— Авада Кедавра!

— Экспеллиармус!

— Гарри!

Крики разрывают голову. Очки съезжают на нос, и почти ничего не видно. Когда искра уже совсем близко, кто-то дергает в сторону и резко утягивает за собой в переход. Адская боль резко заполняет сознание, и мир покрывается противно зелено-бурыми пятнами. Так умирают? С такой жуткой болью в теле? Когда все клетки, каждое нервное окончание просто невероятно накаляется, звенит, кричит и рвет изнутри тело. Когда погруженное в пучину боли сознание даже не может отключиться, чтобы не чувствовать это. Кроваво-черный туман заполняет взор, внутренний крик перекрывает срывающийся голос. Гарри не ощущает себя. Даже от Круциатуса не было так больно.

— Потерпи, Мерлин! Гарри, не спи, пожалуйста! — далекий голос дрожит, доносится, как сквозь толщу воды.

А он тонет. Лишь глубже утопает в крови, в тянущем на дно небытие и в сжигающем холоде. Сознание отключается, но неаккуратное прикосновение — и снова пронзающая боль срывает голос и слезы из глаз. Адская, выжигающая изнутри боль не дает ему собраться с силами. Не дает даже собраться с мыслями.

— Нет, не отключайся! — кричит и… плачет? — Гарри, потерпи, пожалуйста. Потерпи.

Голос находится так далеко, что сложно даже вспомнить, чей он. Но затуманенный разум, уже безвольный, не ощущающий ничего вокруг, кроме боли, сосредотачивается на нем и слушает. Звонкие всхлипывающие переливы, он что-то поет. Неслышно, хрипловато, прерываясь на всхлипы. А, это колыбельная, напоминающая мотив из мультфильма Золушка, но вот слов Гарри не может разобрать. В ушах звенит кровь так, что глушит все вокруг. Очки пропали, упали, не важно. Не видно. Все так расплывчато.

Когда сознание уже устает бороться, боль неожиданно отпускает, уходит куда-то глубже, оседая в теле тяжелым песком, и он перестает ощущать собственное тело. Мысли тонут в избитом сознании, глаза слипаются. Дыхание выравнивается, сердце бьется все медленнее. И в какой-то миг все меркнет, тускнеет и перестает существовать. Долгие блаженные минуты пустоты и покоя.

Сознание возвращается медленно и мучительно. Сначала приходит осознание пробуждения, затем ощущение собственного тела, а уже следом приходит боль, и весь мир снова крутится в центрифуге. Он ужасно хочет пить, ему чертовски хочется затушить эту пылающую пустыню в собственном теле, но нет сил даже поднять рук. И когда губ касается что-то влажное и прохладное, на миг кажется, что он почти попал в рай.

— Тихо, не торопись, глотай медленно, — уже более четкий и знакомый голос звучит с переливами заботы и горечи, как если бы он сожалел о чем-то.

Чьи-то прохладные пальцы скользят по виску, и это словно снимает спазм с лица, расслабляя. Только после этого прикосновения Гарри осознает, что все время жмурился и хмурился. Руки поддерживают голову, помогая ему напиться. Вода заканчивается быстро, но едва его укладывают обратно на подушку, как лица касается прохладная тряпка, которой накрывают лоб и глаза. Чуть-чуть, но дышать становится проще.

— Ты уверен, что моя помощь не нужна? — неожиданно где-то поодаль появляется второй голос, и это заставляет слегка нервничать, потому что его он не помнит.

— Да, я сам справлюсь. Ты же понимаешь, что иначе никак? — отзывается тот первый, более знакомый голос, но который никак не удается вспомнить, будто чего-то в этом голосе не хватает.

— Понимаю, — соглашается второй. — Что ж, удачи!

— Спасибо, Тео.

Гарри пытается подняться, пытается открыть глаза и увидеть их, но в тот же миг плеч касаются прохладные руки и мягко укладывают его обратно.

— Спи, Гарри, тебе нужно еще поспать.

Он снова напевает тот же мотив, и это действует, как снотворное. Прохладные пальцы поглаживают его висок, мягко, расслабляюще, и усталость наваливается на него снова. И только этот тихо мурчащий голос ласкает слух, убаюкивая и даруя расслабление. Как будто просто наличие владельца этого голоса рядом — уже благо и счастье.

Когда он приходит в себя снова, следом за пробуждением не приходит боль. И только попытка встать заканчивается пронзающей тело болью и вырвавшимся стоном. Все тело затекло. Руки, ноги, даже голова не слушаются, будто тело ватное, расслабленное и в то же время напряженное, жесткое. От попыток подняться грудь, живот и руку пронзает так, будто на них пляшут языки адского пламени. Сквозь собственный вой он слышит только шуршащие шаги и скрип половиц. Где он? Что происходит?

— Тихо, тихо, подожди, — кто-то подхватывает его, помогая подняться и сесть, подпихивая под спину подушки. — Подожди, где-то очки. Сейчас, — он нервничает. Торопится, голос как-то дрожит. — Вот.

Холодный металл оправы и чуть влажные пальцы касаются висков, даруя секундное облегчение. Мир снова приобретает четкие контуры. И сфокусировавшаяся картина перед ним не поддается описанию. Тот, кто сидит сейчас перед ним, не похож на того, кого он знает. Словно совместились две реальности, заставляя его чувствовать дисбаланс между тем, что видит, и тем, что знает. Потребовалась пара глубоких вдохов, чтобы собраться с мыслями.

— Привет, — нервно улыбается Драко Малфой, не то стыдливо, не то смущенно отведя взгляд в сторону.

