Опасность
Поздняя осень. Я, как и обычно, возвращаюсь домой с работы. Все вокруг говорит о приближающемся дожде, пусть все еще светило солнце из-за туч. Идя мимо детской площадки, я замечаю что-то странное и... пугающее. На качели сидит мальчик лет восьми, плюс-минус два года. И он разговаривает с кем-то будучи совершенно один.
Моя семья всегда была странной. Духи, призраки, нечисть и все в этом роде считалось не просто реальным, а живущим среди людей и не просто живущим, но сосуществующей. Бабушка всю мою сознательную жизнь твердила, что та реальность, которую мы видим, далеко не все, что есть в этом мире. Наше зрение зачастую не способно видеть и половины того, что есть в этом мире. Она так же верит, что наш мир имеет несколько пластов реальности, и это не прошлое, будущее и настоящее, это что-то типа яви и нави, к которым примешиваются еще сотни всяких верований. Из-за чего моя мать, с насмешкой, частенько приговаривала, что мы верим во все и не верим никому. Парадокс моей семьи, на самом деле, потому что с доверием у них действительно тяжко.
И вот сейчас, возможно, я впервые осознаю. Нет, я ощущаю кожей, что с этим мальчиком происходит что-то воистину ужасное. Я не могу сказать, страх это или же просто продрог, но словно откуда-то изнутри по всему телу поднимается дрожь. Все мое существо кричит «ОПАСНОСТЬ!», а я даже сформулировать не могу, откуда взялось это чувство. Мне хочется схватить этого мальчишку и бежать так далеко, насколько смогу. Скрыть его от чего-то, чего я не понимаю! Мое сознание просто беснуется и тело отзывается на это мелкой дрожью.
- Привет, - стараюсь улыбаться как можно мягче, подойдя к мальчишке. – Во что играете?
- Ни во что, - насуплено отзывается мальчишка. – Маму ждем.
- А где она? – я стараюсь изо всех сил концентрировать взгляд на мальчишке, на периферии ловя что-то расплывчатое, непонятное, но жуткое.
У меня даже кончики пальцев похолодели, хотя мой бывший, по его словам, и полюбил меня, ведь мои руки даже зимой теплые.
- На работе, - шмыгает он носом, тут же утирая сопли рукавом куртки.
Логично. Сейчас пять вечера, вероятно она должна скоро прийти. Вот только я стойко ощущаю тревогу. Ощущаю, как вот-вот должно произойти что-то неладное, что-то непоправимое.
- А дома кто-нибудь есть? – интересуюсь, пару раз моргнув, сгоняя наваждение, но все еще ощущаю кожей могильный холод.
Можно отнести это к моей усталости. Я только со смены – отработал больше двадцати часов. Мой мозг перетрудившись просто посылает мне сигналы об усталости, выдавая их за тревогу и страх, при этом повысив температуру. Можно как угодно объяснять то, что происходит, но я не могу найти ни одного логичного объяснения, почему мне нужно защитить этого мальчика!
- Старшая сестра дома, - он снова шмыгает носом. – Только она со своим парнем, и я им мешаю.
- В-вот как, - заикаюсь, не зная, куда вывернуть разговор.
Моргнув, я на секунду сквозь ресницы вижу его. Рядом на качели сидит еще один мальчик. Только его лицо. Я зажмуриваюсь и стискиваю зубы от желания закричать! Работая терапевтом в стационарной клинике, я повидал не мало, но то что я увидел в эту секунду заставило меня похолодеть. Маленькое лицо второго мальчишки было полностью без кожи! Сквозь разорванные куски мяса торчали белые кости, а вместо глаз пустые глазницы. У него не было передних зубов, словно их выбили или вырвали. Окровавленные волосы висят клочьями, спутанные колтунами. На его тощем, практически костлявом и синем теле висят лохмотья, отдаленно напоминающие майку взрослого человека. У него был перелом левой руки, так как я, даже мимолетно взглянув, могу с уверенностью сказать, что срослась она у него неправильно и искривилась под углом. Что там ниже пояса, я не разглядывал, просто закрыл глаза от стойкого желания закричать.
- Давай, я тебя домой отведу? – предлагаю я, протянув руку мальчишке. Который, живой. – Где ты живешь?
