Мрачные небеса

Неужели в моей голове

Ты и я, ты и я, ты и я.

Я даже не знаю, что сказать тебе;

Ты моя белая полоса, да.

Невинный, грязный мир.

Встреча двух одиночек.

Elvira T — Мрачные небеса

***

Драко Малфой считал Блейза Забини своим лучшим другом с самых первых лет Хогвартса и до этих пор. Он знал, что Блейз желает ему самого лучшего, никогда не предаст и всегда даст дельный совет, который обязательно его спасёт в трудной ситуации. Так было с самого начала их крепкой дружбы.

Но сегодня мулат действовал на нервы. Мало того, что отчёт Отдела магического правопорядка для Кингсли составили его помощники неправильно, так Драко пришлось переделывать его самому, потому что его сотрудники «могли накосячить, даже если им по пунктам разложить каждую ошибку и способ её исправления». Блейз же решил, что именно сегодня, в прохладный вечер пятницы, нужно обязательно сразу после работы пойти в «один классный бар», как выразился его друг.

— Да ладно тебе, Драко. Возьмёшь отчёт домой, что поделать. Ну, не киснуть же сегодня в своём кабинете до самой ночи! — Забини лениво раскинулся в кожаном кресле напротив друга и уговаривал его уйти, когда закончится рабочий день в Министерстве, а не за час до полуночи. — Сегодня такой прекрасный вечер, непростительно проводить его на работе, — Малфой хотел возразить ему, но Блейз поднял ладонь, что означало: он не договорил. — Кингсли почти души в тебе не чает, сдашь чёртов отчёт завтра или в воскресенье.

Драко отчаянно вздохнул, опустив голову на свой рабочий стол. Резон в словах друга был: министр действительно хорошо относился к главе Отдела магического правопорядка, так что не расстроится, если получит ежемесячный отчёт на день или два позже обычного. Сам же Малфой ненавидел дедлайны и горящие сроки, был слишком ответственным и пунктуальным, чтобы откладывать дела или куда-то опаздывать.

— Ты же не отвалишь от меня, пока не соглашусь? — подняв глаза на Блейза, спросил Драко, заранее зная ответ.

— Не-а, — обнажив зубы в коварной улыбке, покачал головой его собеседник.

— А я считал тебя чутким и понимающим другом.

— Ты не заболел? Вроде выглядишь как обычно. По-моему, ты просто забываешь, о ком говоришь. Я классный друг, а не то, что ты там сказал, — нахально усмехнулся Блейз, поднявшись с кресла.

Бывший слизеринец медленно подошёл к панорамному окну и посмотрел на огни магического Лондона. Пока Драко его не видел, сжал губы в тонкую линию и нахмурился. Его друг последний год очень много работал, практически без выходных, недосыпая и недоедая. Перестал быть социальной личностью, реже виделся с друзьями и Нарциссой, не ходил на свидания и почти прекратил флиртовать с противоположным полом. И причина такому несвойственному поведению его друга была только одна.

С затянувшейся депрессией нужно было прощаться, а сегодня был просто отличный день, чтобы избавиться от неё.

Смотреть на неживого Драко Малфоя было больно, он пытался абстрагироваться от внешнего мира, прячась в своей крепости. Блейзу это стало надоедать. Он знал, что нужно делать, куда идти и с кем поговорить, ведь Драко был не единственным другом с похожей проблемой.

— И что ты собираешься делать? — устало протянул Малфой, расправляя невидимые складки на своей чёрной рубашке. Блондин встал с кресла и принялся складывать бумаги в определённые папки, чтобы вернуться сюда завтра и переделать этот грёбанный отчёт, с которым не смогла справиться его безмозглая секретарша и другие подчинённые.

— Узнаешь, — последовал краткий ответ, когда расслабленный (или сделавший такой вид) Забини развернулся к Драко.

— Куда мы пойдём?

— Увидишь.

— Хотел спросить…

— Да, я вижу, ты любишь задавать вопросы, — раздражённо перебил его Блейз. — Пойдём уже.

Мулат схватил друга за плечо, и они трансгрессировали в безлюдный тёмный переулок магловской части Лондона. Драко нахмурился, поняв, куда затащил его Блейз. Не так он представлял себе отдых от работы, которого в последнее время было крайне мало. На вопрос «Ты серьёзно?» Блейз не ответил, а повёл друга вниз по улице до первого перекрёстка. Потом свернул направо и открыл массивные двери какого-то старого концертного зала, которым пользовались, как поведал Блейз, для ярмарки одежды.

Внутри недалеко от входа был гардероб, куда сдавали верхнюю одежду маглы. На стуле за стойкой сидела женщина средних лет и читала какой-то древний фолиант. Очки для чтения сползли почти на кончик её носа, но женщина этого, кажется, не замечала: настолько она была увлечена. Кроме неё в холле никого и ничего не было. Совершенно пустой и холодный проходной зал заставил Драко поёжиться от накатившего чувства одиночества. Постоянно скрываясь от деструктивных размышлений, в один определённый момент резко осознаёшь своё шаткое душевное равновесие.

— Мадам Ла Ро, добрый вечер! — с широкой улыбкой поприветствовал женщину Забини. Видимо, он был здесь не первый раз. Но зачем он привёл Драко в это ужасное и пустое место?

— Мистер Забини! — воскликнула мадам Ла Ро, одарив Блейза ответной улыбкой. — Смотрю, вы сегодня не один.

Женщина хитро прищурилась и прикусила нижнюю губу, осматривая Малфоя, который напустил на себя скучающий вид, но от мулата не скрылось то, как Драко расправил плечи, что говорило о его напряжении, непонимании и готовности плеваться ядом или вести себя надменно по отношению к гардеробщице.

— Прошу прощения, — Блейз галантно поцеловал протянутую через стойку кисть мадам Ла Ро, — это мой друг, Драко Малфой.

Глаза гардеробщицы сверкнули, словно она встретилась со звездой эстрады магловского мира или впервые пришла на свидание к своему мужу.

— Юный лорд Малфой, очень приятно с вами познакомиться, — Драко, как и его бывший однокурсник, поздоровался со всей вежливостью, тихо ответив, что ему тоже приятно познакомиться с ней, хотя он понятия не имел, кто перед ним. — Вы впервые посещаете «Цитадель»?