Он садится на стул, стоящий напротив, и мнет в руках тряпку. Весь его вид такой, будто он ожидает удара словом или же кулаком. Это странно. Но странности не заканчиваются на том, что перед ним сидит Малфой. Куда страннее то, как он выглядит. Растрепанные волосы небрежно зачесаны назад, под глазами круги, темнее которых только сажа на его щеке и руках. Оборванные рукава рубашки, мятые, с парой небольших дырок на колене и бедре штаны. Истерзанные сандалии на босых ногах. На груди и шее кожа шелушится, как будто с него облезает загар. Да и в принципе кажется загоревшим. Все это хочется запить, и Поттер тянется за стаканом, стоящим на столике рядом. Он уже должен был почувствовать этот столик, но даже не задевает его. Взгляд падает на столик, но он не находит там свою руку и медленно поднимает его к плечу. Первым в глаза бросаются бинты, обхватывающие его грудь, плечо и руку. Вернее, то, что от нее осталось. Выше локтя. Ему оторвало руку выше локтя. Осталась одна треть, если не меньше. Так это та самая боль? Так именно поэтому его так скрючивало?

К горлу подкатывает ком, и он резко опрокидывается вперед, едва не падая и задевая угол стола лбом, но даже эта царапина не отрезвляет выворачивающееся наизнанку сознание. Малфой подскакивает, усаживаясь рядом с ним, и удерживает за плечи, не давая упасть. Гарри рвет желчью, желудок пустой, но судороги не прекращаются. Его трясет, в сознании все дребезжит, спазмы сковывают живот целиком, кажется, что он вот-вот вывернется наизнанку. Вздохи надрывные, поверхностные. Он начинает задыхаться.

— Все хорошо, Поттер, все хорошо, — крепкие руки Малфоя заставляют Гарри выпрямиться.

Слезы застилают глаза. От противной горечи и запаха только сильнее тошнит.

— Поттер, все нормально. Слышишь? Все хорошо! Это не страшно. Мерлин, пожалуйста, успокойся, Поттер! — едва шепча дрожащим от звенящих где-то на грани слез голосом, Малфой вытирает той самой тряпкой лицо Гарри.

Малфой плачет? Драко Малфой плачет? Из-за чего? Из-за него? Потому, что Гарри потерял руку? Это как-то отрезвляет или же шокирует, и от этого Гарри медленно успокаивается. Он все еще дрожит, но его хотя бы больше не пытается вывернуть наизнанку, хотя все тело внутри сковало и даже вдохнуть трудно. Руки Драко плавно скользят по плечам к шее, пока не накрывают щеки. Прохладные шершавые ладони держат его, не давая упасть и даже отвернуться. Не давая смотреть куда-либо еще, кроме как ему в глаза. И в этих глазах столько эмоций, столько чувств, смешанных с чем-то неуловимым, но очень важным, что отвести взгляд невозможно. Хотя сознание напрочь отказывается что-либо осознавать, кроме ужаса и шока.

— Слушай, — голос Малфоя дрожит, и Гарри понимает, что все это время слышал его. — Слушай меня внимательно. Поттер, пожалуйста, сосредоточься на моем голосе.

И Гарри повинуется. Пытается сосредоточиться, потому что ему страшно. И он слушает, пытается разглядеть его лицо, но все плывет из-за обрушившихся слез и упавших очков. Малфой аккуратно стирает с его щек разъедающие кожу слезы.

— Он почти победил, мне пришлось украсть тебя. В тот момент, когда ты пошел умирать от его руки, палочка приняла это за победу и перешла к нему. Ты бы погиб. Прости, я все расскажу подробнее, но позже, а пока поспи, пожалуйста. Тебе надо набираться сил, — он подносит к губам Гарри стакан с дурно пахнущим зельем, и Гарри в желании заглушить противный привкус глотает. Плевать, даже если это яд, он согласен, если это облегчит хоть что-то. — Это просто умиротворяющий бальзам. Да, молодец, все, хватит. Сейчас дам воды, — Малфой меняет стаканы, и губ касается освежающая, но теплая вода.

Простая и облегчающая лучше, чем зелья, она обволакивает все во рту и скатывается по горлу, падая в ноющий желудок. Малфой снова укладывает его. Кажется, находится слишком близко, так, что Гарри может ощущать его дыхание.

— Я все расскажу, поспи, — шепчет он и, накрыв его одеялом, усаживается рядом.

Малфой снова мурлычет тот же мотив, мягко поглаживая пальцами виски и скулы. Это расслабляет, это убаюкивает вместе с начавшим действовать зельем, и сознание снова меркнет. На какую-то секунду кажется, что губ коснулось что-то теплое и нежное. А потом снова небытие. Мерно укачивающее сознание, убаюкивающее боль и страх. И только легкое прикосновение рук ощущается сквозь сон, даря спокойствие. Тихое мурлыканье Малфоя звучит так нежно, мягко, обволакивая его всего и словно качая в колыбели. Здесь, в этой темноте, так хорошо, если бы Гарри мог вечно слушать его мурлыканье и чувствовать его руки, он остался бы тут навечно. Но сон не может быть вечным, и он снова открывает глаза. В этот раз от слишком вкусного запаха и ноющей боли голодного желудка. На мгновение кажется, что все это было сном, вот только… Гарри поднимает руки вверх. Нет, не сон. Это все не гребаный сон! Ему не снится собственная обрубленная рука, которую даже без очков он видит, пусть и размыто. Не снится это незнакомое место. Ему не приснился Малфой. Или приснился?

