☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼
Минсок всегда был правильным альфой. Защищал слабых и показывал, что добро должно быть с кулаками. Слушался родителей и ел кашу по утрам. Отучился в университете и поступил на работу в смешанную школу, где требовался физрук. И сейчас преподаёт, а его ученики даже призы берут на городских соревнованиях. И омега у Минсока есть – стройный и ладный Чонгук. И внешностью хорош, и в постели ненасытен, и готовит, и поговорить есть о чём. А уж как он извивается на танцполе и под Минсоком, даже говорить не стоит. Что ещё нужно для счастья?
С Чонгуком они живут вот уже четвёртый год, и омега всячески намекает на то, что было бы неплохо узаконить отношения. Но Минсок тянет, не желая расставаться со статусом холостяка, хотя от брака их отделяют только документы и печать в паспорте. А так – чем не семья? Вместе живут, проводят уикенды, ночи любви и копят массу совместных воспоминаний. И вроде бы Минсока всё устраивает, но вот это эфемерное ощущение свободы он ещё не готов потерять. И вот тут начинается его неправильность.
Ученик Ким Чондэ переводится в школу спустя три года работы Минсока в начале второго семестра выпускного класса. Зачем родители так сделали, разбираться некому да и незачем. Перевели, деньги внесли – и ладно. Ким Минсок был правильным учителем ровно до того момента, как к нему на урок пришёл Ким Чондэ. Обычный сухощавый подросток с кошачьей улыбкой и горящими глазами. Любопытный до всего нового, исполнительный и привлекательный. С последним пунктом Минсок не может не согласиться. И здесь его правильность начинает трещать по швам.
Чондэ привлекает его с первого же занятия своими хитрыми взглядами и стройной фигурой. Потом добавляется активная жизненная позиция и мощный голос, берущий такие ноты, что в соседствующем с классом музыки спортзале дрожат окна. Самым сложным для Минсока оказывается не пялиться на ученика, чей заинтересованный взгляд он то и дело ловит на себе.
Взгляды становятся всё откровеннее, и Чондэ всё чаще недвусмысленно облизывает губы, когда Минсок ловит его взгляд и удерживает, слегка вскинув бровь. Чондэ удаётся соблазнительно выглядеть даже в самой обычной спортивной форме, взмыленным и уставшим. Минсок зависает на том, как Чондэ ерошит влажные волосы, что сосульками свешиваются на лоб, на том, как двигается его кадык, когда он пьёт воду из бутылки или смеётся. Недозволенно громко и вызывающе.
Он прекрасно понимает, что это неправильно, но он не может себе отказать в удовольствии хотя бы смотреть. Вот только с каждым разом становится всё невыносимее видеть открытые участки кожи, точёные скулы и призывно изогнутые губы, которые таят в себе улыбку, даже когда Чондэ серьёзен, ему невмоготу видеть скатывающиеся по коже капельки пота, лукавый изгиб губ, и ловить недвусмысленный взгляд старшеклассника. И он точно помутился рассудком, потому что его дома ждёт почти муж, а он отчётливо понимает, что хочет своего ученика.
Минсок облизывает нижнюю губу и щурит глаза, чтобы образ Чондэ немного поплыл, и он перестал быть таким невозможно, безудержно сексуальным. Фантазия услужливо подсовывает картинки одна горячее другой, и в каждой на месте Чонгука под ним стонет Чондэ. Это до чёртиков неправильно, но каждый раз Чондэ такой разгорячённый, вспотевший, с тяжело вздымающейся грудью рождает в Минсоке недозволенные фантазии. И смотрит Чондэ так, словно читает все мысли Минсока и вовсе не против воплощения их в жизнь.
Дом встречает запахом ужина, свечами и ему навстречу вылетает сияющий одетый лишь в тонкий халатик Чонгук. Минсок впивается в его губы поцелуем, прижимает к обувной тумбе, втирается между ног, заставляя развести их шире, и берёт омегу прямо в коридоре. Тщательно душит рвущееся с языка чужое имя, но лицо Чондэ появляется каждый раз, когда Минсок моргает. Он старается не двигать глазами, не закрывать их, смотрит только на прикрывшего от удовольствия глаза Чонгука, но всё равно его образ плывёт и заменяется на Чондэ.
Минсок глухо стонет и рычит от смешанных чувств. Вся его правильность катится коту под хвост, и он едва успевает выйти из разочарованно выдохнувшего Чонгука, чтобы кончить ему на бёдра. Чонгук хочет детей, но Минсок не готов, он не видит себя в роли отца, он ещё слишком молод, ему всего двадцать пять. Он пока хочет только наслаждений, а не выводок сопливых детей и полное отсутствие свободного времени.
Омега недолго дуется, но прощает Минсока. Как всегда. Он такой покорный и сдержанный в большинстве случаев, что от этого иногда становится тошно. Минсок и так редко позволяет себе заниматься сексом без презерватива, лишая чувствительного Чонгука наиболее ярких ощущений, и в такие дни, когда он срывается, Чонгук лишь тихо вздыхает, так и не получив горячее семя внутрь.
Они принимают ванну вместе, как всегда. Минсок мылит стройную фигуру Чонгука и думает о своём. А потом медленно пережёвывает ужин и хмурится, когда острый соус заходит в прокушенную губу. Но если бы он не вонзил зубы в нижнюю губу, на пике он бы простонал чужое имя. Имя того, с кем ему быть не следует. Просто нельзя.
Чонгук уходит на смену, а Минсок падает на кровать и устало прикрывает глаза. С этим Чондэ он точно с ума свихнётся. Но желание растёт с каждым разом, когда он видит своего ученика на занятии. Нет-нет, да мелькнёт в вырезе спортивной майки тёмный кружочек соска. Чондэ взбудоражит, вскипятит кровь собой, а потом посмотрит томным взглядом на Минсока – и всё. Минсоку больших усилий стоит сдерживаться, чтобы не сорваться. А оставшись наедине с собой в пустой квартире, он не может избавиться от образа Чондэ совсем. Он пробирается в мысли, прочно заседает в голове, и ничто не способно его оттуда выгнать.
Ближе к полуночи звонит телефон, и Минсок испуганно вскакивает. Он не любит поздние звонки – они всегда к беде. Он испуганно щурится и делает несколько вдохов, как перед погружением. И молится, чтобы просто ошиблись номером. Минсок находит трубку в темноте, случайно роняет её на пол, следом летит настольная лампа и повисает на шнуре в сантиметрах над полом. Минсок ругается, нащупывает телефон и прикладывает трубку к уху.