Малфой сдержанно кивнул, не сумев раскрыть рот и не прошипеть положительный ответ на её вопрос. Блейз привёл его в «Цитадель» — один из скрытых магических баров, славившихся наличием дорогого и качественного алкоголя и живой музыкой. Сюда могли попасть не многие, так как мадам Ла Ро пускала исключительно тех волшебников, которых знала в лицо, а не по фамилии, и тех, кто говорил правильно кодовую фразу.

— Итак, чтобы обеспечить вам постоянный пропуск, я должна сначала задать вам всего один вопрос, на который вы должны знать ответ.

Малфой задержал дыхание. Он боялся вопросов только об одном, и если бы вопрос из запретной категории прозвучал, Драко никогда и шагу бы не сделал больше в сторону немагической части столицы Англии. Но мадам Ла Ро просто спросила пароль, который перенесёт двух мужчин в бар:

— Сколько всего лестниц в Хогвартсе?

Драко выдохнул. Он стал каким-то параноиком за последний год. Болезненное расставание никак не отпускало, хоть время и притупило боль, а работа стала занимать все мысли. Сил, кроме как на принятие душа, пищи и сон, больше ни на что не хватало. И слава Мерлину.

— Сто сорок две.

«Историю Хогвартса» Малфой взахлёб читал с четвёртого курса, проникшись этой книгой до глубины души, если она у него вообще была. Ответ на вопрос был проще простого.

— Когда придёте в следующий раз, просто попросите номерок с этой цифрой.

Мадам Ла Ро мягко улыбнулась и протянула круглый деревянный номерок для одежды. А Драко вспомнил, откуда знал о «Цитадели» и кто безумно хотел сюда попасть. Прежде чем прикоснуться к зачарованной деревяшке, голова Малфоя готова была разорваться от боли и ностальгии. Всё, что он пытался скрыть в подземельях своего разума, всплыло наружу, разрушило каменные стены, превратило в пыль каждый кирпичик.

***

6 курс, Зельеварение

Грейнджер всю совместную пару сидела задумчивой. Драко кидал на неё короткие незаметные взгляды, чтобы убедиться только в одном: сейчас её спросят об Амортенции, и она опозорится. Грязнокровка была слишком рассеянной с самого утра, и это тешило эго Драко. Наконец-то выскочка сгорит со стыда за то, что плохо подготовилась к занятию.

Слизнорт ещё что-то рассказывал о зелье, но Малфой преподавателя не слушал. Он заметил странное. Гермиона резко подняла взгляд и принялась что-то увлечённо и быстро писать на ранее чистом пергаменте. Одумалась? Решила всё-таки сделать хоть какой-то конспект?

И вот настал момент истины: Слизнорт спросил, в чём особенность Амортенции. Сейчас Драко будет наблюдать падение грязнокровки в выгребную яму неподготовленности. Но и тут она удивила. Грейнджер чётко ответила на вопрос.

-…и ещё оно пахнет для каждого по-своему, в зависимости от того, какие запахи нам нравятся…

Дальше Драко не слушал её. Заучка была готова к занятию, что выбесило Малфоя. Она была весь день отстранённой, даже на завтраке и на обеденном перерыве, так почему она испортила всё веселье? Последние дни он замечал за ней такое поведение. И не потому, что он наблюдал за Грейнджер. Потому что она в такие моменты игнорировала все его выпады и оскорбления, летящие острым лезвием в её сторону и сторону её тупоголовых друзей.

Что-то бормотала себе под нос (и даже не остроумные подколы в ответ!), игнорировала, почти неслышно извинялась, если совершенно не случайно сталкивалась с ним в коридорах. С грязнокровкой было что-то не то. Робот, знающий ответы на все вопросы профессоров, всезнайка, последнее время интересующаяся продвинутым уровнем Трансфигурации и дополнительными заданиями по Чарам.

На Слизерине и Гриффиндоре даже ходили слухи, что её видели, как каждый вечер она приходит в один и тот же заброшенный кабинет, а выходит оттуда спустя часа два, растрёпанная, с красными щеками и блестящими глазами. Главные сплетницы всего шестого курса мыли Грейнджер кости и делали ставки на то, с кем она видится и трахается в этом самом кабинете. Но гриффиндорка накладывала Заглушающее и Запирающее заклинания.

Грязнокровка что-то скрывала, и Драко хотел это выяснить.

Уже вечером он решил проверить, чем же и с кем она там на самом деле занимается, почему вызывает столько подозрений у окружающих. Малфой хотел терроризировать Гермиону её секретами, грязными делишками, издеваться над ней и шантажировать её. Ах, сколько можно было бы придумать оскорблений в её адрес!

Гермиона вышла из кабинета Макгонагалл, пытаясь скрыть широкую улыбку на лице. На ней не было школьной мантии, значит это было не занятие. И одета она была в отвратительно магловские обтягивающие чёрные джинсы, водолазку и ботинки на шнуровке. С чего это Грейнджер выглядит не как прилежная ученица и ходит на встречи к своему профессору? В руке девушка что-то сильно сжимала, и это была не палочка. Какой-то слишком маленький предмет, который она прятала в сжатой ладони.

Следуя за ней по тёмным коридорам Хогвартса, Драко думает о том, как он проскользнёт в этот кабинет незамеченным. Нужно было скрыться и быстро попасть туда. От мысли, что Малфой может застать гриффиндорку за непристойными вещами одну или с кем-то, он скривился. «Какая мерзость! — пронеслось в голове парня, идущего в паре метров позади своей цели, — В любом случае, я смогу улучить нужный момент и уйти оттуда раньше, чем захочу выколоть себе глаза».

Грейнджер освещала себе дорогу небольшим Люмосом, постоянно озираясь по сторонам, чтобы её никто не заметил и опять не стал судачить про её личную жизнь. Её, видимо, даже не тревожило то, что за ней могли следить, как это делал слизеринец. Зачем кому-то за ней следить? Людям достаточно просто увидеть, что она идёт в заброшенный кабинет. Снова. Какое кому дело до настоящей причины, если можно обсуждать ложную информацию и распускать про неё неприятные сплетни?