Поднявшись, чувствуя вялость и дрожание каждой мышцы, Гарри падает обратно на подушку, потому что облокотился на несуществующую руку. Чувствует себя таким беспомощным сейчас, что противно. Ему просто оторвало руку, а он уже с собственным телом совладать не может! Смешно и гадко. Тянется левой рукой к столу, который стоит близко к кровати, если он правильно помнит, и пытается нащупать там очки. Они на столе, вот только у них лопнула линза, и это слегка искривляет картинку. Не трагично, но неприятно. И все же он усаживается и пытается осмотреться.

Комнатка с двумя койками друг напротив друга, жесткими матрасами и перьевыми подушками. Единственное одеяло — у Гарри. Столик стоит как раз под распахнутым окном между кроватями, под ним спрятан стул, на котором до этого и сидел Малфой. Свободного места в комнате остается всего два шага от одной кровати и обратно, и около шести шагов от стола у окна к двери, расположенной напротив окна. Комната такая маленькая, что сложно верить в нахождение тут Малфоя. Соленый ветер чуть колыхает тонкий тюль на открытом окне. Солнечные лучи едва попадают в комнату, но светят так ярко, что Гарри больно смотреть в окно. Собравшись с силами, он предпринимает попытку встать на ноги, но те не удерживают его, и он просто падает на стол. Громкий удар стола о стену, скрип ножек по полу и звон разбившегося стекла. Он ударяется правой рукой о стол, и громко и протяжно рычит или даже хрипит, потому что высохшее горло ужасно дерет невольным звуком. От резкой боли темнеет в глазах, и Гарри почти стекает на пол, когда в комнату врывается Малфой.

Драко подхватывает Гарри под руки и затаскивает обратно на кровать. Его прохладные пальцы снова скользят по вискам и щекам, даруя какое-то странное спокойствие и помогая собраться с мыслями. Боль в руке не проходит, она пульсирует, отзываясь в теле судорогами.

— Тихо, тихо, все хорошо, — шепчет Малфой и снова усаживаясь напротив, заставляет смотреть на себя, удерживая ладони на щеках Гарри. — Поттер, смотри на меня, на меня, — его попытки улыбнуться кажутся сейчас жуткими. — Это моя вина, я торопился, и тебя расщепило. Мне жаль, мне очень жаль, — обычно холодные глаза сейчас наполняются виной и сожалением. В них отражается столько сожаления, что даже страшно смотреть. — Но ты жив. Жив, а это главное! — он старается удержать улыбку на подрагивающих губах.

Гарри пытается что-то произнести, но выходит только противно шипеть и кряхтеть. Горло дерет от сухости, а голос не слушается. Он будто сорвал его, истошно крича. Впрочем, почему будто, наверняка срывал голос от боли, просто не помнит этого.

— Подожди, я сейчас, — Малфой срывается с места и уносится куда-то в недра дома, возвращаясь со стаканом воды в руках. — Вот, — он подносит стакан к губам и помогает напиться.

Гарри накрывает его ладонь, цепляясь за стакан, невольно осознавая, что пытается вцепиться обеими руками, и жадно глотает холодную воду. Освежает, бодрит и облегчает жжение в горле. Выпивает все до капли и только после этого чувствует облегчение.

— У тебя много вопросов, знаю, — отставив стакан в сторону, Драко поправляет искривившийся столик и принимается собирать осколки разбитого стакана. — Погоди, я уберу и отвечу на все твои вопросы.

Без палочки. Он собирает с пола осколки в пустой стакан, крупные осколки собирает в подвернутый подол рубашки. Уходит на пару секунд из комнаты, возвращаясь с тряпкой, которой принимается собирать мелкие осколки стекла с пола. Гарри наблюдает за его действиями, оцепенев. Чтобы Малфой делал что-то руками? Это точно не сон?

— Побереги горло. Ты так кричал, я не медик, прости, — и снова вина в голосе Драко отчетливо ощущается.

Он быстро убирает осколки, пододвигает стул поближе к столу и усаживается на него, к Гарри полубоком. Его движения какие-то напряженные, медленные и слишком аккуратные. Будто он ходит по этому самому стеклу и любое движение может грозить порезом. Гарри совершенно ничего не понимает в происходящем, и это только сильнее настораживает.

— Я постараюсь ответить на большую часть вопросов, — слабая улыбка на его губах кажется натянутой, но теперь он не смотрит Гарри в глаза. — Для начала, мы в Новой Зеландии, это архипелаг на юго-востоке Австралии. Вернее, мы на южном острове, недалеко от озера Киви. Это достаточно далеко от Великобритании, чтобы нас сразу не нашли, — хмыкает он, явно скептически относясь к тому, что их не найдут. — Здесь он точно не станет искать. Какое-то время. Да и если магией не пользоваться, нас и вовсе не найдут. Плюс, он сейчас занят планами по захвату всего мира, не только Великобритании. В общем, пока это убежище достаточно безопасно, хотя лучше не колдовать. Что произошло? — перескакивает он на следующий вопрос. — Я уже говорил, что в тот момент, когда он почти убил тебя, Бузинная палочка восприняла это как поражение и перешла к нему. Ты бы умер там, в Большом зале, я едва успел выхватить тебя из-под искры. Торопился очень, потому тебя расщепило. Прости, я не хотел.

