— Привет, — ответила я.

Столкнувшись лицом к лицу с той, кому хотели отдать мою жизнь, я не была уверена, что хочу её видеть. В голове всплыло «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас», но я поняла, что… не могу. «Имею ли я право испытывать такие чувства? А ведь она, возможно, не враг мне».

— Не стой, присаживайся, — Марго указала на деревянные стулья, что стояли по обеим сторонам от её коляски.

«Ловушка?» Я подумала и села на правый, потому что с него в случае чего можно было вскочить и побежать в обе стороны от книжной полки. Я приняла положение вполоборота, чтобы в поле зрения оказались и Марго, и путь к отступлению.

— Зачем ты меня позвала?

— Ты всё ещё сердишься на меня? Я вижу, что сердишься. Прости. Я правда не хотела забирать твой орган и вообще не знала про это. Это было бы мерзостью. Наверное, я бы переродилась за это в следующей жизни в теле девочки, которую бы продали на органы. Или в одном из адов… Это создало бы очень плохую карму.

— Плохую что? — спросила я, стараясь не терять бдительности.

— Карму. Я верю в реинкарнацию. Ты ведь из католического приюта и, скорее всего, в неё не веришь?

— А что такое реинкарнация?

— Это когда твоя душа переселяется в другое тело после смерти. Перерождение.

— Да, я в такое не верю.

— Я думала, почему страдают дети. Почему одни рождаются смертельно больными, а другие — здоровыми и счастливыми. Почему мир так несправедлив, когда он должен быть справедливым? Мне кажется, учение кармы объясняет это лучше всего. Те, кто страдают, страдают справедливо, так как делали зло в прошлой жизни. Те, кто счастливы, счастливы потому, что делали в прошлой жизни добро.

Она грустно улыбнулась.

— Прости, мне не следовало говорить об этом с тобой, но кроме книг мне вообще не с кем поговорить. Отец берёт слугами только тех, у кого нет своего мнения… или они просто боятся меня?

Я промолчала. Она говорила спокойно, без жестикуляции, но в её ровно текущую речь хотелось вслушиваться. Было в этой манере что-то завораживающее.

— Ты ведь не читала про жизнь Будды? Он родился в царской семье и царь, веря предсказанию, захотел, чтобы его сын не знал страданья. Его окружали только молодые, красивые юноши и девушки, он знал только удовольствия — телесные, душевные и духовные. Он верил, что жизнь — одно удовольствие, и что поскольку человек перерождается бесконечное множество раз, то ему предстоит вечность удовольствий. Потом он встретил старика, больного и увидел тело мёртвого человека. Ему объяснили, что это произойдёт со всеми. Он вновь увидел вечность, но уже вечность болезней, старости и смерти. Все будут бесконечно рождаться только для того, чтобы страдать и умирать…

Она говорила странно, смотря перед собой в пустоту.

— Я живу как Будда в закрытом дворце. Меня окружают лишь те, кто меня не потревожат. Все всё знают и все молчат. В последнее время я даже не могу выйти из дома без посторонней помощи. Ты ведь можешь ходить по улицам, разговаривать с людьми, делать то, что тебе хочется?

Вопрос прозвучал неожиданно — слушая монолог Марго, я очутилась в ином, особом мире, сплетённом из фантазий, мыслей и чувств.

— Наверное, да. Зато меня легко могут убить. Для некоторых моя жизнь ничего не стоит.

— Да, у всего есть свои минусы. — Марго безвольно пожала плечами. Похоже, она не заметила моего намёка.

— В письме ты упомянула свою книгу.

— Да. Я решила написать книгу о том, что все жизни важны. Это и будет моим смыслом жизни.

— Тебе ли писать такую книгу? — горько спросила я.

— Ты всё ещё сердишься и не веришь мне? Прости, я правда не желаю тебе зла. До этого никто на меня не сердился и не ставил мои слова под сомнение, но мне это даже полезно. Вдруг я кажусь себе хорошей, а на самом деле ужасно противная и всех раздражаю, но никто не решается сказать мне об этом, — задумчиво произнесла она, склонив голову набок.

Я улыбнулась. Всё-таки она была необычной девочкой.

— Извинения приняты.

— Правда? Я очень рада! — она хлопнула в ладоши. — Тогда расскажи о своей жизни! Или нет, давай я лучше расскажу про свою книгу. Чего ты сама больше хочешь?

— Расскажи про свою книгу.

Если Марго заперта в роскошном особняке, я — в приюте с братьями и сёстрами, в стенах которого мы заканчиваем начальную школу. Лишь этой осенью я перейду в среднюю школу и часть дня буду проводить вне приюта. Я могу почти свободно гулять по городу, но в этих прогулках нет ничего необычного.