– Ким Минсок? – интересуется незнакомый голос, и сердце Минсока глухо ухает, падая в темноту.
– Да, – отвечает Минсок, и внутри всё обрывается вслед за сердцем.
– Заберите своего мальчишку.
– Что? – непонимающе спрашивает Минсок и растирает ладонью лицо.
– Адрес вышлю сообщением.
Минсок трёт глаза и с подозрением смотрит на телефон. Вскоре экран мигает новым сообщением, Минсок вызывает такси и спешно одевается. Телефон Чонгука привычно молчит. Когда он на смене дозвониться невозможно, а сейчас было бы очень кстати. Потому что Минсоку ещё ни разу не звонили с подобными требованиями. Это что же получается, ему сказал, что на смену, а сам?!
Сердце Минсока выстукивает странные ритмы, пока такси везёт его к ночному клубу. Он вваливается в сизый воздух подвала и оглядывается по сторонам. Видно крайне плохо, и он проталкивается сквозь танцующую толпу к бару, где собирается задать вопросы. Но они отпадают сами собой. На барной стойке танцует Чондэ, нагло улыбается всем и вливает в приоткрытые рты алкоголь прямо из горлышка бутылки.
Минсок хватает Чондэ за руку и стаскивает вниз, швыряет какие-то деньги из кармана в лицо администратора и, разъярённо дыша, тащит Чондэ за собой. Тот идёт послушно, не сопротивляется и даже не пытается сбросить с себя руки, лишь вцепляется так, что у Минсока кончики пальцев немеют. Чондэ с трудом садится в такси и тихо сидит целых три минуты.
– Учитель…
– Какой твой адрес? – зло рычит Минсок и разворачивается корпусом к сжавшемуся на сиденье Чондэ.
– Мне нельзя домой. Меня родители выгонят, – вздыхает Чондэ и пьяно хихикает, будто опровергая страх оказаться на улице.
– И что мне с тобой делать? – тяжело выдыхает Минсок и растирает лицо ладонями, пытаясь сосредоточиться.
– Можно я у вас переночую? Я буду тихо, как мышка. Честно-честно, – говорит Чондэ и смотрит такими глазами, что Минсок сдаётся.
Минсок идёт в душ, чтобы смыть смрад ночного клуба с тела, а когда возвращается, понимает, что Чондэ подозрительно развезло. Причина обнаруживается очень скоро – на столе стоит полупустая бутылка коллекционного коньяка. Он его годами по столовой ложке цедит, а этот выкушал полбутылки почти в одно лицо.
Тан сидит на коленях Чондэ и подставляется под ласки. А счастливый Чондэ чешет то за ушком, то под шеей мурчащее пушистое облако и улыбается так, что Минсоку дурно. Чондэ мнёт кошачьи бока и приговаривает «Пууууушистик! Пушииииистик! Пушистииииик!», а Тан мурчит, как трактор и разрешает даже брюхо чесать. Чонгуку не даётся, вцепляется всеми когтями и зубами, стоит лишь руку протянуть. А тут…
Чондэ немного качает и он глупо улыбается, когда видит Минсока. Он расплывается в улыбке ещё шире, встаёт с дивана и делает шаг, но его ведёт, и он падает на пол под дикий мяв Тана, который вцепляется всеми четырьмя лапами в упавшего Чондэ. Минсок подлетает к Чондэ и пытается оторвать от него орущего кота, но Тан упрямится, шипит и никак не желает убирать когти из кожи.
– Учитель Ким. Вы такой красивый, – говорит Чондэ и щурится, когда Минсоку удаётся отцепить от него кота. Кожу саднит, и он почёсывается, не отрывая взгляда от Минсока.
– Чондэ, – устало говорит Минсок и старается не поддаваться на наивное хлопанье ресниц, – давай обработаем царапины и пойдём спать.
– С вами?
– Чондэ! – недовольно фыркает Минсок и идёт в сторону ванной. – Чондэ? – Минсок оборачивается, но Чондэ лежит на полу и с улыбкой Мона Лизы изучает потолок. – Вставай!
– Простите, я не могу. Я рыбка, и у меня нет ножек, – недовольно хнычет Чондэ и наотрез отказывается подниматься с пола. Ещё и упирается.
Минсок вздыхает и, пересилив сопротивление, поднимает Чондэ обратно на диван. Тан топорщит шерсть и сверкает глазами из угла, а Чондэ тянет к нему руки и готов даже ползти в его когтистые объятия. Минсок шикает на обоих и идёт в ванную за мазью. Обрабатывает царапины на руках, Чондэ шипит и морщится, а Тан, подняв хвост, гордо усаживается на коленях раненого им Чондэ. Даже особо глубокую царапину зализывает с видом всезнающего лекаря. Чондэ тут же запускает пальцы в шерсть и блаженно прикрывает глаза.
Идиллия. Для полного счастья не хватает только пары штрихов. Минсок косится на подрёмывающего Чондэ, приносит подушку и плед, аккуратно накрывает их с Таном, но не решается сделать что-то с подушкой, потому оставляет просто рядом. Он устало трёт переносицу, потом лоб и массирует затылок. Спящий Чондэ ещё привлекательнее, чем прежде. А ещё по-домашнему уютный, каким никогда не бывает Чонгук. Он наоборот, как с обложки модных журналов, всегда ухожен и идеален.
Сон не идёт, в голове мирно дремлющий на его диване Чондэ с Таном на руках. И красивыми пальцами, что непроизвольно движутся в шерсти, не давая коту перестать урчать. И серебряное кольцо так привлекает взгляд, что Минсок долгие десять минут просто не может оторваться от мерно подрагивающих пальцев Чондэ. Да что с ним не так?! Чондэ – ученик, а он думает, как поцеловал бы каждый палец, остановился на суставах и тронул бы их языком.
От досады Минсок глухо стонет и хватается за голову, тянет себя за волосы и мычит в подушку. Но чем больше он терзается, тем скорее тело охватывает болезненное возбуждение. Минсок кусает губы и понимает, что надо что-то делать. Он поднимается и идёт в душ, иначе у него просто сорвёт крышу, и он не сможет сдержаться. Проходя мимо Чондэ, он цепляется взглядом за торчащую из-под пледа голую ступню и решает укутать её, чтоб не мёрзла. Но так и замирает с прохладной ногой между ладоней. Смотрит на узкую ступню с сильно выступающей щиколоткой, которую хотелось бы поцеловать всю. Оглаживает большим пальцем, прикрывает глаза и сглатывает, но это не помогает, он аккуратно кутает ногу в плед и неохотно поднимается.