Обитаемая часть Хогвартса осталась за спиной молодых людей. Гермиона, сама того не зная, вела Малфоя к неиспользуемому сейчас крылу. Он даже и не думал хоть раз сюда заглянуть, чтобы осмотреться или просто погулять вдали от шумных учеников. Это было бы очень кстати, просто чтобы проветрить мозги.

Она всё также в левой руке сжимала какую-то крохотную вещицу, а правой с помощью палочки освещала себе дорогу. Пройдя несколько метров, за которые Драко успел наложить на себя Дезиллюминационные чары, чтоб не растрачивать силы зря, гриффиндорка остановилась возле определённого кабинета, внимательно осмотрелась и открыла дверь заклинанием. Парень быстро успел проскочить за ней перед тем, как она наложила несколько заклинаний, чтобы не быть услышанной и увиденной чужими.

В пустом кабинете зажёгся тусклый свет, и слизеринец смог оглядеть помещение. Места здесь было немного, парты стояли как и положено учебной аудитории, возле учительского стола находился какой-то странный прибор, напоминающий чёрную металлическую коробку с мелкой решёткой, на самом столе лежала красная гитара с торчащим из неё проводом, непохожая на те, что Драко видел раньше.

Парень остался стоять у дальней стены, чтобы в случае чего мог незаметно выйти. Грейнджер же подошла к первой парте и положила какую-то безделушку, до этого сжимая её в ладони. С такого расстояния Малфой не смог разглядеть, что это такое, но гриффиндорка увеличила предмет в размерах, и мелкая вещица превратилась в… акустическую гитару? Она что, занимается коллекционированием странных магловских вещей? Отвратительно; хотя что еще можно ожидать от грязнокровки.

Гермиона заправила пряди волос за уши, взяла гитару в руки и села прямо на первую парту, положив одно колено на деревянную поверхность. Она достала из заднего кармана джинс сложенный в два раза пергамент и магловскую ручку, сделала какие-то пометки и, несколько раз пробежавшись по строчкам, зажала между пальцев медиатор.

Аккорды заполнили заброшенный кабинет, а Малфой застыл от шока. Грейнджер играла умело, хотя иногда казалось, что гитара немного расстроена, но она наигрывала энергичную мелодию, приятную и тёплую, с такой лёгкостью, словно это был главный саундтрек к её жизни, проигрывающийся на заднем плане. Гермиона чуть наклонилась вперёд, чтобы следить за пляшущими по грифу пальцами и аккордами. А потом до Малфоя донеслись слова песни, которую она решила спеть:

— Она живёт в сказке,

За тридевять земель от нас.

Она уже забыла вкус и запах

Мира, который оставила позади.

«Всё зависит от того, как посмотреть», — сказала я ей.

Она смотрит на всё не под тем углом,

Она обрывает крылья бабочкам.

Старайся стоять твёрдо на земле,

Если твои мысли витают в облаках, * — звонкий голос рассёк полупустое помещение, обволакивая своей теплотой всё, до чего мог дотянуться. Драко буквально прирос к месту. Он ожидал много чего от подружки Поттера: она плачет в закрытом кабинете, трахается с Уизелом, занимается и тренируется в заклинаниях, но не то, что она занимается музыкой.

Слизеринца накрыл шок. И что придумать такого, чтобы обидеть её и задеть? На ум не шло ничего путного, а слова, прозвучавшие из её рта, застряли в голове. Это было почти про неё: попала в волшебный мир и почти срослась с ним. Почти. У неё другие мысли и другие взгляды на жизнь, которые не все могут себе позволить, она слишком умна и логична, чтобы видеть всё так, как видит он.

Грейнджер продолжала играть и петь, но парень уже не замечал ничего. Он почувствовал себя жутко неловко, что с ним никогда ранее не случалось. Малфой будто увидел что-то личное, слишком интимное, чужой секрет, раскрывшийся не по доброй воле. На секунду он поставил себя на место Гермионы, размышляя над тем, что бы он чувствовал и ощущал, если бы знал, что за ним наблюдают.

Через эту злосчастную секунду Драко бесшумно вышел из кабинета, открывая дверь заклинанием, и унёсся в подземелья.

***

— Драко, мы идём? — Блейз коснулся плеча друга, отчего тот вздрогнул, придя в себя.

Это воспоминание было первым положительным о Грейнджер. Драко тогда посмотрел на неё с другой стороны, а на занятиях начал замечать, как она может отвлечься от учёбы и что-то писать на том самом пергаменте, как тихо стучала стопой о каменный пол в такт мелодии, звучащей в её голове, как беззвучно повторяла слова песни, лишь открывая рот, и качала головой, вспоминая мотив.

Тряхнув волосами, Малфой тут же постарался успокоить бушевавшее сердце, выстроить стены вокруг этих болезненных моментов прошлого. Ему нужно было сбросить с себя тонну напряжения. И сделать это необходимо прямо сейчас. Надо срочно выпить.

— Да, просто задумался, — рассеянно ответил блондин и дотронулся до круга с цифрой сто сорок два.

Чары тут же перенесли его и Блейза в паб для волшебников. Справа от них был бар, с левой по всему периметру стояли круглые столы, за которыми уже сидели представители магического мира. Прямо перед столами и людьми за ними, в самом конце общего зала была небольшая сцена с музыкальными инструментами, похожими на гитары Грейнджер, высокий стул и микрофон.

Атмосфера бара была уютной и тёплой. Мягкое жёлтое неяркое освещение заставляло расслабиться, тёмная мебель не делала место мрачным, наоборот, располагала к себе. Вся обстановка успокаивала и давала почувствовать себя в безопасности. Бар был не новым, о чём говорили затёртый пол, потрескавшаяся краска уголков столов и стульев и потрёпанные диванчики, стоящие у стен.

Из волшебных колонок лилась какая-то умиротворяющая мелодия, снимающая напряжение после тяжёлого дня или не менее тяжёлого прошлого. Пока Драко не накрыла новая волна разрушающих его изнутри воспоминаний, Забини схватил друга за локоть и потащил к барной стойке, садясь на свободный стул. Они взяли по порции огневиски и молча чокнулись бокалами.