— Это история про сирот. Они живут в приюте и очень дружны между собой, их воспитывает женщина, которую они называют мамой. Можно сказать, они счастливы. Одно омрачает их безмятежную жизнь: в определённый момент они покидают приют. Мама говорит, что их отдают в приёмные семьи, но на самом деле, — Марго понизила голос и выдержала паузу, — их отдают на съедение демонам! — резко произнесла она, и я вздрогнула.

— Какой ужас! Демонам? Их мама служит тёмным силам?

— Нет. В моей книге демоны не такие как представляют католики. Они не духи, а состоят из плоти и крови, и вообще они не демоны на самом деле.

— Понятно, — ответила я, хотя ничего не поняла.

— Мне кажется, моя главная героиня должна быть похожей на тебя! Я хочу сделать её такой же доброй и смелой, чтобы она также всем помогала.

— Никакая я не смелая. Самая обыкновенная трусиха.

— Нет, смелая! Ты не испугалась сбежать с тем стра… — Марго побледнела, глядя на что-то за моей спиной.

Холодное дуло пистолета прижалось к моему затылку. Я содрогнулась. «Лео был прав. Это ловушка».

— Поздравляю! — раздался над моей головой знакомый голос. — Ты провалила экзамен, идиотка, и теперь мертва!

Металлический холод исчез. Я обернулась. Лео уже спрятал пистолет. Его взгляд прожёг меня насквозь, но я и сама была готова броситься на него с кулаками:

— Лео, да ты!.. — начала я, но он грубо меня оборвал.

— Сейчас говорю я. Мне надоело слушать ху… фигню, что вы несёте. Значит, ты, — он указал на Марго, — слушай сюда: если из-за тебя с Ритой что-то случится, я тебя из-под земли достану и убью. Ради её спасения я по уши вляпался в дерьмо и свои усилия оцениваю больше, чем твою жизнь. И мне плевать, девчонка ты, ребёнок, инвалид или единственная дочь своего отца.

Зелёные глаза превратились в льдинки, подёрнутые туманом равнодушия. Лео и без пистолета выглядел угрожающе. Я смотрела на него и не узнавала. У меня задрожали губы. Я не понимала, откуда эта едкая ненависть. Никогда раньше я не видела его настолько злым. Наверное, он также злился, когда бил Менделя, но тогда было, за что, а Марго — маленькая, хрупкая девочка. К тому же смертельно больная. Вдруг ей станет плохо от такого обращения?

Она ещё больше побледнела и кивнула. Я позавидовала её выдержке.

— А тебе, — он перевёл взгляд на меня и, видимо, заметив мои слёзы, продолжил мягче, — надо не развешивать уши и помнить об опасности. Всем пока.

Лео по привычке собирался опустить руку мне на голову, но я отпрянула. Он пожал плечами и направился к выходу. Я глубоко вдохнула, стараясь обуздать эмоции. Мне нужно было поговорить с ним. Сейчас. Я чувствовала: его нельзя отчитывать перед Марго. Его вообще нельзя отчитывать. Он спас меня, и я не имею права его осуждать. Я могу только просить, и лучше сделать это наедине.

Я поднялась со стула. Марго схватила меня за руку. Я испугалась, что ей стало плохо, но её лицо выражало лишь беспокойство.

— Всё будет хорошо. Я сейчас вернусь.

Я догнала Лео на выходе из читального зала и молча последовала за ним на некотором расстоянии. Я была уверена: он и не оборачиваясь знает, что я иду за ним. В детстве мы с Менделем так играли: я следила за ним, а он притворялся, что не замечает, но мы оба знали истинное положение вещей. После игры он в шутку называл меня хвостиком.

В роли хвостика я прошла через всю библиотеку. На улице я ускорилась и крепко обняла Лео со спины. Он остановился. Холодные пистолеты упёрлись мне в рёбра, но я решила потерпеть.

— Я, кажется, просил тебя так не делать, — сказал Лео уже спокойно.

— Наверное, ты такой злой, потому что не разрешаешь себя обнимать.

— Дурацкая теория. Ты знаешь, сколько в среднем часов бандит проводит в объятиях проституток?

— Нет, не знаю. В объятиях кого?

— Неважно, но это доказывает, что твоя теория несостоятельна.

Всё-таки с пистолетами было неудобно. Я отпустила Лео, чтобы хитро перейти в наступление — с невинным видом обошла его и обняла спереди. Уткнувшись ему в грудь, закрыла глаза. Тук-тук, тук-тук — мерно стучало его сердце. Ко мне вернулось спокойствие.

— Рита, мне не нравится, когда ты так делаешь, — в его голосе сквозила усталость. Что-то новенькое.

— А мне не нравится, когда ты ругаешься.

— Прости, погорячился. А ведь недавно ты клялась мне в вечной любви несмотря ни на что.

— Я тебя по-прежнему люблю, но любить — не значит одобрять плохое поведение.

— Тьфу ты, опять обсуждаем высокопарную чушь. Давай лучше обсудим твои ошибки в операции «Марго». Отпусти меня.

