мнётся Сехун.
— Волнуешься перед завтрашними соревнованиями? — понятливо тянет Бэкхён. — Нужно отвлечься, расслабиться.
Бэкхён отходит от него, и Сехун спокойнее выдыхает, но рано. Бэкхён машет ему рукой, манит к себе, и Сехун идёт к нему, прежде чем понимает, что делает. Но отступать уже поздно. Бэкхён зажимает лук и стрелу в одной руке, цапает его за запястье и тянет за собой на «огневой рубеж».
— Держи.
— Что?
Сехун не понимает, когда в его руках оказывается скифский лук с хищно изогнутой спинкой. Он не тяжёлый, но ощущается затаившимся для прыжка хищником, который волею судьбы оказался в его руках. На предплечье словно по мановению волшебной палочки оказывается тёплый наруч, который Бэкхён успел с себя снять и зашнуровать его на Сехуне.
Лук лежит в правой руке удобно, хотя Сехун видел, как Бэкхён стреляет с левой. Но задать вопрос он не решается, потому что вокруг пояса гибкой кошкой крадётся пояс от колчана, обхватывает и повисает приятной тяжестью, чуть спуская и без того низкой посадки спортивные штаны. Во рту пересыхает вмиг, а воздух испаряется из лёгких, когда на живот ложится прохладная ладонь Бэкхёна.
— Чуть повернись. Тело должно быть перпендикулярно мишени, — шепчет Бэкхён, и Сехун повинуется. — Стой прямо, но не напрягайся. Твоя поза должна быть устойчивой, но не напряжённой.
Прохладная ладонь легко скользит по спине, пуская короткие разряды странного тока по линии позвоночника. Надавливает на лопатки, заставляя их свести и выровняться. Но мышцы спины всё равно напрягаются под невесомой лаской длинных пальцев. Сехун вообще не уверен, что дышит.
— Ноги на ширину плеч, — Сехун уже наверняка не дышит, и стоит лишь потому, что рядом Бэкхён. Ладони Бэкхёна ложатся на внутреннюю сторону бёдер, чуть надавливают в стороны, и Сехун послушно разводит ноги шире. Но при этом молится, чтобы Бэкхён не поднялся чуть выше. — Ага, молодец. Чуть развернись корпусом. Руки размещаем вот так, — и опять ладони Бэкхёна на его теле, направляют, гладят будто ненароком, подсказывают. — Закрепляешь стрелу вот так, натягиваешь тремя пальцами, медленно поднимай.
Спроси кто Сехуна, как надо стрелять — не ответит. Он бездумно выполняет наставления, удерживает кончиками пальцев стрелу, которая так и норовит выпасть, сгибает пальцы, отводит, удерживает тетиву, поднимает лук и натягивает до упора. И даже скользнувшая под футболку рука почти не отвлекает от голоса, звучащего будто бы везде.
Он будто в трансе от происходящего, от согревшихся пальцев, что пробегаются по руке, расслабляя и направляя, от щекотного дыхания на шее и от прикосновения чего-то твёрдого к ягодицам.
Сехун на автомате отпускает стрелу, и тетива звенит струной, ударив по наручу. Отстранённо Сехун думает, какие синяки и ссадины могут остаться, стреляй он без защиты. Стрела идёт дугой, меняя траекторию, но всё-таки попадает в край мишени. Молоко.
И ему, честно говоря, плевать, что он не попал, что он поддался на провокацию, лук плашмя падает из ослабевших пальцев на пол, а Сехун на автомате подаётся бёдрами назад, ощущая, как плотно натянуты штаны на паху Бэкхёна, и прижимается лопатками к ходящей ходуном груди. Как он этого не заметил?
Сехун слегка поворачивает голову назад и хочет задать вопрос, но по губам проходятся длинные пальцы, очерчивают контур и легко оттягивают нижнюю губу, чуть проникая глубже. Жаркое дыхание щекочет щёку и шею, а вторая рука давит на низ живота, будто издеваясь.
— Сехун-и, ты такой напряжённый, у тебя на носу соревнования, а не каторга. Надо быть расслабленнее, что ты зажался? Тебя к этому надо просто подтолкнуть.
И Бэкхён подтверждает свои слова, толкаясь в Сехуна сначала на диване в тренерской, потом на столе, потом у стены, и Сехун понимает, как расслабляются мышцы, и напряжение сходит на нет. Он завтра определённо победит в соревнованиях, ведь Бэкхён обещал ему нечто необычное.