Алкоголь обжёг горло сильнее обычного, в голове поселился лёгкий туман. Не то чтобы Малфой очень быстро пьянел, просто давно ничего не пил крепче чёрного кофе. На какое-то мгновение все чувства притупились, но потом нахлынули в двойном объёме. Голова начала раскалываться от шума и усталости. Здесь было слишком душно и холодно одновременно. Закатанные по локоть рукава чёрной рубашки постоянно сползали, и Драко заколебался каждый раз их поправлять.

Взгляд серебристых глаз наткнулся на выцветшие тёмные линии, когда-то являющие собой Тёмную метку. От этого проклятого изображения мужчина вздрогнул. Поганый рисунок змеи обрамлялся распустившимися бутонами пышных пионов, зеленоватыми листьями, латинским словом и колючей проволокой. Свести метку или перебить её никак не получалось, поэтому Малфой решился просто немного переделать это клеймо в татуировку. И так увлекся эскизами, красовавшимися на частях тела у других людей, что не остановился на одной наколке.

— Тебя что-то тревожит, — Блейз обратил на себя внимание Драко одним простым предложением. Мулат сделал ещё глоток огневиски и всмотрелся в лицо друга. Он знал этот отрешённый взгляд. Знал, что служит ему причиной, что поспособствовало его появлению и что заставляет его появляться время от времени.

— Нет, — бывший слизеринец покачал головой и попытался поставить стены вокруг разума, но из-за алкоголя и постоянно возникающих ненужных мыслей сделать это было тяжелее, чем обычно.

— Это был не вопрос, — осторожно начал Забини, но был грубо прерван в своих переживаниях:

— А это был не ответ.

Блейз покачал головой, думая о том, как бы всё сложилось, если бы Драко хоть раз слушал кого-то кроме своей чёртовой гордости и обиды. За столько лет дружбы Блейз понял, что Малфою проще скрыть истинные тревоги и сомнения, чем поделиться ими с кем-то и попросить совета. Даже с Забини. Он будет закрываться и делать вид, мол, у него всё нормально, что далеко от его реальных чувств и эмоций.

Если бы он не был таким гордым и верил словам дорогого человека, то по-другому бы смотрел на всю ситуацию, которая произошла год назад. Может, они бы пришли к какому-то разумному решению, а не бездумно разругались, а потом со слезами на глазах разошлись. Грейнджер ведь ничего плохого ему не сделала, они всего лишь не поняли друг друга, а разговаривать об общей проблеме и искать её решения попросту не захотели, посчитав, что уже всё решено.

— Послушай, ты сам на себя не похож, — начал Забини, пытаясь осторожно подбирать слова. — Прошёл почти год, а ты до сих пор не в силах простить ей то, чего сам не знаешь по сути…

— Отвали, Блейз, тема давно исчерпана. Нет смысла больше говорить о ней. Она посчитала свой уход правильным решением. Не хочу об этом говорить, — Малфой встал со стула и развернулся к выходу, повернув к другу голову: — Пойду проветрюсь.

Блейз тяжело вздохнул, когда услышал, как за Драко закрылась дверь в прохладный коридор бара.

***

7 курс, конец сентября

Ему разрешили остаться в школе, чтобы закончить седьмой курс и сдать экзамены. Он до сих пор не мог поверить в то, что ему позволили закончить ещё один учебный год после всего, что он натворил.

Драко шёл по пустым коридорам заброшенной части замка, которую слегка задело на войне, но всеобщими усилиями смогли восстановить. Каменные стены встречали прохожих холодом и пустотой. По полу струился сквозняк, заставляя покрываться мурашками кожу на задней части шеи и спине.

Родные подземелья для вечерних прогулок не подходили: слишком там было людно, а на улицу идти совсем не хотелось — сентябрь в этом году был очень холодным. Малфой думал о своём, пока ноги сами вели его мимо одинаковых дверей. Последний раз он тут был на шестом курсе, когда следил за Грейнджер и её музыкальными навыками.

Тепло от этого воспоминания разливалось в груди. За войну он успел поменять своё мировоззрение относительно чистоты крови и жизненных приоритетов. Понял, что волшебника определяет не его кровь, а его навыки, ум и мысли. Но Грейнджер по-прежнему его могла бесить своим зазнайством, заносчивостью и стремлением всех спасти, как и её Святой Поттер. Но это не делало её отвратительной. Драко помнил суть тех строчек песни, которую она пела в пустом кабинете.

Слизеринец вздохнул и продолжил идти вперёд по, как ему казалось, нескончаемому коридору замка. Лишь когда Малфой вынырнул из своих мыслей, заметил как в самом конце длинного коридора на полу распростёрлась тонкая полоска света. Луч переходил на стену, что означало: человек, который находится внутри, забыл плотно закрыть дверь, оставив щель, но ни звука или шороха оттуда не исходило. Заглушка? Возможно, чтобы никого не тревожить шумом, но почему тогда не закрыта дверь?

Внутри Драко похолодело. Война закончилась, Пожирателей смерти недавно судили в Визенгамоте, большинство получили поцелуй дементора, кто-то отправился в Азкабан, как Паркинсон-старший и другие, а кого-то оправдали, как самого Драко и Нарциссу. Вдруг какое-то нападение на Хогвартс или кто-то из последователей идей Волдеморта решил возобновить убийства и похищения маглорождённых, гнался за чистой кровью? Нужно было проверить и действовать, исходя из ситуации.

Осторожно и очень тихо ступая по каменной кладке, Малфой крепко держал в руке древко волшебной палочки, думая, как и с какой стороны лучше подойти к врагу. Если проникший в Хогвартс будет стоять к нему лицом, как ему действовать? Создать шум в другом месте, а потом дождаться подходящего момента и оглушить противника? Или лучше сразу пойти и сказать об этом странном явлении профессорам? Нет, это не вариант. Помощь может не успеть.

«Для начала нужно посмотреть, кто там находится и что делает, а потом уже действовать по ситуации», — размышлял семикурсник, чуть сильнее сжав палочку в ладони.

Он откинул волосы со лба и аккуратно подошёл к двери кабинета. По-прежнему ни звука не доносилось в пустой коридор. Тусклый свет создавал интимную обстановку в классе, и Драко сначала подумал, что у кого-то здесь свидание, но до него вовремя дошло, что немногие знают это место, а значит, это не свидание.