Чёртов Ким Чондэ сводит его с ума. Абсолютно и полностью. Рядом с ним Минсок теряется и теряет голову. В ванной Минсок не столько принимает душ, сколько справляется с железным стояком. Он упирается одной рукой в холодный кафель, а другой водит по всей длине. Ритм рваный, но единственно верный, когда перед глазами только Чондэ. На самом пике ему слышится томный вздох, и он оглядывается, дверь приоткрыта, но никого нет. Он спешно вытирается и выглядывает в комнату, но Чондэ спит в той же позе, лишь плед сполз набок, вновь обнажая ноги, и Тан свернулся на подушке рядом.
Сонный утренний вид Чондэ – это отдельный штрих к его портрету. Он вызывает желание, лёгкое, невесомое. Хочется зацеловать заспанные глаза и губы, растянутые в сонной улыбке, тронуть ладонью острые позвонки на спине, разгладить морщинку меж бровей и взлохматить непокорные волосы. Минсок чувствует неестественный прилив нежности и с трудом сдерживается, чтобы не поцеловать Чондэ. Вместо этого он ставит перед учеником чашку с кофе и блюдце с вчерашним круассаном, а сам спешно ретируется, чтобы не было соблазна.
В школу они идут порознь, Минсок выпихивает сопротивляющегося Чондэ едва ли не ногами, а сам приводит в порядок квартиру и тщательно проветривает помещение. Ему стыдно перед Чонгуком за свои чувства к Чондэ, но в то же время он впервые ощущает такое, что заставляет его сердце сбиваться с ритма.
Спустя два или три месяца беспрерывных похотливых гляделок и всяческого соблазнения своим видом Чондэ непривычно робко скребётся в дверь, заглядывает, сверкая глазищами внутрь спортзала, и уточняет можно ли присоединиться к сборной по дзюдо. До этого он лишь активничал на занятиях, даже попал в сборную по волейболу, но запасным. Минсок коротко кивает:
– Занятие скоро подходит к концу, я посмотрю, на что ты способен. Переодевайся.
Спустя пару минут Минсок замечает, как Чондэ садится на дальние скамьи и покорно ждёт. Он оглаживает взглядом точёные щиколотки и выступающие ключицы и жмурится. Чондэ – ученик. И это всё. У него есть Чонгук, они уже решились таки на помолвку, и счастливый омега составляет списки приглашённых и сочиняет текст пригласительных.
Вскоре в зале они остаются один на один, и Минсоку становится нечем дышать. Потому что Ким Чондэ. И дело не в отлично выполненном ката сковывающих приёмов, не в отработанных бросках или в захватах, а в самом Чондэ. Он намеренно поддаётся Минсоку, падает на спину и тянет его на себя. От неожиданности Минсок приземляется сверху и понимает, что попал. Вблизи Чондэ ещё прекраснее и привлекательнее. Его хочется облизать всего полностью и сделать с ним ещё массу невероятно приятных вещей.
Чондэ победно ухмыляется и медленно облизывается. Юркий язык увлажняет приоткрытые изогнутые губы, и Минсок окончательно теряется в отличие от Чондэ. Он вновь хищно облизывается и зарывается пальцами во взмокшие волосы на затылке Минсока, тянет на себя и трогает губы кончиком языка. Минсок рвано выдыхает и впивается в приоткрытый рот с таким безумием, которого от себя не ожидал. Он прижимает Чондэ к татами и крепко сжимает край рёбер, спускается ниже и стискивает тазовые косточки. Чондэ рвано выдыхает в губы и запускает руку под дзюдоги, шарит по груди Минсока и впивается короткими ноготками в соски.
Минсок рычит, ощущая жар, идущий от Чондэ, и волну возбуждения, затмевающего разум. Он прикусывает губу Чондэ чуть сильнее, слышит тихое шипение в ответ, а на его поясе смыкаются ноги, и Чондэ притягивает его к себе. МинСок наваливается на грудь Чондэ всем весом и шалеет от происходящего. Реальность плывёт, все доводы и отговорки отходят на второй план, теряются где-то. Желание перерастает в какое-то дикое, животное вожделение, когда Чондэ трётся пахом о его пах, стонет в поцелуй и оголяет плечи, оставляя на них красные дорожки от ногтей.
Верхняя часть дзюдоги Минсока болтается на запястьях, и он сбрасывает её на пол, так и не отрываясь от поцелуя. Минсок тянет Чондэ за волосы, и тот послушно запрокидывает голову назад, подставляя шею с острым кадыком, который дёргается вверх-вниз в такт сбившемуся дыханию. Чондэ ёрзает под ним, крылья носа раздуваются, а обнажённая грудь вздымается, как кузнечные меха. Чондэ прижимается бёдрами ещё сильнее, давая Минсоку ощутить всю силу его желания.
Запах Чондэ кружит голову Минсоку похлеще лучшего алкоголя. Даже Чонгука ему так не хотелось никогда, как Чондэ. Такого податливого сейчас и возмутительно прекрасного с дрожащими ресницами и зацелованными губами. Минсок утыкается носом в шею Чондэ и втягивает его запах, а потом, не сдержавшись, начинает вылизывать шею, пока руки справляются с поясом и распахивают полы дзюдоги.
Минсок немного смещается, кладёт руку на возбуждённый член Чондэ и лёгкими движениями массирует его сквозь ткань. Из груди Чондэ рвётся какой-то отчаянный скулёж, и Минсок давит его, накрывая приоткрытые губы ладонью, Чондэ вцепляется в неё зубами и стонет ещё громче, когда рука Минсока проскальзывает под пояс штанов Чондэ и оказывается между ягодиц.
– Я хочу вас, учитель Ким, – стонет Чондэ, Минсок замирает на мгновение и щурит глаза. Он принюхивается и ошарашено отстраняется от Чондэ.
– Ты альфа?
– Да, – испуганно шепчет Чондэ и блестит глазами. – Но какая разница?
– Ты ученик, Чондэ, – чеканит Минсок и отстраняется от всхлипнувшего Чондэ.