На мгновение Драко замолкает, закусив губу, и зажмуривается. Будто пытается удержать в себе что-то, что намного страшнее этой ситуации. Гарри только сейчас замечает израненные руки Малфоя, покрытые трещинками, мозолями и ушибами. Неровно обстриженные ногти, больше похоже, что их обгрызали. Он похудел. Его запястья кажутся такими тонкими, что их можно обхватить пальцами без труда. Пальцы кажутся длиннее, и содранные костяшки торчат. Рубашка на нем висит, явно с чужого плеча, Малфой вряд ли стал бы носить столь потертую и старую одежду. Высохшие и потрескавшиеся губы, впалые щеки и мешки под уставшими глазами. Он выглядит так, будто не спал все это время, будто сам лично таскал на своем хребту не только Гарри, но и еще полмира.

— Я так испугался, — продолжает он, открыв глаза, но так и не взглянув на Гарри. — Нужно было остановить кровь, обезболить. Мерлин, прости, пожалуйста, я не хотел, чтобы так вышло. Правда! — он опускает голову и зарывается пальцами в растрепанные волосы. — Мне так жаль. Я не смог. Просто бежал так далеко, как только мог. С трудом залечил твои раны, тебя почти порвало пополам, хотя бадьян с этим справился отлично.

Гарри пытается сесть удобнее и снова чуть не облокачивается на правую руку, чудом удержав себя. Да, привыкнуть к этому будет сложно. Малфой тоже вздрагивает, когда Гарри падает, и уже тянется к нему, но останавливается, когда Гарри справляется сам. Это выглядит одновременно и забавно, и раздражающе.

— Прошло уже две недели с лишним, как мы бежали, — Драко продолжает рассказывать, снова отворачиваясь от Поттера. — Я не знаю, что стало с другими и кто выжил. Подозреваю, что он убил всех, кто сопротивлялся. И, знаешь, смерть — лучший выход. В пытках он мастер, — горькая усмешка, и он сжимается в плечах, нервно отдергивая оборванные рукава. — Ты должен выжить. После Дамблдора он боится только тебя, уверенный, что только ты можешь убить его, сколько бы он ни создал крестражей.

— И что дальше? — чуть хрипло спрашивает Гарри, нахмурившись.

Малфой на мгновение смотрит ему в глаза и опять отворачивается. Поднимается, заправляя пару прядей за ухо, что настойчиво лезут ему в глаза, и задвигает стул под стол. Весь его вид сейчас начинает жутко раздражать. Он извиняется, он говорит тихо и почти спокойно, он вообще говорит с Гарри без попыток ударить побольнее. Он помогает, он спас Гарри. Взгляд, полный горечи и сожаления. Что это вообще может значить?!

— Пока нужно набраться сил. Восстановиться и уже после начать что-то планировать. Ты наверняка голодный, погоди, я сейчас принесу обед. Туалет с этой стороны, — указывает он взмахом руки в левую сторону, выходя из комнаты.

Все так странно. Этот рассказ, граничащий с ложью. Если это правда, почему не смотрит в глаза? Если сейчас Бузинная палочка у Волдеморта, это значит, что убить его будет намного сложнее. Но, с другой стороны, Дамблдор не мог знать наверняка, что палочка попадет именно Гарри в руки, так? Или мог? Как же все это запутанно! И тревожно. Как там сейчас Рон и Гермиона? А Джинни? Спасся ли хоть кто-то из них? На душе погано, что он тут, жив, почти цел, а они там, остались с ним один на один. И в то же время приходит раздражение, что он ничего не может сделать. Что он проиграл. Снова. Проиграл Волдеморту и теперь может только бежать, прятаться и скрываться, чтобы потом найти способ убить его. А найдет ли он этот способ? Если ли вообще теперь этот способ? Душа Риддла в Гарри мертва, Бузинная палочка теперь у него. С чего бы ему бояться Гарри? Из-за пророчества?

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Гарри предпринимает новую попытку подняться, удерживая себя рукой за спинку кровати. Ноги не болят, но слушаются плохо. Он ступает неуверенно, колени подгибаются, хорошо, что от кровати до двери всего два шага, и он ухватывается за косяк, чтобы не упасть. Коридор, что ведет сразу же на улицу, тянется вдоль всей комнаты и по размерам сопоставим с той койкой, на которой он сидел, разве что чуть длиннее. Слева слышится возня Малфоя и стук посуды, справа чуть приоткрытая дверь ведет в ванную и туалет. Гарри добирается дотуда и почти вваливается в комнату, удержавшись за дверь. Две недели прошло, а он словно месяц не пользовался ногами вообще. Да и телом тоже.

Ванная и туалет представляют собой комнатку пять на семь футов, с огромной кадкой и унитазом. Рядом с кадкой кран, уходящий куда-то вниз, под дом, и имеющий только один вентиль. Возле кадки — небольшой табурет и жестяной тазик. На стене по правую руку висят полотенце и небольшое зеркало, а за окошком, на веревке развевается, видимо, недавно стиранное белье, потому что с него еще капает вода. Удивлен ли он таким условиям жизни, в которых они с Малфоем оказались, или же он просто не может осознать, что это реальность, Поттер не может решить. Даже умывшись холодной водой из-под крана, он так и не может привести мысли в порядок. Облегчив мочевой, Гарри отмечает, что на нем простая футболка размера на три больше и спортивные штаны на резинке. Это не его одежда, у него точно никогда не было желтых футболок таких размеров и тем более спортивных штанов на резинке, просто потому, что они ему никогда не были нужны. Видимо, Малфой заранее побеспокоился об удобстве справляться с одеждой одной рукой, что снова же кажется каким-то нереальным. Чтобы Малфой так заботился о Гарри Поттере? Эта планета должна начать вращаться в другую сторону для начала.