Малфой чуть шире открыл дверь и осмотрел помещение, пока стоял, прижавшись к стене в коридоре. Заходить туда он пока не решался. Тот участок, который он смог осмотреть, был пустым, стояло только несколько парт и скамеек, стена слева была пустой, а справа он почти ничего не видел.

Решив, что пора действовать, блондин осторожно и тихо вошёл в кабинет и попал в поле, на которое Заглушающие чары не распространялись. Он сразу услышал звуки, которые исходили от соло-гитары красного цвета с чёрным грифом, а потом до его слуха донеслись слова знакомого голоса:

— Я не та, кто прыгнет в твои объятия с разбегу.*

Она стояла на поверхности второй парты левого ряда прямо в ботинках, что было очень удивительно. Чёрные джинсы облегали её стройные ноги, а угольная толстовка с закатанными рукавами скрывала очертания её фигуры. Каштановые непослушные кудри были заправлены за уши, чтобы не падали на лицо. Руки двигались по струнам гитары, создавая грустную и немного мрачную мелодию, звучащую совсем по-другому, не так, когда она играла на акустике.

Потом Драко заметил, что из разъёма дэки выходил провод и соединялся с той странной металлической коробкой, от которой и шёл звук. Эта штука усиливала звук, не используя волшебства, что относилось к магловскому прибору. Усилитель звука — вот как это называлось. Он никогда не видел, как играют на магловской соло-гитаре. Никогда не слышал, какую музыку создаёт исполнитель с её помощью. Единственный раз, когда он видел, как играют на магловских инструментах, был на шестом курсе, когда он следил за Гермионой.

Сама Грейджер стояла спиной к двери и не заметила его присутствия. Драко затаил дыхание, пытаясь не нарушить уединение гриффиндорки и не спугнуть её своим нахождением тут. Голос Гермионы больше не был таким звонким и задорным, как в прошлом году. Это больше не был сопрано. Это был голос, полный боли и горечи, более взрослый и почти не тянущий гласные. Но таким голосом она никогда не разговаривала, этот был более жёстким и холодным, не такой мягкий и обволакивающий.

Что-то изменилось, война, смерти и последствия настигли её и попытались уничтожить, но Гермиона не сломалась. Строки песни больше кричали о печальной истории любви, чем о муках пережитой войны. И в этом был свой смысл: Грейнджер пыталась уйти от того ужаса, заполнив его другими переживаниями.

В этот момент Драко посмотрел на Грейнджер новым взглядом. Он стал её понимать. Проще было терзать себя несущественными проблемами и полностью уйти в учёбу и личную жизнь, чем вспоминать битвы, гибель друзей и знакомых, многочисленные раны и плохие вести. Малфой не мог винить её в этом.

Как только она закончила играть последние ноты, блондин не понял, как пару раз хлопнул в ладоши, опираясь плечом о стену в классе. Грейнджер резко вздрогнула и обернулась, взмахнув волосами. Она нахмурилась, ожидая, что Малфой сейчас скажет ей какую-нибудь колкость, но он молчал.

— Что ты тут делаешь? — это прозвучало грубо и достаточно резко, но староста не могла не спросить, поскольку нарушили её уединение.

— Пришёл на концерт в качестве единственного зрителя, — холодно ответил Малфой. Гермиона нахмурилась и скрестила руки на груди, вздёрнув подбородок и постучав носком ботинка по поверхности парты, с которой она так и не слезла, сверкая глазами в сторону бывшего Пожирателя смерти.

Её настораживало, что он тут ошивался, пока она репетировала в одиночестве. Кто знает, что в голове у этого белобрысого хорька. Ей нужно быть всегда начеку, жаль только палочка лежит на соседнем столе. Конечно, Гермиона не потянулась за ней в первую секунду, как увидела его, — это бы показало, что она его боится, хотя это не так. Это ведь Малфой трус, не Грейнджер.

— Бунтуешь, Грейнджер? — парень усмехнулся, оглядывая её ступни и намекая ей на то, что она стоит на парте в ботинках, что раньше за ней такого грубого жеста никогда не замечалось. Гриффиндорка была чопорной, правильной заучкой, никогда не позволяющей себе такие ужасные вольности.

— Последний раз спрашиваю: что ты тут делаешь? — строгий тон девушки раззадорил Драко ещё больше.

— Проходил мимо, думал, мало ли, кто тут обжимается, сейчас поймаю негодников и сниму баллы. А тут у нас, — слизеринец присвистнул, окатив однокурсницу долгим изучающим взглядом с ног до головы, — Главная староста портит школьное имущество. Пре-вос-ход-но! — он театрально зааплодировал, шире растягивая губы в издевательской улыбке.

Гермиона шумно выдохнула, сняла с плеча гитару и спустилась с парты, поправив рукава толстовки. Драко заметил, как она провела пальцами по шраму, оставленному Беллатрисой. Грязнокровка. Это выглядело жестоко, даже после смерти его безумной тётки: отвратительное клеймо так и не исчезло. Прямо как его метка.

— Я просто хотела избавиться от напряжения и уйти от реальности, — тихо проговорила она, будто не понимая, что озвучила свои мысли, потирая глаза кулачками, сидя на краю стола. Девушка выглядела уставшей, но не от тяжёлого дня и обязанностей старосты, а вообще от всего, что на неё навалилось в эмоциональном плане.

— И не первый раз, как я заметил, — скрестил на груди руки Малфой. Староста уставилась на парня широко раскрытыми карими глазами, не веря его словам.

Удивление прошло слишком быстро, на смену ему появились негодование и возмущение, которые она выразила злым и колким взором, покрасневшими далеко не от смущения щеками и плотно сжатыми губами. Грейнджер не нравилась новость о том, что слизеринский предатель видит её за любимым хобби не впервые. Он, образно говоря, вспорол ей грудную клетку и внимательно осмотрел кости, лёгкие и сердце. Ощущение не из приятных, определённо.

— Какого чёрта ты следишь за мной, слизняк? — рот её скривился в оскале. Какая наглость наблюдать за её одиночеством!