- Мне нельзя говорить с посторонними, - вдруг спохватывается мальчишка и спрыгивает с качели.
Краем глаза замечаю, как дергается и начинает качаться вторые качели и стараюсь не придавать этому особого значения.
- Но и оставаться здесь тоже нельзя, ты заболеешь, а я лишь хочу проводить тебя домой, - пытаюсь настоять на своем. – А лучше давай позвоним твоей маме. Ты знаешь ее номер?
Мальчик отрицательно качает головой, и я уже не знаю, что мне делать.
- И все же, давай я отведу тебя домой, - я протягиваю ему руку. – Ты продрог весь, - хотя меня и самого трясет, как припадочного.
- Яра говорит, что мне с тобой нельзя, - хмурится тот.
- Яра, это твой друг? – я слегка киваю в сторону стоящего за спиной по левую сторону от мальчишки...
Призрак это или же кто-то еще. Я не знаю! Но я точно знаю, что он ничего хорошего не сделает этому мальчишке! И если я сейчас же не уведу его отсюда. Но куда мне его вести? К себе домой? Это похищение!
- Мама! – вдруг вскрикивает мальчишка и мчится куда-то мне за спину.
- Котик, что ты тут делаешь? Почему ты не дома? – ужасается та, подхватывая мальчишку на руки, а я...
Сталкиваюсь взглядом с призрачным мальчишкой и мое сердце ухает куда-то вниз, медленно переставая биться. Я смотрю на него впритык, а он смотрит на меня. Почему-то, я чувствую его улыбку. Оскал даже. Он смотрит на меня и улыбается, как улыбаются... этому даже сравнений нет. Ни один киношный или реальный псих не имеет такой улыбки. Мягкой, но зловещей, словно в нем отразилось само зло.
- Сестре помешал, - выдаю я, когда она проходит мимо меня с ребенком на руках, чтобы забрать его рюкзак. – Девчонку не ругайте, но поговорите с ней, - говорю спокойно, ловя удивленный взгляд матери, а сам все еще смотрю на призрака. Или духа.
Мать твою, кто бы ты ни был, уходи! Просто уходи!
- Я терапевт, если лекарства понадобятся, вы во вторую клиническую заходите, - мой голос все тише. – Спросите терапевта Варр в регистратуре, я предупрежу, чтобы они сразу вас ко мне отправили, - сглатываю, понимая, что несу бред. – И уходите скорее, пока ребенок совсем не замерз.
Женщина что-то невнятно произносит, я даже не слушаю. Я смотрю на оживший кошмар. Внутри что-то встает стеной в попытке защитить мальчишку. Понятия не имею зачем. Ни его мать, ни его самого я никогда не видел раньше. Да и городок у нас не слишком уж маленький, чтобы знать всех поименно. И в то же время ощущаю, как на моей шее словно смыкаются маленькие, холодные ручки. Только вот мальчик стоит напротив меня и даже не шевелиться.
- Тебе тоже стоит уйти, - обращаюсь к призрачному мальчишке. – Иначе не сможешь переродиться, если не поторопишься.
Слова срываются с губ быстрее, чем я успеваю осознать их смысл. А в следующий миг мальчик исчезает, на меня обрушивается усталость килограммом ваты и давит так, что ноги подкашиваются. И я просто падаю, теряя сознание.
Много лет спустя
Кризис заставил многих если не сменить работу, то найти возможности подработки. Вот и я периодически стал работать на скорой. Ради этого даже прошел курсы фельдшеров, чтобы иметь лишнюю копейку в кармане. И мы только прибыли с одного вызова – девушка, отравилась паленой водкой, - как тут же появляется новый вызов: во дворе одного дома найдет труп ребенка, ко всему так же есть пострадавшие из-за неадекватного молодого человека. Выезжаем.
Уже подъезжая к месту ощущаю смутное чувство напряженности. Вроде уже давно так работаю, привык. И все же, внутри бурлит котел, извергающий из себя предупреждения об опасности. А когда заезжаем во двор, меня как обухом по голове бьет. Я без труда узнаю все те же качели и меня пробивает на холодный пот. А трясет так, будто я в чем мать родила в лютую стужу на улице стою. Но сейчас июнь.
- Мир, ты чего? – испуганно треплет меня за плечо Лерок, глядя на меня, словно призрака увидела.