Минсок подрывается на ноги, тут же лишаясь тепла желанного тела, и несётся, куда глаза глядят. А они сейчас ничего не видят, в голове бьётся заполошная мысль, что он едва не переспал с учеником. Это всё нужно переварить. Особенно главный момент – Чондэ оказался альфой. Сердце заходится болезненным ритмом, внутри всё скручивается тугой спиралью. В голове мыслей нет, только боль тупая и жгучая в районе сердца. Непонятная. Минсок успокаивается лишь тогда, когда ноги немеют и спину болезненно сковывает холодом.
Он понимает, что находится на крыше школы и до боли в глазах всматривается вдаль, будто пытается там найти ответ на вопрос как теперь быть со всем этим. С неба срываются снежинки, и ветер хлещет по щекам, глаза горят, видеть становится всё хуже. Минсок трёт глаза и с недоумением смотрит на блестящую влагу на тыльной стороне ладони. Его бьёт крупная дрожь, ног он уже не чувствует по колено, а спина будто заиндевела полностью.
Небо разверзается, сыплет гнев на голову Минсока, и снег наотмашь лупит по голому торсу, обжигает кожу и налипает. Он неловко переступает озябшими ногами по крыше и идёт к двери. Он понимает, что единственный способ разрешения ситуации – уходить из школы. Завтра же он принесёт заявление, а вот напишет его сегодня.
В спортзале пусто, Чондэ куда-то испарился, и Минсок кусает губы. Ему жаль парня, он зол на себя, и понимает, что это был лучший исход. Он не переодевается, лишь растирает ледяную кожу. О душе он старается не думать, вспоминать пену на коже моющегося Чондэ нет ни сил, ни желания. Он тогда совершенно случайно наткнулся на припозднившегося Чондэ. И бесконечные секунды рассматривал подтянутую фигуру ученика, надолго зависнув на крепкой заднице. От этих мыслей Минсоку охота выть и стучаться головой об стену. Единственное, что успокаивает – это возраст Чондэ. Ему есть восемнадцать, и если Минсок чувствует себя извращенцем, то хотя бы не педофилом.
Кожа горит, внутри всё полыхает, он с трудом держит пляшущую в руках ручку и так же натужно думает. Заявление в конце концов написано и лежит на столе белым упрёком Минсоку. Когда он успел превратиться в то, во что он превратился? Он же был правильным альфой, даже иногда слишком альфой. И как он смог умудриться влипнуть в эту историю, не понятно. Чондэ манит магнитом, а Минсок ощущает себя если не вторым магнитом, то металлической стружкой, которая хочет поддаться притяжению, забывая обо всём.
Сил ехать домой нет, Минсок даже не звонит Чонгуку, просто отключает телефон и заваливается на татами. Укрывается тем, что нащупал, тянет на голову, прикрывая плечи, чтобы согреться, и стонет, потому что это верхняя часть дзюдоги Чондэ. Запах сильный, Минсок зарывается носом в одежду и воет в голос, кусая губы. Всё так неправильно и глупо. Так и засыпает, укрывшись лишь тонкой тканью.
Наутро тело будто саднит, и он чувствует себя совершенно разбитым. Минсок смотрит на часы – уже полдень. Вот-вот придут ученики, он приводит себя в более-менее надлежащий вид и плетётся к директору. Кладёт заявление на стол и ждёт вердикта. Директор снимает массивные очки и тщательно массирует переносицу, водружает очки на место и смотрит на Минсока в упор. А потом рвёт заявление пополам.
– Что вы делаете? – закипает Минсок. – Я новое напишу.
– Господин Ким, уймитесь, – неспешно говорит директор и вертит в руках дорогую ручку. – Я не подпишу ни одну вашу писульку. С вами наша сборная взяла не одно первое место по дзюдо и вывела нас на новый уровень. А это дотации, господин Ким. Вы отличный учитель, а написанное вами, что вы не состоялись, как педагог, я считаю полным бредом. Уж извольте.
– Но директор… – пытается возразить Минсок, но в голову ничего не приходит, язык ощущается неподвижным бревном во рту, мысли роятся растревоженным ульем, но ухватиться за мысль не удаётся.
– Минсок, – смягчается директор и внимательно смотрит на него, – вы выглядите нездоровым. Сходите в медпункт, я переживаю за вас. Идите или давайте лучше я вас проведу, чтобы вы точно дошли, – машет рукой директор, и Минсок подчиняется.
Он вяло плетётся по коридору в медпункт, следом за директором, который передаёт его строго в руки школьному врачу, стоически переносит измерение температуры и давления, послушно дышит, как просят, и открывает рот. Его откровенно трясёт, голова делается чугунной, руки неподъёмными, хочется лечь и не вставать. Минсок глотает выданную таблетку и подставляет зад под укол, а потом проваливается в темноту.
Дни смешиваются в какую-то бесконечную муть с короткими вспышками просветления и нескончаемого кашля. Он понимает, что лежит в больнице, но в связи с чем, надолго ли и что происходит, он не знает. Он несколько раз пытается уточнить, но засыпает прежде, чем слышит ответ. Странные яркие видения, в каждом из которых он видит Чондэ, волнуют и заставляют задыхаться, хватаясь за простынь. Иногда он натыкается на чьи-то пальцы, сжимает их в горящих ладонях и что-то шепчет, не понимая, что именно. Минсок начинает осознавать происходящее, лишь когда истекают две недели. Он осознанно осматривается и вцепляется в рукав медбрата, чтобы разобраться во всём.
– Двустороннее воспаление лёгких с тяжелейшим течением и лихорадкой, которую не брали антибиотики, – говорит медбрат и проверяет катетеры, а потом чуть подкручивает колёсико капельницы. – С вами всё время парень сидел.
– Брюнет? – с необъяснимой для себя надеждой в голосе спрашивает Минсок.
– Нет, блондин. О, вот и он.
Минсок поворачивает голову к двери и видит Чонгука, пальцы на стаканчике с кофе почти разжимаются, но он вовремя спохватывается и трясущимися руками ставит его на прикроватную тумбочку, кидается Минсоку на шею и тут же заливает её слезами. Шумно дышит, перебирает пряди волос на затылке и жмётся всем телом.
– Я так переживал, Мин, – сквозь слёзы говорит Чонгук и поднимает на него мокрые глаза. Смотрит пронзительно, так что Минсоку становится неловко и появляется желание исчезнуть. – Кто такой Чондэ?
Минсок давится и заходится кашлем. Чонгук ждёт, пока Минсок прокашляется, терпеливо держит за руку, даже стакан с водой протягивает. Минсок пьёт жадно, отфыркиваясь, как Тан, обожающий одноимённый напиток, в честь которого его и назвали. Он старается заглушить всколыхнувшуюся внутри боль. Но вода не делает легче, она лишь утоляет жажду и смачивает горло.