— Нет. Не хочу, — я ещё крепче прижалась к нему.

— Это уже просто неприлично. Рита, не позорься.

— Почему неприлично?

— Да потому что. Ты уже взрослая и должна понимать.

Вот так. То я ребёнок, от вопроса которого можно отмахнуться, то умная и взрослая.

— Если тебе неприятны мои прикосновения, так и скажи. Зачем что-то придумывать?

— Да, неприятны. Мне вообще неприятно, когда кто-то вешается мне на шею. А тебе было приятно, когда я дёрнул тебя за ухо?

— Было немного больно, но приятно.

— Что ты несёшь? Ты себя-то слышишь?

— Я о том, что мне нравятся твои прикосновения. Мне от них спокойнее. Хотя, когда в нашу первую встречу ты дёргал меня за щёки, было немного неприятно. Жаль, что у тебя со мной не так, — вздохнула я и разомкнула объятия.

— Оо, Рита, как вообще можно говорить такие вещи! — «А сам-то ты что говорил Марго?» — Со стороны это звучит как… Ты знаешь, что такое секс?

— Нет.

У него округлились глаза.

— Серьёзно? А как дети появляются?

— От любви мамы и папы.

— А как конкретно это происходит?

— Не знаю, — пожала я плечами. — Разве это важно? Детей даёт Бог.

Лео стукнул себя по лбу.

— Дева Мария! Святая невинность! Я предполагал что-то подобное, но не думал, что всё настолько запущено. Как вас воспитывают? Это просто ужасно! Если тебя разденут в тёмном переулке, ты даже не поймёшь, что произошло!

— Хорошо воспитывали. Наверное, — Мендель мне не нравился, и я стала сомневаться в качестве почти всего, что связано с ним. — А что раздеваться перед другими плохо, я знаю. Вот это действительно неприлично. Что ещё я должна знать? Расскажи мне, — легко попросила я.

— Я? — он отпрянул. — Ну уж нет. Я не готов обсуждать такие вещи с маленькими девочками. Хотя погоди, мы же в библиотеке! Пойдём, я подберу для тебя книгу, и ты сама всё узнаешь. Но если что, её дал тебе не я. А то ещё ваши обвинят меня в совращении несовершеннолетних.

Совращение несовершеннолетних. Я впервые слышала настолько трудные, шипящие слова, но спрашивать, что они значат, не решилась.

Лео развернулся в сторону библиотеки.

— Погоди, — сказала я. Он вопросительно посмотрел на меня. — Пообещай, что больше не будешь никого убивать.

— Нет, — сразу ответил он. — Не могу. В нашем городе никогда не убивать — роскошь, которую я не могу себе позволить. Да, я решил не убивать в качестве работы, но совсем не убивать… Без этого не выжить.

— Хорошо, пообещай, что убьёшь кого-то только в самом крайнем случае. Например, при самообороне или ради спасения другого человека. Пообещай, что никогда не убьёшь ребёнка и Марго в том числе. Даже если… она как-то мне навредит. Мне это уже не поможет.

— Я и не собирался её убивать. Так, пригрозил для профилактики. Хорошо, торжественно обещаю, что прибегну к убийству только в самом крайнем случае для самообороны или спасения человека, и что никогда не убью Марго. Успокоилась?

Я кивнула.

Мы вернулись в здание библиотеки. В читальном зале художественной литературы Лео доверительно поговорил с библиотекаршей.

— Мне очень нужен ваш совет. Понимаете, — начал он, стоя спиной к кафедре выдачи и облокотившись на неё, — у моей сестры такой деликатный возраст. Пора бы ей узнать о половой жизни, но мне самому неловко с ней об этом говорить. Не могли бы вы посоветовать хорошую литературу на эту тему?

Лео дали кучу книг, и он для удобства выбора разложил их на столе. Я хотела ему помочь и взяла первую попавшуюся книгу, но он меня осадил:

— Не трогай. Я сам.

Я села на стул и подпёрла рукой щёку. Мне нравилось наблюдать, как Лео выбирает книги: проводит по корешку, затем открывает и с серьёзным видом перелистывает страницы. Вдруг я заметила между полок коляску Марго и вспомнила, что меня вообще-то ждут.

— Лео, раз я тебе не нужна, я пойду к Марго? — я встала со стула.

— Предпочитаешь меня ей, значит? — хмыкнул он, оторвавшись от чтения.

— Нет, — я села обратно.

— Шучу. Предупредить хотел: разобьёт она тебе сердце. Для богатеньких новый человек что новая игрушка. Надоест ей с тобой общаться и всё. Был другом — стал никем.

— Ты меня к ней ревнуешь? — спросила я с любопытством. До этого меня делили только младшие дети в приюте.

— Что за глупости! Как партнёр для слащавых разговоров я точно не гожусь. Я лишь пытаюсь уберечь тебя от ошибок, поделиться своим опытом, но всякий хочет наступать на свои грабли.