Набравшись смелости и сил, Гарри подходит к зеркалу, висящему над краном. В отражение он с трудом узнает себя, потому что выглядит жутко помято. Всклокоченные больше обычного волосы, мешки под глазами, торчащие ключицы. И пустота под правым рукавом. Потребовалось еще больше смелости, чтобы поднять рукав и осмотреть остатки руки. Его слегка потряхивает и подташнивает, но он просто должен увидеть, насколько все плохо. Без должной колдомедицины, без должной помощи. Малфой ведь не медик, и вряд ли он забегал с ним в ближайшую клинику. Собственные действия кажутся ему медленными, как если бы кто-то заморозил время вокруг. Вот он аккуратно собирает пальцами рукав, задирая его на плечо. Вот он смотрит прямо на свое отражение, как будто если он будет смотреть сквозь зеркало, то сможет думать, что это лишь выдумка. Поднимает правую руку вперед и видит в отражение аккуратно заросший и едва заметный шрам, как если бы кто-то сшивал кожу, как мешочек. Невольно начинает трястись челюсть, снова подташнивает. С трудом набравшись сил, он снова умывается холодной водой, пытаясь перевести дух. И мысленно повторяет одну и ту же фразу: «Все хорошо, все хорошо. Ты жив, это главное», — как если бы она могла что-то исправить. Потребовалось еще пара минут, чтобы сдернуть рукав с плеча, почти не глядя, и вернуться в комнату.

— Простая уха из местных морепродуктов и картофеля, — произносит Драко, едва Гарри переступает порог комнаты. — Благо, у местных тут можно купить разнообразные продукты, дороговато, конечно, но ничего, — как-то бодрее щебечет он, разламывая хлеб на кусочки поменьше.

Гарри бы сильно удивился, если бы услышал от Драко в прошлом о дороговизне продуктов и просто о том, что тот готовит, занимается хозяйством в доме. Это все чертовски странно! Поттер почти крадется, усаживаясь на кровать, к которой Малфой придвинул стол ближе.

— Ну, продуктов у нас на месяц хватит точно, хотя так долго здесь опасно оставаться, — он усаживается на стул, но осознает, что Поттеру будет трудно есть левой рукой, спохватывается. — Хочешь, я могу помочь? — вкрадчиво так спрашивает он, искоса поглядывая на ложку и руки Гарри.

— Я справлюсь, спасибо, — говорить все еще трудно, но, по крайней мере, он может говорить не задыхаясь.

Смиряясь с неизбежным, Гарри берет ложку. Да, левой рукой есть непривычно и неудобно, но Гарри пытается запихнуть в ноющий от голода желудок аппетитно пахнущий суп. Замерев, Малфой наблюдает, как он пытается приловчиться, и вздрагивает, когда у того не получается, но не влезает. Просто отводит взгляд и медленно ест свою порцию. И чуть расслабляется, когда Гарри, все же приловчившись, начинает есть спокойно.

— Не знал, что ты готовишь, — тишина давит, и эта фраза сама слетает с губ Гарри. К тому же, суп действительно вкусный.

Если он готовил его без магии, то это еще более удивительно, чем вся ситуация в целом. Чтобы Малфой стоял у плиты? Планета уже вертится в другую сторону?

— Ты многого не знаешь обо мне, Поттер, — тихо и как-то грустно смеется Малфой. — Если хочешь, есть еще. Я много приготовил, подумал, что ты будешь очень голодный, когда проснешься.

— Да, было бы здорово, — неловко улыбается Гарри.

Как же неловко-то! Сама ситуация и слова, действия. Гарри не понимает ничего из происходящего. Малфой не спешит объясняться, почему именно так и не иначе. Нет, объяснил он все понятно. Сбежали потому, что Гарри почти проиграл. Но не ясно, откуда это узнал Малфой, а Гарри не помнит ничего, вплоть до момента, когда его утягивает в трансгрессию. И то, он помнит, как начинается сражаться с Волдемортом, его куда-то утягивает, потом провал, какие-то обрывки, и он уже здесь. И, несмотря на объяснения Малфоя, кажется, будто что-то не так, будто чего-то не хватает. Возможно, потому, что он оказался тут наедине с ним, без друзей, родных, без какой-то информации еще, кроме слов Малфоя. Может, спросить его о Теодоре Нотте, это же с ним он тогда прощался? Гарри исподлобья глядит на как-то лениво жующего Малфоя и понимает, что тот не ответит ничего нового, кроме того, что Гарри уже знает.

Когда Гарри доедает свою порцию, Малфой приносит ему еще, а следом и две чашки чая. Его шаги звучат так тихо, только шаркающие тапки по полу выдают его шаги. Гарри мог бы спросить его о многом, мог бы спросить, почему он помог, почему спас, почему не спас никого больше и даже бросил свою семью. Почему они вообще именно здесь, на другой стороне планеты, а не где-то поближе, чтобы иметь возможность напасть. В голову закрадываются мысли, что все это ложь, что Малфой просто обезумел или это был план Волдеморта, если не убить, то хотя бы избавиться от него таким образом. Но почему тогда его эмоции не кажутся наигранными? Да и вряд ли бы Малфой согласился бы так истязать себя для этого.