Перевожу на нее взгляд и проморгавшись, отмахиваюсь, отделавшись простой фразой: - Все нормально.
Выпрыгиваю из машины и по ушам бьет пронизывающий звук. Словно одновременно стоишь рядом с десятком огромных трансформаторов и кожей ощущаешь звук стрекочущего электричества. И пронзительного писка, как если бы стоял рядом токарным станком, что снимает тонкую-тонкую стружку с металла. Пошатнувшись, но устояв, я заставляю себя идти вперед. Сердце ухает в груди, готовое взорваться. Мне страшно. Мне страшно настолько, что я хочу сбежать и бежать так далеко, насколько это возможно. Меня трясет. Внутри все судорожно сжимается. Ни от одного ужастика мне не было так страшно, как сейчас. Я подхожу ближе к странно затихшему молодому человеку, держащему в руках палку. Полиция еще не приехала, а очевидцы попрятались. Двор пустой, будто вымер. Лерок шепчет сзади что-то о том, чтобы я не лез, но мне нужно, и я иду к нему.
Рыжая макушка кажется смутно знакомой, хотя я никогда в жизни не видел этого человека. Я знаю это, потому что уже догадываюсь, кто он.
- П-парень, - зову я, остановившись от него в двух шагах.
- Я задел его, - выдает тот скорбным голосом. – Я... я не хотел. Я не знал! – он поднимает заплаканное лицо и смотрит на меня.
- Верю, - отвечаю я и делаю полшага вперед. – Расскажешь, что произошло?
Кажется, я скоро буду бояться моргать, потому что в очередной раз вижу то, что не хочу видеть! Передо мной молодой парень лет восемнадцати, еще мальчишеское лицо не приобрело жестких черт, и не исказилось возрастом, но в то же время я не вижу на его лице кожи. Сморщенное, изъеденное местами мясо на серых костях, выглядит до тошноты неприятным. Я сглатываю подкативший ком крика к горлу.
- Я... я хотел убрать, хотел просто убрать, - лепечет он, глядя на меня, но я не вижу, чтобы его губы шевелились.
- Я хотел их убить, - выдает он тут же не своим голосом.
Детский, но в тоже время рычащий, пробирающий до костей. У меня подкашиваются колени, и я падаю, заваливаясь вперед. Оказываясь с ним лицом к лицу.
- Я убью их, - усмехается он... оно.
Понятия не имею, кто или что это. Но я понимаю - если что-то не сделать, оно сделает то, что говорит. Я подскакиваю к нему, хватаю за плечи и глядя в глаза тараторю:
- Отпусти его! В чем он виноват? Отпусти мальчика! – почти требую я, сжимая пальцы на его плечах.
Его лицо снова плывет перед глазами. Он резко отталкивает меня от себя, замахиваясь палкой и попадая мне по лицу, рассекая бровь. Отшатываясь, падаю назад, отползая от начавшего кричать и крутиться парня на месте. В нем происходит борьба. За тело, за душу, за жизнь. А я могу лишь наблюдать. Но спохватываюсь, вскакиваю на ноги. Подоспевшая полиция пытается скрутить его, угомонить. Гул в ушах становится все пронзительнее и громче. По моему лицу текут слезы, в голове все пульсирует, перед глазами плывет. Я подлетаю к мальчишке, но...
- Поздно, док, - усмехается тот, подняв на меня потемневшее и словно постаревшее лицо.
Отшатнувшись назад, я начинаю дрожать всем телом. Парня уводит полиция, ко мне подлетают медсестра и водитель, а я провожаю взглядом смеющегося парня.
- Пожалуй, пора домой, - произношу сам себе, не чувствуя в себе ничего. Словно меня выжали до суха.
Семья
- И что бы ты сделал? – хмыкает старший брат, который, в отличие от меня, остался с матерью жить. – Ты думаешь, смог бы что-то исправить? Ха, оказался рядом, вмешался. Чем только помог!
- Что? – не понял я, уставившись на близнеца, как на отражение в кривом зеркале.
Смех да и только, что мы близнецы. Велимир и Драгомир. Посмеялась мать, что ли, дав нам эти имена? Но сколько бы не спрашивал, каждый раз отвечала, что мы сами их выбрали! Вэл и Драго, ну или ДаблМир, как нас прозвали старшие сестры.