Малфой не собирался ей отвечать. Гриффиндорка настолько расслабилась за игрой и исполнением, что не хотела выплёскивать негативные эмоции ни на кого, даже на него, который непонятно что тут делал. Может, ему тоже нужно было побыть одному и выкинуть все тревожные мысли из головы. А возможно, он патрулировал эту часть Хогвартса. Гермионе не было уже никакой разницы, как он тут оказался. Апатия и усталость мгновенно накатили на неё сильной волной, девушка просто потёрла лицо ладонями и посмотрела на Драко.

Парень задержал дыхание, поддерживая зрительный контакт. В их глазах не отражалась былая ненависть, отвращение сошло на нет. Не было ничего, кроме равнодушия, спокойствия, утешения. Холод отступил, на тепло и намёка нет. Какое же между ними тепло? Верно, никакого.

— Нет ничего ужасного в абстрагировании от реальности и зацикливании на личных переживаниях время от времени, Грейнджер, — спокойно произнёс слизеринец, не отрываясь от её глаз, которые в тусклом свете казались слишком светлыми и ясными для своего оттенка. — Это абсолютно нормально.

Малфой развернулся и не спеша побрёл на выход из неиспользуемого кабинета. Ему показалось странным говорить с ней о таких вещах, тем более, если она ничего ему не ответила. В её музыке были капли Умиротворяющего бальзама, разносящего по телу приятную невесомость, освобождение от терзаний, что ли…

— Малфой, — окликнула его Гермиона, когда он подошёл к двери. Драко повернул голову к ней. — Если хочешь, можешь приходить сюда в среду и пятницу после патрулирования, — на выдохе проговорила гриффиндорка и отвернулась, настраивая струны и одновременно наигрывая знакомую только ей мелодию.

Драко кивнул и вышел из кабинета, затворяя за собой дверь. Его щёки и уши странно горели после её слов.

***

Мужчина прислонился горячим лбом к прохладной стене, отчего по его шее вниз побежали мурашки. Сколько раз он вспоминал это за последний год? Много. Слишком много. До одурения. В потаённых уголках скрытого от других сознания транслировались мгновения его сближения с Гермионой на почве её увлечения музыкой. Он ведь тогда даже не думал, во что выльются эти ночные посиделки под гитару и её горящие глаза, когда её озаряло вдохновение и она неаккуратным и быстрым почерком записывала слова, соединяя их в стихотворные строчки.

Обычно все её куплеты и припевы рождались под впечатлением и внезапно возникшей в голове мысли. Это всегда получалось спонтанно, неожиданно и, чаще всего, не вовремя: на важных занятиях и контрольных, за ужином, во время патрулирования замка или посиделок в общей гостиной в Гриффиндорской башне; иногда ей нужно было что-то срочно записать на собрании старост или у Макгонагалл. Тогда Драко замечал, как её губы сжимались в тонкую линию, а носок правого ботинка стучал по полу в нетерпении.

Иногда она быстро извинялась и лезла в сумку за пергаментом и ручкой, чтобы записать мысли быстрее, чем забудет нужную рифму. В такие моменты хотелось запечатлеть её на колдографии и поставить в рамку. «Гермиона Грейнджер, самая умная ведьма своего поколения, лучшая ученица Хогвартса, Золотая девочка и Героиня войны, перестала быть сдержанной и всё чаще пыталась кого-то перебить, извиняясь за свою невежливость, раздражалась и сгорала от нетерпения, что было очень удивительно», — как-то сказал ему Теодор Нотт, Главный староста школы, проводя почти всё свободное время с гриффиндоркой.

Они часто шутили над ней за её неожиданные озарения, но всегда честно судили и отзывались о её исполнении, музыке и куплетах. Гермиона не была профессиональной вокалисткой, зато закончила магловскую музыкальную школу, где училась играть на гитаре. Собираясь вместе с Тео и Блейзом в гостиной Башни старост, они пели весёлые итальянские и испанские песни, пока девушка аккомпанировала им. Лучшими друзьями эта троица не стала, но его друзья очень славно общались с ней и отзывались о ней как о хорошем друге.

Пора было выходить из импровизированного укрытия под видом коридора бара, подумал Драко и вышел в зал. Пробираясь через столы к барной стойке, Малфой заметил, что Блейз, стоя к нему лицом, обнимался с коротко стриженной шатенкой, улыбаясь ей со всей искренностью, блондин даже расслышал, как девушка радостно воскликнула:

— Блейз, боже, что ты тут делаешь? — голос казался отдалённо знакомым, но мужчина не видел, с кем общался его друг, как и Забини не видел его.

— Ничего божьего, я тут по своим делам, — ответил мулат и ещё раз прижал знакомую к груди. — Так ты когда… — бывший слизеринец не успел договорить, как она прервала его на полуслове и извинилась:

— Прости, мне пора, позже поболтаем? — её голос был пропитан улыбкой, искренней радостью и весельем. Не дождавшись ответа на свой вопрос, девушка быстро убежала, стуча каблуками своих босоножек. Она скрылась в другом конце зала, ни разу не повернувшись на барную стойку.

— О, вот ты где, — Забини заметил друга давно, стараясь не подавать виду. Если бы Малфой подошёл чуть раньше, в радиусе пяти метров возникло бы высокое напряжение и для посетителей находиться в «Цитадели» стало бы огнеопасно.

— С кем ты болтал? — садясь на барный стул, задал вопрос Драко. Шлейф цветочно-мускусных духов, который оставила после себя загадочная девушка, навевал приятные воспоминания, но мужчина тряхнул головой, выбрасывая образы и моменты из головы. Это помогает. На какое-то время.

— Старая подруга, — ровно сказал Блейз, не переставая улыбаться в ту сторону, куда ушла незнакомка.

— Расскажешь?

— Не-а, — покачал головой Забини и махнул бармену, повторяя заказ.

— Так зачем мы сюда пришли? И почему именно это место?

Драко не нравилось то, что он не мог контролировать ситуацию. Его друг не просто так вытащил Малфоя почти в конце рабочего дня и привёл в этот бар. Что-то здесь было не так, и мужчина это чувствовал всеми внутренностями. Интуиция редко когда его подводила, особенно в отношении Блейза. Бывший однокурсник что-то задумал, и это что-то вряд ли было приятным времяпровождением.