– Ученик, – хрипло отвечает Минсок.
– И что с ним? Почему ты шептал его имя?
– Мне снилось, что с ним произошло что-то нехорошее, – врёт Минсок. Он не помнит ничего из снов, кроме общего ощущения полного отчаяния. Но смотрит в глаза Чонгуку и пытается прочитать его реакцию. Ему от самого себя тошно. – Он у нас в сборной новичок, а на соревнования едет, переживаю, чтоб всё нормально было.
– Ммм, – тянет Чонгук и спокойно отхлёбывает кофе из стаканчика, удовлетворившись ответом. Минсок выдыхает и откидывается на подушки. Всё так по-идиотски, странно и неправильно, что он даже не знает, что делать.
Минсока выписывают аж через неделю, показатели не нравятся врачу, а Минсок изнемогает от неизвестности. Он хочет знать, где Чондэ, что с ним, и как он. Но не смеет никого спросить и уточнить, чтобы не вызывать подозрений. Он смиренно ждёт возвращения на работу и корит себя за всё. Выполняет все предписания врача и старается не смотреть Чонгуку в глаза, потому что стыдно.
Но на работу его врач не отпускает, настаивает на реабилитации, и Чонгук берёт всё в свои руки, увозит Минсока к морю на целые две недели. Минсок смотрит на то, как резвится в волнах счастливо смеющийся Чонгук, и не знает, куда девать глаза. Он чувствует себя виноватым и разбитым, и виной этому не только болезнь.
В последнее утро перед отъездом сонный Чонгук ластится к Минсоку, как кот, выпрашивающий порцию поглаживаний. Минсок рассеянно гладит светлые волосы, и смотрит в большое панорамное окно, за которым шторм вздымает волны, превращая изумрудные воды в бурую массу из песка, воды и водорослей. Он увлечён морем, потому не сразу понимает, насколько Чонгук горячий, и как от него ярко пахнет. С момента выписки Минсок так и не смог прикоснуться к омеге. Отмахивался, отмалчивался и прятал глаза.
Отчаявшийся привлечь к себе внимание Минсока Чонгук требовательно целует и забирается сверху, седлает бёдра и призывно облизывает губы. Минсок смотрит на Чонгука и абсолютно ничего не чувствует. Он и прежде не сходил с ума от омег в гиперфазе, но списывал всё на устойчивость. Теперь же он отстранённо смотрит, как Чонгук выцеловывает его грудь и готов молиться, чтобы возбуждение дало о себе знать. Потому что никак. Вот вообще.
Он кладёт руки на бёдра Чонгука, ведёт вверх, к паху, скользит по животу и груди, оглаживает шелковистую кожу на боках и спине, легко трогает ногтями, отвечает на поцелуи. Но внутри глухо. Просто пусто, как будто не его бельё намокает от выделяемой омегой смазки, не на нём ёрзает возбуждённый Чонгук. Минсок прикрывает глаза, видит вместо Чонгука Чондэ. Как наяву чувствует каждое движение, гладит не такую светлую и не такую нежную кожу, даже слышит дыхание Чондэ сбившееся и хриплое, но узнаваемое. Минсок одним движением сбрасывает с себя Чонгука на кровать и вскакивает на ноги.
– Мин, ты чего? – спрашивает Чонгук, и глаза наполняются слезами.
Минсок кусает губы и не знает, что ответить. Чонгук смотрит на него и повторяет его движения, терзает зубами тонкую кожу губ, ответа всё нет. Минсок закипает от недовольства собой и своим дурацким воображением. Чонгук же опускает взгляд ниже, и слёзы срываются одна за другой, пока не начинают течь ручьём, плечи подрагивают, и всё раздражение Минсока улетучивается. Он садится рядом с Чонгуком, обнимает, прижимает к себе и утешительно гладит по обнажённым плечам и спине. Кутает в простынь и ложится рядом. Но Чонгук никак не успокаивается.
– Я слышал, – сквозь слёзы говорит Чонгук, – такое бывает от антибиотиков. Это же из-за них, да? У тебя нет никого другого?
Минсок прокусывает губу и морщится от металлического привкуса крови во рту, он не знает, что ответить. У него нет никого другого в постели. Мог быть, но нет. А вот в сердце есть. И этот кто-то не делит его поровну с Чонгуком. Он там правит единолично, как бы Минсоку не хотелось выбросить его из головы.
– Я ни с кем не сплю, – отвечает Минсок единственно возможные в данной ситуации слова. – Прости.
– Сходим к врачу, да? – спрашивает Чонгук и поднимает на Минсока влажные глаза. Минсок смотрит на покрасневшие веки и нос, смотрит и чувствует только жалость. В нём что-то перегорело и надломилось. Но отвечает он именно то, что хочет услышать Чонгук.
– Обязательно. Я в аптеку, – говорит Минсок и поднимается с кровати. Оглядывается в поисках одежды.
– Не надо, – слабым голосом отвечает Чонгук.
– Не выдумывай, это же неприятно, – возмущённо говорит Минсок, непонимающе глядя на Чонгука. – Я куплю лекарства, чтобы облегчить тебе состояние, раз не могу помочь.
– Ты можешь, – из-под простыни виднеются только покрасневшие глаза, – пальцами. Пожалуйста?
Минсок нервно стискивает кулаки и обкусывает кожу с прокушенной губы. Он хотел проветрить мозги по дороге в аптеку и разобраться со своей фантазией, подкидывающей вместо вожделеющего омеги образ Чондэ. Чонгук тянет руки к Минсоку, и он уступает. Он отстранённо помогает Чонгуку справиться с возбуждением, но перестать думать не может. А думается именно то, чего бы не хотелось. Все мысли о Чондэ. И в конце концов, Минсок сбегает от расслабленного Чонгука в ванную и самоудовлетворяется там, пока омега посапывает в постели.
Всё идёт из рук вон плохо. Его не возбуждает запах омеги в гиперфазе, нежное и отзывчивое тело, но стоит подумать о Чондэ, как тело приходит в полную боевую готовность. Это совершенно ни в какие ворота не лезет. «Чондэ – альфа», – твердит себе Минсок, толкаясь в кулак. «Чондэ – ученик», «Чондэ…». Чтобы он себе не говорил, кончает он с именем Чондэ на губах. Упирается лбом в кафель, смотрит на убегающую в слив воду и понимает, что ему пора лечиться. Желательно у психиатра.