- Я говорю, что если бы ты не вмешался, то этот твой призрак не смог бы мальчишку использовать, - Велимир ставит передо мной чашку с горячим чаем и садится, напротив. – Мать бы пострадала, да женщины крепкие, многое выдерживают. Вон, Мирка у нас какая крепкая стала! А ведь все детство болела, - усмехается он.
- В смысле, ты бы на моем месте просто мимо прошел? – ужасаюсь я. – Он этого мальчишку убил!
- Да что ты? Каждый день кто-то умирает, - холодно произносит Вэл. – Так что, нам каждого спасать? Говорил тебе, останься, обучись. А потом уже лезь в свою медицину. Ну что тебе пару лет стоило? Так теперь вот, психику ему лечи. Ты клятву Гиппократа давал, а мозгов не приобрел! – фыркает он, поднимаясь и возясь у плиты. – Обучился бы, да понял, что влез куда не просят. А теперь сидишь и уже третью неделю ждешь новостей, будто кто-то заметит смерть одного человека. А может, так и надо было? Ты, что ли, мать-природа, чтобы решать, кому жить, а кому умереть? Может этот пацан вырос и стал бы еще хуже, чем тот призрак, а? – пылает он праведным гневом. – Страшно ему стало. Терапевт недоделанный. Ты врач и трупов не видел ни разу, что ли?
- Да видел я все! Только объяснить это не могу! – возмущаюсь, стукнув чашкой по столу.
- Ты посуду мне не бей! – рыкает на меня Велимир. – Пей чай и успокаивайся. Не твоего ума дела других спасать. А потом к матери в деревню поезжай учиться. Можешь и Геру своего с собой взять, мать только рада будет.
- Что?! – едва чаем не давлюсь.
- А ты что думал, мы не знаем? Тоже мне, Штирлиц, - по-доброму усмехается Вэл, будто и не злился секунду назад. – Мать еще подростками нас чему учила? Забыл все, да? Эх ты, вырвался в шестнадцать от матери, да укатил к черту на рога. А теперь триумфально возвращаешься в родное село. Думал от наследия далеко уйдешь? Да если бы все так просто было, все бы мы ушли, - горько хмыкает он. – И поезжай не бойся, Геру твоего мама с добром встретит. Вон, Лиска недавно со своей радисткой Кэт знакомила. Ты прикинь, вот свезло, а? Имя Екатерина, работает на радио. Ну точно связная Штирлица! Да если про тебя все ясно было еще двадцать лет назад, то Василиса наша до последнего скрывала, никто не знал! Может, мама только, но у нее разве что выспросишь? И ничего, Кэт с мамой быстро поладили, по весне вместе в огороде ковырялись.
- Дурдом, - вздыхаю я, понимая, что в моей семье ничего не изменилось за все это время.
- Он самый! Зато никогда скучно не бывает, - смеется Вэл, подливая мне чай. – А про мальчишку этого забудь. Не твоего ума дела в чужие судьбы лезть. Ты думаешь нечисть эта просто так к людям тянется? Если бы, - хмыкает он. – Потому что видят они больше нашего. И пацан этот умереть должен был в любом случае. Ты лишь чутка отсрочил, да помог. Пока мелкие они были, авось бы и не смог бы он душу из мальца вытрясти, а со временем сил набрался. Вот так вот, братец. Не все то добро, что добром зовется, - подытоживает он. – Допивай и спать. Завтра рано вставать, тебя к матери подкину, сам на работу поеду.
- А ты все еще один? – я поднимаю взгляд от чашки на брата.
Тот лишь улыбается и разводит руками, как бы говоря «а что, не видно?». Я замолчав, вздыхаю. После того как Стеша погибла в той аварии, Вэл так больше и не женился, да и не думает о втором браке. Вот уж не знаю, то ли мать ему что-то на похоронах сказала, то ли сам увидел чего, но словно от огня бежит, стоит к нему хоть кому-то подойди с романтичным настроением. Может, и правда, прокляты мы? И если против судьбы идем, она нас сама на место ставит? Вот как меня, попытавшегося сбежать от всей этой чертовщины. Непонятно. Но жутко! Семейное наследие — знать больше других.