Закончив с едой, Драко уходит мыть посуду, а Гарри снова хочет в туалет. На удивление, с одной рукой не то чтобы сложно, скорее, автоматически тянешься правой. И только после этого действия понимаешь, что руки нет. Это больно. Морально больно, и фантомная боль в руке скручивает все внутри. Осознавать все это не хочется. А чувства будто выжали, даже заплакать не получается. Только кричать, но голос глохнет еще на вдохе, и вместо крика только глубокий выдох. Гарри застревает в ванной, глядя в окно, за которым открывается вид на огромное пустое морское пространство. По небу лениво плывут облака, окрашиваясь закатными красками от нежно розового до темно-красных цветов с фиолетовыми оттенками. Сложно понять, отражается ли небо в морской пучине или же это море отражается в небесах, слишком уж тонкий переход горизонта, разделенный только светом солнца. И то, что сейчас закат, Гарри понимает лишь потому, что становится темнее, а не наоборот.

— Поттер, все в порядке? — Малфой стоит за приоткрытой дверью и не смеет войти внутрь, но в голосе слышится тревога.

— Да, нормально, — коротко отзывается Гарри, присев на унитаз, предварительно закрыв крышку. — Дай мне пару минут.

— Хорошо. Если что, я на улице, — его голос звучит так встревоженно и заботливо, что это сбивает с толку.

— Ага, — Гарри кивает, хотя Драко этого не увидит.

Сложно. Малфой аккуратен в разговорах, и от этого лишь тяжелее принять. Понятно, что он чувствует себя виноватым, но почему вообще так себя ведет? Почему сам готовит, почему заботится о Гарри все это время, почему чувствует себя виноватым, и что это за странная улыбка, будто он больше всех рад, что Гарри жив? Что это вообще?! Они ведь даже не друзья, и для привычного Малфоя такое проявление эмоций и поведение — что-то нереальное. Даже неправильное. Гарри и самому надо бы рваться туда, за друзьями, требовать с Малфоя правду, палочку и больше информации. Он же должен что-то знать, так ведь?

Вот только Гарри не может найти в себе сил начать действовать. Будто он понимает, что это бессмысленно. Рваться куда-то без плана, без подмоги. Что он сможет сделать теперь? Когда у Волдеморта есть Бузинная палочка, он непобедим, разве нет? Да и что Гарри может теперь, с одной рукой, без друзей, один.

Облегчившись и умывшись, спустя минут двадцать Гарри уже собирается вернуться в комнату, но поворачивает и выходит на улицу. Еще достаточно светло, но солнце вот-вот закатиться за тонкую линию горизонта, разделяющую синеву неба и моря. Или это океан? Гарри понятия не имеет. Он никогда в жизни не был тут, и это еще один повод не спешить вырваться, потому что куда ему идти, если он на даже не знает, в какой стороне есть люди. А от крыльца и настила вокруг дома тянется тропинка куда-то вниз, к морю. С правой стороны от домика, со стороны кухни, получается, Малфой старательно рубит высохшее бревно, видимо, заготавливая дрова. Настил вокруг дома сделан из деревянных досок, чуть прогибающихся и скрипящих под его весом. Гарри обходит дом со стороны ванной, обнаруживая небольшую скамью, укрывшуюся в углу между ванной и комнатой, и позволяющую расположиться так, чтобы просто наблюдать за морем. Оно так близко. Тихое, спокойное и от этого пугающее. Будто в этом затишье весь мир вокруг готовится к надвигающейся беде. Возможно, потому, что Гарри сам воспринимает это затишье таковым, ведь он полностью дезориентирован. Он не знает, какое сейчас число, сколько времени, где именно он находится и как отсюда выбраться. И в этой тишине он ощущает себя, как никогда, беспомощно и разбито. Гарри смотрит на весь этот простор с замиранием. Невероятно красиво и спокойно. Но надолго ли?

— Шторм обещают на днях, — голос Драко раздается так неожиданно, что Гарри вздрагивает. — Прости, не хотел пугать, — он тоже смотрит на море и слабо улыбается. — Здесь красиво. В часах двух-трех пешком отсюда есть озеро с пресной водой, там же и рыбу можно ловить. А до ближайшего городка около десяти часов пешком, но есть метла, что существенно облегчает процесс. Правда, всего одна. Кстати, насчет шторма не волнуйся, просто пару дней придется не выходить из дома, но это не страшно. Нас точно не смоет волной, спасибо местным магам. А ты знал, что коренные народы многих стран до сих пор пользуются магией без палочки? Это удивительно! Я даже не думал, что та стихийная магия, которую мы все стараемся подавлять, может быть такой мощной, — Малфой так восторженно рассказывает о магии, что само по себе удивительно, и Гарри невольно слушает его внимательно, улавливая лишь ту суть, что придется пережидать тут шторм.

— И долго придется тут быть? — вздохнув, Гарри окидывает Малфоя взглядом и снова смотрит на темнеющий горизонт. Сегодня ему не уснуть. Столько дней проспал уже.

— Не знаю, — тихо отвечает тот. — Как только придумаем план, наверное, — в его голосе отчетливо звучит грусть.

Почему ему грустно? От того, что они застряли тут, или потому, что придется уходить отсюда?

Малфой возвращается к своему занятию, а Гарри стоит и смотрит, как тот продолжает складывать нарубленные дрова. Драко с топором в руках уже нонсенс, а тут он не только рубит, но и складывает их, перетаскивает, таскает из ближайшего леса поваленные деревья. Удивительное зрелище. Рубашка Малфоя расстегнута на половину, открывая шею и грудь с парой ссадин и царапин. На руках так же были ссадины и синяки, потертости, а от усталости они слегка дрожат. Когда-то обычно идеально выглядящий в дорогой одежде, в этих рваных штанах и истерзанной временем рубашке он выглядит неестественно. Вместо привычных туфель он ходит в сандалиях. Да и сам Гарри в тапках, но выглядит сейчас явно лучше Малфоя.