— Мы пришли сюда разгрузить твою голову и распрощаться со всем раз и навсегда.

Бывшего Пожирателя смерти такой ответ не устроил: он был не конкретным, а обобщающим. Драко, тяжело вздохнув, прекрасно понимал, что спорить с итальянцем бесполезно, и докапываться до сути не стал. Сделав глоток крепкого алкоголя, аристократ посмотрел на пустую сцену и снова предался мысленному путешествию в прошлое.

***

7 курс, октябрь

Гермиона сидела за партой после патрулирования в дальнем пустом кабинете заброшенной части замка и увлечённо соединяла слова в рифмованные строчки. Её тонкая рука не останавливалась, чтобы размять пальцы и кисть, ни на секунду. Гриффиндорка окунулась во вдохновение с головой, будто нырнула в Омут памяти и оказалась совершенно в другом пространстве. Иногда она откладывала пергамент с чёрной ручкой и бралась за гитару, пробуя воссоздать мелодию, крутящуюся в голове, в реальность, а потом на другой стороне пергамента записать аккорды.

Драко наблюдал за ней и с интересом рассматривал её акустическую гитару чёрного цвета, дэка которой была обклеена наклейками и значками разных имён исполнителей, названий групп и их логотипами. Она уже распелась, попробовав сыграть песню Мадонны «Заморожен»*, говоря, что эта композиция не так давно вышла в свет в магловском мире и что играть её на гитаре довольно проблематично, но Грейнджер должна всё знать и уметь, на что Малфой закатил глаза.

— Если хочешь, можешь взять и сыграть что-нибудь, пока я пишу, — предложила староста, на секунду подняв глаза на однокурсника и снова уткнувшись в сочинение.

Слизеринец сглотнул, не ожидавший такой щедрости со стороны отличницы, но предложение принял со всем скептицизмом, на который он был способен. Гитара оказалась легче, чем выглядела, когда парень взял её в руки и устроил у себя на коленях. Он зажал пальцами струны на грифе в непонятном никому порядке, хаотично и совершенно не стараясь научиться игре на гитаре.

Затем Малфой попробовал сыграть один и тот же звук несколько раз, пока не почувствовал, как горят пальцы от быстрого и неприятного движения по струнам. Гермиона наблюдала за его лицом и руками, закусив губу, чтобы не рассмеяться от вида парня, который ни за что не признается в своём дискомфорте. Он попробовал переместить пальцы на грифе, но раздражённо выдохнул, потерпев первую неудачу, так и не поняв, как у Грейнджер так хорошо получается играть, быстро и чётко переставлять пальцы в новом звучании.

— Держи медиатор, гордец, — усмехнулась девушка, лукаво глядя в глаза Драко и протягивая неизвестный маленький треугольник с закруглёнными углами. — Сложно меня попросить о помощи или хотя бы спросить, как я это делаю?

Гермиона уже во весь рот улыбалась, не скрывая своего веселья, потешалась над подорванной самооценкой Малфоя и вела себя довольно непринуждённо в его компании.

— Иди к чёрту, Грейнджер, — рассерженно бросил блондин и из принципа не стал брать медиатор.

— Простите, Ваше Змеиное Высочество, что оскорбила вас своей протянутой рукой помощи, вы же у нас всё прекрасно знаете и справитесь со всеми трудностями, которые преподнесёт вам судьба, — саркастично растягивая каждое слово, продолжала улыбаться Гермиона и следить за падением Драко. — Не упрямься и не хнычь, лучше возьми медиатор, а то пальцы сотрёшь вместе с ногтями. Не дай Мерлин, твои руки в таком состоянии увидят твои аристократичные поклонницы.

Главная староста по-доброму усмехнулась, когда слизеринец выхватил из её рук медиатор, на секунду соприкоснувшись с её холодной кожей своей горячей. Он снова попробовал сыграть, уже медленно и с паузами переставляя пальцы по грифу, никак не понимая, как музыканты вообще пользуются этими инструментами, фортепьяно и то легче.

— Легче играть? — спросила Гермиона будничным тоном, не поднимая головы от пергамента.

— Не чувствую никакой разницы, — Грейнджер хихикнула в ответ на его слова: осознавала, что однокурсник никогда не сознается ей в том, что она оказалась права, — играть действительно комфортнее.

Спустя пару минут Малфой всё же спросил о том, что его интересовало весь этот совместный вечер:

— Что ты пишешь?

— Новую песню, — просто ответила его собеседница, зачёркивая слова. — Мы с Тео поспорили, что я напишу её к Рождеству. Он уверен, что я не справлюсь, или, по крайней мере, надеется на это, — закусив кончик ручки, задумчиво произнесла девушка и уставилась куда-то выше Драко. — Но я ему так просто не уступлю. Я напишу эту чёртову песню, потому что желание Тео в случае моего проигрыша — это унизительно.

— Ты же знаешь, что он взял тебя на понт.

— Да, — уверенно сказала она.

— Так зачем согласилась?

— Мне нравится побеждать его и доказывать ему свою правоту, — улыбнулась староста и уставилась на написанные слова, бегая глазами по буквам. — Он потом так смешно возмущается и негодует. А ещё его фразы во время таких обид можно в цитатник записывать.

Её глаза горели, она вся светилась, подпитываемая этим азартом, этим дурацким спором, который, как все знали, она обязательно выиграет. Вот, о чём говорил Нотт, когда отвечал, зачем он постоянно с ней спорит на что-то: она в такие моменты была настолько воодушевлена, что горела обжигающим огнём, но никого им не сжигала, она была очень увлечена, хотя никто не мог сказать про Грейнджер, что она — азартный игрок. Совсем нет. Безобидные споры делали её живой и весёлой, она заставляла улыбаться каждого, будучи в таком состоянии. Её было приятно слушать в таких случаях, приятно смотреть на неё в таком настроении, приятно чувствовать, как она всё озаряет своим светом.

Драко мысленно улыбнулся, прекрасно понимая, почему после каждого проигранного им спора с ней, однокурсник затевал новый. Они веселились по-своему, и за этим было интересно наблюдать. Нотт и Грейнджер ладили между собой, были хорошими старостами и одними из самых умных, ответственных и внимательных учеников. Значки Главных старост заслуженно прицеплены на их груди.