По возвращению в школу Минсок страшится своей реакции на Чондэ, но ни на одно из занятий Чондэ не приходит. И тогда Минсок идёт к директору выяснять всё. Он понимает, что если бы Чондэ написал на него заявление, его бы повязали ещё в больнице. Но нет. Директор благодушно улыбается, он рад, что Минсок вернулся после месячного отсутствия, потому предлагает чаю с домашней выпечкой.
– Господин Ким, как я рад, что вы вернулись. Мы подыскали вам, конечно, замену на время вашего отсутствия, но эта затея оказалась полным фиаско. Учитель сбежал и вот мы уже неделю без физрука. А у нас конец года, сами понимаете.
– В чём же дело? – вскидывает брови Минсок и отпивает ароматного чая. Чтобы не обидеть директора и стряпню его мужа, он берёт усыпанный кунжутом крендель и откусывает кусок. Выпечка свежая, ароматная и мягкая.
– В Ким Чондэ, – улыбается директор и разводит руками. – Уж не знаю, что он там такого делал, ни разу при мне ничего не случалось, но учитель ретировался раньше срока.
– Ким Чондэ? – удивлённо и немного растерянно переспрашивает Минсок и почти давится кренделем, ставшим поперёк горла.
– Да, представьте себе, – директор вздыхает и недовольно цокает языком. – А теперь и он сам куда-то запропастился.
– Как?
– Да не знаю, – пожимает плечами директор. – После того как кто-то распустил слух, что вы не собираетесь возвращаться, он пропал. Родители Чондэ за границей, он совершеннолетний, опекуна нет. Полиция отказалась принимать заявление за отсутствием убедительных доводов, что ученик не прогуливает. Но экзамены… Родителям я сообщил, но пока всё глухо.
Минсок отставляет чашку, на автомате кладёт в карман крендель и откланивается опешившему директору. Вопросы и протесты он игнорирует, выбегает из кабинета и несётся в учительскую, толкается у стеллажа с журналами, хмурит брови на высказывания омег, но всё-таки списывает указанный в журнале адрес Чондэ и вылетает на стоянку. Ответ на вопрос, как Чондэ, он получил. Теперь было бы неплохо услышать своими ушами причины происходящего.
На стук и звонки в дверь никто не открывает. Лишь старенький сосед говорит, что Чондэ вот уже как неделю не появляется в доме. Минсок уточняет как давно и в чём ушёл Чондэ, записывает в блокнот и кивает на жалобы соседа. Минсок уже готов распрощаться, как сосед хлопает себя по лбу и вспоминает, что у него есть ключ. Перед тем как войти в квартиру, Минсок принюхивается, страшась услышать запах тлена, но нет. Пахнет нормально.
Он переступает порог и осматривается. В квартире чисто, хотя и довольно аскетично. Журнальный столик завален книгами по психологии отношений, тетрадь исписана заметками. Минсок склоняется над записями и видит своё имя. Он сглатывает и уходит в ванную. Там разбито зеркало, держится на крепкой амальгаме и честном слове, отражает сотни маленьких Ким Минсоков. Свет преломляется в трещинах и рассеивается радугой, но не скрывает кровавой надписи «Ким Минсок».
– Интересно, кто этот Ким Минсок, – вздыхает сосед и головой указывает на зеркало, – у Чондэ в комнате все стены его именем заклеены. Влюбился мальчишка, не иначе, – констатирует сосед и по-старчески трясёт головой. – Эх, молодёжь. Признался бы…
– Спасибо, дедушка, – тихо говорит Минсок и медленно выходит из квартиры.
– Вам помогло? – спрашивает сосед и смотрит на Минсока, близоруко щуря глаза.
– Определённо ответило на многие вопросы, – отвечает Минсок и отвешивает низкий поклон старику. При этом старается не показать, как тело сковало и дрожит. Он через силу улыбается и идёт к машине.
Минсок опускает голову на руки, которыми вцепился в руль, и закрывает глаза. Не он один сходит с ума. Но только куда мог деться Чондэ? Как искать его? Куда идти? По возвращению домой, он заседает за ноутбук и гуглит, как найти пропавшего человека, копается на сайтах, размещает информацию о Чондэ и просит помощи. Он так и засыпает за компьютером, боясь отойти и не услышать уведомления.
За последующую неделю безуспешных поисков он почти перестаёт спать, напряжённо всматривается в монитор ноутбука, каждую свободную минуту на работе смотрит на извещения на телефоне, еду запихнуть в себя не может. Чонгук ставит перед Минсоком тарелку, но Минсок привычно морщится.
– Ты бы поел, – обречённо говорит Чонгук. – Осунулся совсем. Из больницы вышел худым, а сейчас совсем отощал. Мин…
– Прости, – шепчет Минсок и отворачивается к монитору.
Чонгук печально вздыхает и уходит. Минсок краем глаза видит, как он набирает номер и уходит из дома. Но уточнять, куда отправился Чонгук ему не охота. Он никогда не ограничивал омегу в общении, справедливо полагая, что каждый должен иметь свой угол, свои собственные увлечения и свою нишу. Мало ли, какие у него там посиделки намечались. Сейчас ему было важно найти Чондэ.
Вечером Чонгук молча кладёт перед Минсоком бумажку с адресом. Минсок смотрит на белый листок с красивым ровным почерком омеги и поднимает на него непонимающий взгляд. Чонгук смотрит в ответ и выглядит не только бледным, но и уставшим. Глубоки тени под глазами на фоне неестественно бледного лица старят и делают совсем больным. Минсок морщится и понимает, что он виноват и в этом.
– Что это?
– Адрес, – устало говорит Чонгук и подходит к Минсоку.
Расправляет рубашку на плечах, разглаживает мелкие складочки и грустно улыбается. Кладёт руки на предплечья Минсока, тянется к нему, трогает щёку лёгким поцелуем. Всхлипывает едва слышно. Отстраняется и вытирает скатившуюся из глаза слезу, улыбается слабо и немного виновато.
– Прости, что не смог быть таким, как ты хотел, – Чонгук кладёт ладонь на губы Минсока и просит молчать. – Я люблю тебя, Минсок. Я хочу быть с тобой, но я хочу, чтоб ты был счастлив. Даже если не со мной. Понимаешь? – он закрывает глаза и болезненно морщится. – Езжай к нему, пока он не сменил адрес.