Отчетливо ощущается недосказанность, но в чем именно, не понятно. И это мучает. А Малфой и не пытается восполнять этот пробел. Словно специально умалчивает. Вот бы прижать его к стене и допросить, но что это изменит?

Делать абсолютно нечего. Постояв еще пару минут, наблюдая, как Малфой относит дрова в домик, Поттер двигается к нарубленным дровам. Лучше чем-то заняться, чем просто стоять. И снова тянется правой рукой. Это начинает злить! Как можно привыкнуть к чему-то, когда столько лет пользовался двумя руками и был чертовым правшой? Малфою было бы легче, он левша. Плевать! Это ни черта не значит. Он жив. Жив и справится! Остальное — просто досадная неприятность. Но вот нужна ли ему такая жизнь теперь, вопрос отдельный. И Гарри просто плывет по течению, не сопротивляясь, не пытаясь даже узнавать что-то еще. Все равно он ничего уже не сможет сделать.

Вернувшийся Малфой закусывает губу, смотря, как Гарри пытается подхватить левой рукой побольше дров. От него так и несет тревогой и желанием помочь, но он молчит, и слышится только плеск волн. С трудом, прижимая к груди остатками правой руки чурки, Гарри собирает то, что смог бы унести и, обхватив их левой рукой, двигается к домику. Руки болят, но эта боль терпима. По дороге бросает молчаливый взгляд на Малфоя, смотрящего на Гарри с тоской, надеждой и потаенной радостью. Но стоит взглянуть ему в глаза, как тот моментально отворачивается и принимается дальше колоть дрова. Бесит! Почему он так смотрит и молчит? Что все это значит, черт возьми? Раньше в его взгляде, кроме ненависти, ничего не было, а теперь столько всего, что сложно понять, что правда, а что ложь, где начинается истина и заканчивается лицемерие.

Сбросив дрова на кухонке возле печки, Гарри решительно направляется на улицу, чтобы поговорить, но стоит только увидеть старающегося Малфоя, как вся решительность угасает. Не обращая внимания на сумрак, на усталость, на трясущиеся руки, Драко продолжает махать топориком и раскалывать бревно на мелкие чурки. Отламывает ветки и, едва дорубив их до конца, просто доламывает ногой или руками. Не замечая даже, что царапает кожу о кору или что щепки, отлетая, ударяются о него. Складывает, стаскивает на кухню, заваливая все свободное пространство, но не останавливается. Начинает казаться, что тем самым он просто пытается себя занять, а не восполнить нехватку дров. Это сбивает с толку. И Поттер просто не может начать разговор. Не знает, как.

Так, молча, они заготавливают дрова. Гарри перетаскивает, Малфой рубит и таскает более тяжелые. Это выглядит чем-то нереальным. Вспотевший, ни разу не возмутившийся, он продолжает работать, будто для него это самое привычное дело в мире. Ни разу не сказав, что устал или что болят руки. А они у него болят, ведь стали уже заметно трястись. Гарри больше не может смотреть, как тот измучивает себя, да и стемнело совсем, света от факела не хватает. Еще, чего доброго, сам поранится.

— Малфой, хватит, ты устал, — Гарри останавливает его, взяв за руку, когда он снова тянется к топору. — Уже поздно, оставь на завтра.

Тот, взглянув на Гарри, вздыхает и молча кивает. Он не только физически устал, в его глазах и без света отлично видно его желание улечься спать и не просыпаться до тех пор, пока мир не станет хотя бы капельку прежним. Драко собирает остатки дров и с топором относит их в домик. Гарри заносит в дом факел, стараясь не подпалить ничего, Малфой тут же забирает его и втыкает в подставку на печной трубе. Благо, потолок тут высокий. Гарри просто наблюдает за тем, как Драко растапливает печь, суетится, крутясь между столом и печью. Ставит на нее чайник, ставит разогреваться суп, который до этого убрал в небольшой погребок, люк которого спрятан под столом.

— Хочешь чай? — нарушает Драко тишину, закрывая кухонное окно.

— Можно, — соглашается Гарри, взглянув на отряхивающегося Малфоя, и замечает, что у того на щеке черная полоса. — У тебя сажа на щеке, — слабо улыбается он, зачем-то коснувшись его щеки, пытаясь стереть, но только сильнее размазывая сажу по коже.

— Да? — удивляется тот, отстранившись и принявшись вытирать щеку воротом рубашки. — Растапливание печи совершенно неблагодарное занятие! — возмущается Драко.

Впервые возмущается! И это вызывает какое-то такое родное тепло в груди, что Гарри не в силах удержать смех.

— Что смешного? — насупившись, Малфой смачивает клок ткани водой из чайника, налив себе на руку немного и вытирая щеку.

— Нет, ничего, просто я все думал, когда ты начнешь возмущаться. Это же, ну, странно, чтобы ты работал физически и ни разу не погрозил никому расправой от своего отца, — Поттер немного ммнется, боясь вызвать у Драко раздражение этим или обидеть.

— А, ну, — теперь смеется Малфой, нервно поправляя рубашку. — Это настолько странно для меня? — вопрос звучит так, словно для самого Драко это в порядке вещей.

— Шутишь?! Ты же на первом курсе был готов подать в суд за то, что тебя заставили идти в лес, да и ты не производишь впечатление человека, занимающегося физическим трудом, — восклицает Поттер.

— Точно, помню. Здорово же я тогда испугался, — сдавленно хихикает Драко, принимаясь заваривать чай. По комнате тут же разносится горький привкус цитрусового чая. — Ну, за последние время жизнь изрядно перевернулась с ног на голову, пришлось привыкать к переменам, — как-то размазанно комментирует он слова Гарри.

