— Oh my God! — вздыхает британец. — Мы потерялись.
В лесу начинало темнеть и искать дорогу до лагеря в ночи — было бы глупо. Сейчас нужно найти укрытие от холодного ветра, который усилился. И, забыв нормы, прижаться друг к другу.
Это далеко не первый раз, когда экспедиция пропадает, увы. Далеко не первый и, вероятно, не последний. Отходить далеко от лагеря — рискованно, но зато теперь у реки находится ловушка для рыбы, а это значит, что от голода им помереть не суждено.
«Правда, сколько идти к этой реке, my dear?»
Дмитрий хмурится. Ему не нужно было напоминать о факте, что они не смогут принести в лагерь все собранное. Холода совсем истощили запасы, ибо бежать с голым задом в метель — идиотизм, поэтому двум оставшимся в стенах убежища придется послушать трели, доносящиеся изнутри животов. Дел в лагере было много, но с ними, наверное, справились, и Дмитрию придётся снова всё исправлять и находить изъяны. Это уже стало традицией, которая нравилась лишь одному человеку во всей Сибири. Называть его имени не будем, но подсказать можем. Хотя, наверное вы сами поняли.
Снег падал хлопьями на волосы, заваливался за воротник и противно колол кожу. Холод всегда разный, к нему привыкаешь и он становится еще пакостливее. Зима становится вечной, но её жертвы пытались держаться. Слёзы подступали к горлу, но падение боевого духа — последнее, что им было нужно. Все они боролись за выход из цепких лап бесконечных сосен, которые уходят к самому Богу — в него поверили даже заядлые коммунисты, ибо нужен был немой друг и помощник. До мозга доходило, что ему нужна вера — и он верил. Верил в лешего, верил в русалку, которую заперли подо льдом реки, верил в глупые истории Грея.
Глаза двух любителей приключений, но разного их рода, сходятся на корнях высокой сосны. Кто бы думал, что прутья клетки — это спасение от палача! Что же, можно даже крикнуть осипшим голосом благодарности (получить по шапке) и, прижав к себе ноги и руки, замереть до скончания тьмы. Вспоминается детство, когда испуганным ребёнком звал маму, сидя подле которой, слушал нескончаемые уговоры о том, что за окном нет и не было ни единого монстрёнка. Только теперь нет окна, а монстры делятся на группы: люди и животные, — которые, в общем-то, менее агрессивны.
Иногда вспоминается тот роковой день, выстрелы и начало холода. Теперь он стал бесконечным, он крутится по кругу вместе с голодом и метелью, разбавляется лишь короткими посиделками у костра, которые не приносят ничего. Пустые разговоры в итоге дошли до того, что говорить сталось не о чём. Немая тишина давила на мозг и вызывала головокружение. Сигареты кончались, сердце сжималось от боли за драгоценный табак. Мечты и принципы? Расскажи про это бесконечной Сибири, давай! Надеемся, что она оценит эти истории. Оценит истерики и прокусывание тонкой кожи на пальцах. Ах, верно. Оценишь ли ты сам своё поведение? Оценят ли его твои товарищи? Точно нет, точно. Поэтому остаётся давиться снегом и иногда пускать скупую слезу.
Грей усаживается на место у сосны, прижимает колени к себе и утыкается лицом в в ладони, выдыхая на них. Перчатки давно затёрлись, порвались, но зашить их было особо нечем. Жаль, они отлично согревали. Пусть и кожаные, а та обладает свойством морозить. Дмитрий подсаживается рядом и прикрывает глаза. В голове мысли, воспоминания и собственные убеждения. Эдвард вызывал подозрения и вопросы. Начиная с шифра в дневнике, который британец всегда держал при себе и охранял, как зеницу ока, заканчивая разговорами о шпионах и военных вопросах. Когда-нибудь Грей проболтается, ибо холод развязывает любой язык. Даже со столь заметным акцентом. В этом всём была бесящая тайность, а у Дмитрия это вызывало дикое желание вынюхать, изучить каждую деталь в этом человеке. Эти байки ничего не давали! Но и точной информации выудить негде. Оставалось лишь как-то надеяться, что обладатель шикарных усов нигде не врёт. В чем Дмитрий уже сомневается.
Что ж, русский ощущает чужие руки совсем рядом. Ощущает манящее тепло, снова. Начинает сводить с катушек. Хотелось прижаться сильнее, вжаться в чужую грудную клетку и спрятаться в чужих костях. Хотелось, элементарно, согреться. Была ли во всем этом пошлая страсть? Богомерзкая, отвратительная и запретная страсть, но меж тем, которая будоражит абсолютно любой уголок тела? Даже если она есть… Какая разница? Дмитрий прижимается к чужому боку, ощущает, как чужое тело напрягается и тут же расслабленно дрожит. Или от холода или по другой причине, значение-то не имеет. Грей никогда не противился, когда подобное настигало. Никогда. Да, это все могло напугать в привычном мире. Может даже обозлить, но в холодной Сибири? Холод или достижение хотя бы подобия тепла?
Голова Дмитрия притягивается куда-то на плечо. Эдвард чувствует это безумно горячее дыхание, оно пробивает до мурашек, но на фоне привычной дрожи от холода? Пх, это не ощущается. Никак. Чужие губы оставляют невесомые поцелуи, невесомо касаются лба, щёк, ушей. Иногда кусая мочку, иногда массируя макушку пальцами, всё сильнее прихватывая волосы. Это не имеет значения, всё это приходит к одному. К желанному теплу, злости на холод и желанием обнажить чужой торс. Оставить алые засосы на чужой шее и отчётливее услышать стук чужого сердца.
Британец глухо шепчет, разумеется, со своим привычным акцентом:
— Сейчас слишком холодно, my dear friend.
Снежинки таят на губах. Снегопад лишь усилился, а найти материалы для сооружения костра не удалось.
— Я знаю, Эдвард.
Дмитрий утыкается куда-то в плечо товарища. Запах парфюма сменился на запах сосновых веток, холодного воздуха и реки. В более тёплую, если можно так выразиться, погоду русский военный позволял себе примкнуть к чужой шее и оставить весточку на память. Сэр Эдвард не противился, он не имел понятия, как дружеские толчки превратились… В это? Дмитрий был главным консерватором этого леса и подобные ласки с мужчиной для него должны быть противны. Должны, но, видимо, холод ломает даже самые консервативные принципы. Желание согреть душу и сердце, немного тело. Чувствовать чужое плечо под ухом, ощущать дыхание на лице и отдаваться в это маленькое тепло без остатка. Улыбаться от столь мелкого удовольствия.
На губах все еще чужой вкус, в мозг уходит манера ведения диалога и тепло-тепло. Это всё, на чём можно сконцентрироваться.