– Но…
– Поспеши, Мин, – говорит Чонгук и вкладывает листок с адресом в ладонь Минсока. – Даже если все остальные скажут, что это неправильно, знай, что любовь не знает границ.
Чонгук разворачивается и уходит в комнату, и оттуда слышны приглушённые сдавленные рыдания, Минсоку физически больно, но он боится подойти и утешить, давая тем самым надежду. Потому что за эту неделю он окончательно понял, что Чонгук ему не нужен. Он прекрасный омега, внимательный, трогательный, интересный и добрый. Но он ему не нужен. Минсок слышит лишь своё бешено колотящееся сердце. Он хватает куртку и вылетает на стоянку. Заводит машину и гонит как ошалелый, боясь не успеть.
Но подойдя к квартире, он не решается постучать. Стоит и сверлит тяжёлым взглядом дверь, как будто сможет увидеть сквозь дерево. Но ни через пять минут, ни через десять рентгеновское зрение не проявляется. Во рту пересохло, и Минсок сглатывает стоящий в горле ком. Он понимает, что если сейчас не войдёт, если сейчас он не сможет признать и принять свои неправильные чувства, то можно спокойно возвращаться назад к Чонгуку, который примет назад, поймёт и простит. Минсок робко стучит и перестаёт дышать, когда слышит шаги за дверью.
Как только Минсок видит Чондэ, он входит без разрешения, ногой захлопывает дверь и безбожно сминает задники кроссовок. Прижимает к себе осунувшегося Чондэ и смотрит в воспалённые глаза. Брови Чондэ болезненно изламываются и губы дрожат, он неверяще смотрит на Минсока, трогает впалые щёки кончиками пальцев и судорожно выдыхает:
– Минсок…
Минсок сжимает Чондэ крепче, утыкается носом в изгиб шеи и тяжело дышит, а руки будто сами собой забираются под растянутую футболку, оглаживают пресс, бока и согревают поясницу. Минсок осторожно трогает поцелуями щёки, скулы, глаза и губы. Собирает губами вздохи и дыхание, спускается поцелуями на шею и вновь возвращается к губам.
– Он сказал правду… – между поцелуями шепчет Чондэ.
– Кто? – замирает Минсок и смотрит на Чондэ.
– Омега, красивый такой. Приходил ко мне сегодня. Сказал, чтоб я подготовился, потому что ты придёшь. И я готовился, – тихо добавляет Чондэ и краснеет.
Минсоку хочется удариться головой в стену от осознания происходящего. Он так виноват перед Чонгуком, он повёл себя с ним как козёл, он должен был попытаться объяснить ситуацию. А Чонгук дошёл до всего сам, понял и принял. И мало того, нашёл Чондэ и предупредил… господи…
Чондэ алеет щеками, но тянет Минсока за собой. Минсок позволяет себя вести и никак не может оторвать взгляда от Чондэ. Сегодня он по-особенному красив с ярко блестящими глазами, румяными от смущения щеками, взъерошенный и привлекательный, с одновременно растерянным и соблазнительным взглядом. Чондэ забирается на кровать и тянет Минсока на себя. Его губы немного дрожат, и Минсок накрывает их своими, согревает, ласкает языком.
Раскрытыми ладонями оглаживает плечи, бока и бёдра, трогает везде, неспешно ведёт носом по шее, втягивая природный запах Чондэ. Целует шею, ключицы, кончиком языка щекочет мочки, а потом ведёт дорожку к тёмным соскам. Чондэ дрожит в его руках и подаётся под ладони, льнёт под ласки и приклеивает к себе. Ловкими пальцами расправляется с пуговицами на рубашке Минсока, а потом и с ширинкой на джинсах.
Минсок стягивает футболку с Чондэ и забирается горячими ладонями под кромку домашних брюк, тянет их вниз, оголяя тазовые косточки. Чондэ пальцами исследует пресс и косые мышцы живота Минсока, переходит на спину и давит на лопатки, Минсок поддаётся и придавливает своим весом довольно стонущего Чондэ. Но почти сразу скатывается, освобождается от одежды и медленно избавляет от остатков одежды Чондэ. Чередует с поцелуями каждое движение ладоней и пальцев. Обласкивает каждый открывшийся участок кожи, согревает дыханием. Чондэ подрагивает и хрипло шепчет:
– Сделай меня своим, – он протягивает руку и проводит по скулам Минсока кончиками пальцев, трогает припухшие губы и блестит глазами.
– Чондэ…
Минсок кладёт ладони на грудь Чондэ, поглаживает соски большими пальцами и склоняется для поцелуя. Будто впервые пробует на вкус Чондэ, ведёт губами к скулам, спускается поцелуями на шею, к ключицам. Теребит губами и языком соски, весь сжимается от стонов Чондэ и теряет контроль. Он спускается поцелуями к низу живота, целует тазовые косточки и целует член.
Чондэ прикрывается, но Минсок настойчиво разводит его руки и берёт член в рот. Чондэ выгибается, дышит прерывисто, поддаётся горячим рукам Минсока, когда он перекладывает его чуть удобнее и сжимает руки на ягодицах. Чондэ с закрытыми глазами шарит руками по простыням, натыкается на локти Минсока, гладит их, путается в волосах на затылке и выгибается дугой от того, как Минсок стонет с наполненным ртом, пуская волны дрожи по телу Чондэ.
Минсок отрывается от члена Чондэ и опускается поцелуями по выбритому паху ниже, Чондэ нехотя разводит ноги, поддаваясь воле Минсока, закрывает глаза ладонями, когда Минсок целует чувствительную кожу внутренней стороны бедра. Минсок убирает руки Чондэ от лица и смотрит на него, не мигая.
– Если ты не готов…
– Не останавливайся, – шепчет Чондэ и протягивает Минсоку баночку со смазкой, заливаясь краской смущения.
Минсок смазывает пальцы и целует Чондэ особенно глубоко, проталкивая первый палец. Это немного необычно, ведь до сегодня он не пользовался смазкой никогда. Чондэ беззвучно открывает рот и пропускает язык Минсока глубже, стонет от прикосновения к нёбу и простате одновременно. Тугие стенки обхватывают пальцы, а Чондэ смотрит мутным взглядом на Минсока и постоянно облизывает пересохшие губы. Он так отчётливо дрожит, что кажется, даже воздух вибрирует. Чондэ не соврал, он действительно готовился, потому что вскоре внутри Чондэ свободно двигаются три пальца, а спавшее было возбуждение возвращается, когда Минсок одновременно стимулирует простату подушечками пальцев и вылизывает рот Чондэ.