Он сейчас говорит откровенно? Он честен, не лжет, не отталкивает, да даже не пытается быть сволочью, как обычно? С каждым разговором с ним, Гарри словно говорит совершенно с другим человеком, по случайности имеющим внешность Малфоя. И в то же время вот такие простые разговоры с ним кажутся Поттеру приятными.

— Ты словно не ты, — уже тише произносит Гарри, и Малфой только усмехается.

— Война меняет всех, — коротко отвечает тот, снимая с печи кастрюльку с супом. — Думаю, ты помнишь, что творилось в моем доме. Из-за ошибок отца, которые он делал намерено, Волдеморт больше не ценит Малфоев и… В общем, давай не будем об этом? — видно, что ему трудно говорить, а точнее, вспоминать ему точно не хочется. — Я расскажу, наверное, когда-нибудь. Н-м, не сейчас, прости, — чуть тряхнув челкой, Малфой все возится у стола.

— Ничего, я понимаю, — Гарри примирительно улыбается, хотя слышать извинения от Малфоя все больше кажется нелепым. Такой дисбаланс реальности, к которой он привык, и той, что сейчас перед ним, что все мысли путаются.

Драко приносит стул из комнаты для Гарри, а сам усаживается на табуретку за небольшим столиком. Но, уже потянувшись к завернутому в полотенце хлебу, вспоминает о чем-то и снова ныряет в погребок. И в следующий миг на столе лежат лепешки. Они завернуты в полотенце и остаются теплыми и вкусно пахнущими. Наблюдать за тем, как работает Драко, одновременно и странно, и завораживает. Его движения просты, легки, словно он всю жизнь так прожил. Даже у магглов уходит много времени, чтобы приловчиться к простым действиям. Драко же справляется с этим легко, хотя сложно поверить, что он с детства рубит дрова сам. Зачем это магам с достаточным количеством денег и домовиком?

— Да я, кажется, вообще не знаю, кто ты, — бурчит Гарри в чашку, ощущая даже привкус цитрусов. — Готовишь, печешь, рубишь дрова. Ты точно Драко Малфой?

От этого вопроса его руки вздрагивают, но он смеется и усаживается за стол, напротив. Гарри все еще ничего не может понять. Неужели это и правда не Драко? Тогда кто?

— Более чем, Поттер, — колко улыбается он, оторвав кусочек от лепешки, сразу отправив его в рот. — Я тебе могу под сывороткой поклясться, у меня, кстати, есть, — и не кажется, что он шутит, пусть и взгляд его смеется.

— Лучше не надо, вдруг я спрошу что-то, на что ты не хочешь отвечать, — хмыкает Поттер, но тут же жалеет о своем решении, ведь он мог бы узнать правду.

— Вот и отлично, — Малфой растягивает губы в довольной улыбке, очень напоминая себя привычного. — Давай лучше поговорим о планах. Местные мне рассказывали, что где-то в горах на севере, есть пещера. Считается, что это вход в древние постройки первых магов. Я хотел туда сходить, потому что там, по легендам, можно научиться сильному колдовству. Правда, придется потратить сутки, чтобы эта пещера открылась, потому что нужно провести целый ритуал для этого. А еще на дорогу уйдет около шести часов, подниматься в горы сложно.

— Это лучше, чем бездействие, — замечает Гарри, откусывая лепешку, оказавшуюся весьма вкусной. Мягкая, приятная на вкус, не соленая и не сладкая, напоминает чем-то более мягкий лаваш или же сдобу. А чай пахнет так приятно, что Гарри больше бы дышал им, чем пил.

— Уверен, что справишься? — снова эта тревога в голосе Драко. Раздражает.

— Более чем, Малфой, — Гарри возвращает ему колкую улыбку, и, кажется, что тот даже выдыхает свободнее. — Бесишь. Я не обвиняю тебя в этом, — поднимает правую руку, от чего рукав футболки натягивается и открывает обрубок, на который Гарри даже смотреть страшно. — В конце концов, ты меня спас, и это небольшая плата.

Малфой кривится в подобие улыбке с легким недовольством, будто съел лимон целиком. Гарри тянется к нему, отложив лепешку, и накрывает ладонь, что сжимает чашку.

— Слушай, я благодарен, правда. Понимаю, что ты не хочешь рассказывать мне всего, но я благодарен, что ты спас меня, — мягко улыбаясь, Гарри надеется, что так уйдет эта пресловутая неловкость, недосказанность и стена, выстроенная черт знает кем.

— Я расскажу, — мельком окинув Гарри взглядом, Драко кажется каким-то расстроенным. — Не сегодня, позже. Я все тебе расскажу, — мягко убрав руку Гарри со свой, он просто стягивает с подоконника, под которым стоит столик, тарелку и наливает туда поварёшку супа. — Ешь, пока не остыло, — кладет рядом с тарелкой ложку, а вот сам есть не торопится.

— Хорошо, Малфой, я запомню, — ухмыляется Гарри, все же вернувшись к еде.

Стоит отметить, что он действительно вкусно готовит. Но это удивительно, чтобы за пару недель он смог научиться так многому. Или не за пару недель? Сколько он провалялся без сознания? Ну, вряд ли без последствий можно продержаться без сознания долго. Да, он похудел, но точно не настолько, сколько бы потребовалось времени для обучения таким вещам, как домашний быт. Выходит, дома Драко обходился без палочки? А как же домовик? Или это у них такой метод наказания за проступки?