Чондэ мечется под ним, горит и плавится в его руках, просит, сам не зная чего, и смотрит так, что Минсок не в силах сопротивляться. Он устраивается между разведённых ног Чондэ, дополнительно смазывает член и несдержанно стонет, погружаясь в податливое и подготовленное тело. Разница температур бьёт по рецепторам. Внутри Чондэ узко и невыносимо жарко, и прохлада смазки быстро теряется, сменяясь жаром. Минсок даёт время привыкнуть, едва двигая бёдрами, целует Чондэ, заглушая боль, ласкает кожу кончиками пальцев, отвлекает, но не даёт сдвинуться и отстраниться.
Плавно и размеренно он начинает двигаться лишь с согласия Чондэ. Минсок толкается бёдрами вперёд, ловит губами тихие стоны Чондэ, языком прослеживает биение венки на шее, трогает кончиками пальцев затвердевшие соски и двигается. Сейчас он думает только о Чондэ и замирает, если Чондэ закрывает глаза или щурится, но Чондэ тянет его на себя, обнимает бёдрами за жёсткие бока и сводит ноги за спиной. У Минсока перед глазами искры, а в душе бушует ураган, когда Чондэ стонет громче обычного. Но стонет не от боли, а удовольствия, вжимается в Минсока и кусает его губы.
Минсок щадит Чондэ, двигается осторожно и аккуратно, но Чондэ подаётся сам, и его приходится осаживать, впиваясь пальцами в бёдра. Немного отстранившись, Минсок продолжает двигаться, а Чондэ мечется всё сильнее, сдавливает его внутри мышцами и всё больше теряется, шарит слепо руками по телу Минсока, царапает короткими ногтями спину и руки, кусает за губы и тянет за волосы, невзирая на тихое рычание Минсока.
Чондэ сжимается вокруг члена Минсока, выгибается дугой и протяжно стонет, пачкая живот себе и Минсоку. А потом впивается зубами Минсоку в плечо. Минсок старается отстраниться, но Чондэ впивается ногтями в его ягодицы и буквально впечатывает его в себя, прижимаясь всем телом. Минсок кусает Чондэ за шею, хрипит в прокушенную кожу и кончает следом, заполняя его семенем.
Зрение и слух на время пропадают, Минсок выскальзывает из разомлевшего тела, падает на локти и утыкается лбом в ключицу Чондэ. Их обоих потряхивает, но Минсок не смеет придавить Чондэ, удерживается на руках и пытается отдышаться. Чондэ дрожит и тяжело дышит, со всхлипом. Минсок приподымается и обеспокоенно всматривается в лицо Чондэ. Но спустя секунды понимает, что Чондэ не плачет, а смеётся, счастливо щуря глаза.
– Это стоило того, – говорит Чондэ и раскидывает руки в стороны, а потом трогает подушечками пальцев горящую на шее метку. Минсок копирует жест Чондэ и касается саднящего от укуса плеча. Тело будто пробивает током, и Минсок кусает губы от нового неизведанного ощущения.
– Что? – непонимающе хрипит Минсок от накатившей горячей волны нежности к распластанному под ним Чондэ.
– Всё, – выдыхает Чондэ и прижимается к Минсоку. Ластится и трётся носом о ключицы, тянет на себя, обвивает ногами.
– Но я неправильный альфа, – вздыхает Минсок.
– Зато мой, – улыбается Чондэ и укладывается удобнее. – И, на минуточку, я такой же, как и ты.
Минсок пытается избавиться от висящего на нём Чондэ, но Чондэ обвивает его руками и ногами, не отпускает. Суёт ему в руки влажные салфетки и щурит глаза. Ничего не остаётся, как привести себя и Чондэ в порядок не в душе, а с помощью прохладных салфеток. Минсок вытирает его и себя тщательно, переворачивает Чондэ на живот и вытирает бёдра, а потом, поддавшись неожиданному порыву, кусает Чондэ за ягодицу. Сжимает челюсти, как бойцовский пёс и закрывает глаза.
– Эээ!!! – возмущённо шипит Чондэ, но потом расслабляется и сдавленно хохочет, когда, оглянувшись, видит совершенно счастливое лицо Минсока.
Минсок долго гладит Чондэ по спутанным волосам и плечам, пока тот не засыпает, разнеженный лаской. Тысяча оттенков Ким Чондэ запечатляется где-то на подкорке, и Минсок облизывает обкусанные губы. Чондэ манит его, завлекает собой и привязывает. А Минсок готов быть неправильным, если рядом с Чондэ.
Только сейчас Минсок осматривается. Квартира крохотная: у входа дверь в ванную, единственная дверь в квартире, кроме входной. Коридорчик почти сразу переходит в комнату, комната отгорожена от кухни барной стойкой, что служит обеденным столом. Стена у кровати скрыта фотообоями с закатным городом. Рядом высится громадой шкаф, подоконник служит рабочим столом и рядом стоит стул. Вот и вся обстановка комнаты. Даже штор нет, и в окна льётся отражённый от низких туч свет ночного города.
Чондэ бежал от всех, от него и самого себя. Видимо, поэтому снял квартиру, чтобы не нашли. Но Чонгук нашёл. Минсоку больно и противно за то, как он поступил с Чонгуком. Ведь тот надеялся на скорую свадьбу, строил планы, а в итоге отказался от всего, когда нашёл Чондэ. Минсок прекрасно понимает, что Чондэ – это именно тот человек, которого он искал. Даже если это сто тысяч раз неправильно. Просто сердце ёкает, когда он думает о Чондэ. Оно трепещет так, как никогда и ни с кем.
Минсок осторожно выбирается из объятий сонного Чондэ, берёт телефон и долго пишет короткое сообщение. Смотрит, перечитывает и стирает. Всё не то, всё не так. Он не знает, как выразить своё сожаление и поблагодарить. Потому в итоге отсылает его Чонгуку простое и ёмкое: «Прости меня. И спасибо». Ответ себя не заставляет ждать: «Будь счастлив, Минсок».
Чондэ сонно копошится и шарит рукой по остывшим простыням, Минсок откладывает телефон, забирается обратно в кровать и крепко обнимает Чондэ. Тёплого, такого по-домашнему уютного, всклокоченного и с зацелованными губами. Своего. Минсок зарывается носом в волосы Чондэ и счастливо закрывает глаза.