***

— Дамы и господа! Добрый вечер всем отдыхающим в «Цитадели»!

Ведущий появился на сцене неожиданно с громким хлопком, оставив после себя клубы дыма. Малфой непонимающе глянул на друга-итальянца, в то время как последний просто широко ему улыбнулся и поднял стакан с виски. Мужчина на сцене что-то говорил про эту пятницу, тяжёлые рабочие будни и хороший отдых.

Внимание притуплялось, меланхолия грозилась заполнить каждую клеточку его тела, заставляя чувствовать себя несчастным и жалеть себя, чего Драко никогда себе не позволял. Он рос в семье аристократов и попросту с детства не имел права проявлять эмоции, которые делали его уязвимым и слабым. Всем разрушающим чувствам не было места в его жизни. Только вот что делать, когда хочется вернуться в прошлое и исправить всё?

Блейз делал медленные глотки крепкого алкоголя, периодически кидая взгляды на друга и внимательно следя за ведущим и его речью. Драко хотелось быть таким же беззаботным, как Забини, жить проще, избавиться от многих предрассудков и стереотипов, которыми он был навешан с ног до головы, как Лавгуд своими безделушками.

— А теперь поприветствуем нашу звёздочку пятничных вечеров — выступает Миона Джинджер! — бывший слизеринец увидел, как к ведущему подошла какая-то брюнетка и что-то прошептала ему на ухо, после чего исчезла из поля зрения посетителей бара. — Прошу прощения, дорогая, — посмотрел куда-то слева от себя, — Миона Грейнджер!

В зале громко зааплодировали, кто-то даже засвистел, ожидая выхода на сцену Золотой девочки. Из лёгких будто выбило весь воздух, рот открылся от шока, а перед глазами вся окружающая обстановка поплыла. Драко подумал, что он теряет сознание, но стоило проморгаться, как мутная пелена пала с глаз и мужчина смог отчётливо видеть ту самую шатенку с короткими вьющимися волосами, которая обнимала Блейза некоторое время назад.

Гермиона грациозно прошлась по небольшой сцене с той самой чёрной акустической гитарой, на которой уже не было никаких наклеек и значков, свободные длинные рукава чёрного топа колыхались, пока она проходила к высокому стулу и микрофону. Она послала в зал лучезарную улыбку и устроилась поудобнее на своём месте.

— Хочу поприветствовать всех присутствующих сегодня. Очень рада выступать в «Цитадели», потому что вы прекрасны, — мягко говорила она, бегая глазами от одного столика к другому. Посетители хлопали в ответ на то, как она поздоровалась со всеми.

Малфой прошёлся по ней скользящим взглядом, отмечая, что она почти не изменилась с их последней встречи, только постригла волосы, которые теперь не доставали ей до плеч, перекинутые на одну сторону. Она была в простом топе, светлых джинсах и босоножках на шпильке. Гермиона была ещё красивее, ещё прекраснее и соблазнительнее. Драко отметил, что в жизни она куда лучше, чем в размытых воспоминаниях.

— Я бы хотела начать своё выступление с песни, которую написала, ещё учась в школе, и которую ни разу не исполняла в живую здесь или на концертах.

— Забини, какого хрена? — прорычал аристократ, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не сломать другу челюсть.

— Отвали, Драко, давно надо было всё разрешить и со всем разобраться. Она постоянно спрашивает у меня про тебя при каждой встрече, а ты всё ещё любишь её, что не скроется ни от кого, — раздражённо ответил Блейз, с яростью смотря в глаза блондину. Последний тут же стушевался и замолчал. В чём разбираться? Они расстались по обоюдному согласию, кто знал, что Грейнджер не умеет чётко формулировать свои мысли и ещё и обидится, а потом свалит в закат? Кажется, Блейз что-то об этом знал.

Девушка на сцене, настроив гитару на нужный лад, заиграла. Мелодия была слишком родной, чтобы так просто забыть, что с ней связано. Гермиона улыбнулась сама себе, прикрыв глаза, перед тем как запеть:

— Неужели в моей голове

Ты и я, ты и я, ты и я.

Я даже не знаю, что сказать тебе;

Ты моя белая полоса, да.

Неужели в твоей голове

Ты и я, ты и я, ты и я, — всё это время она пела с закрытыми глазами. Голос её обволакивал тело Драко, сковывая и сжимая грудь в тиски. Воздух из лёгких выбило напрочь. А затем она просто открыла глаза и посмотрела прямо на него: — Напротив твои тёмные глаза. Они как мрачные небеса.

***

7 курс, середина ноября

Каждую среду и пятницу они виделись в том кабинете и просто хорошо проводили время. Гермиона продолжала сочинять песню, обещанную Теодору, играть неизвестные композиции и исполнять их. Драко же за месяц научился играть только одну простую мелодию, а потом и вовсе забросил это дело. Ему больше нравилось слушать её: её голос, её игру, её смех и её рассказы о своей жизни.

А ещё слизеринец часто ловил себя на том, что рассматривает чёрную дэку её гитары и изучает наклейки. Малфою было интересно послушать о том или ином исполнителе или группе, а потом просил Грейнджер сыграть отрывок из какой-нибудь песни, которая больше всего ей нравилась. Своеобразный личный ритуал, приносивший удовольствие обоим.

Последнюю пару встреч гриффиндорка стала себя странно вести: изредка засматривалась на Малфоя или бросала быстрые взгляды, следила за его движениями, а когда ходила по школе с Ноттом, с которым они стали словно лучшими подружками (что подбешивало Драко), мимо него, то они осторожно поглядывали на блондина и тихо перешёптывались, что-то бурно обсуждая.

Узнать причину не представлялось возможности: Грейнджер пошлёт его, а Тео скажет какую-нибудь глупость по типу «ты что, ревнуешь её?» Ведь Тео мог сказать такое и далеко не в шутку — слишком уж гад был проницательным.

Гермиона начинала нравится слизеринцу. Девушка была живой, эмоциональной и слишком яркой, настоящей. Малфой теперь понимал все причины, почему Теодор восхвалял многие её качества. Потому что так и есть. Она — настоящая. И несравненная.

Решив закончить сегодня пораньше, однокурсники убрали некоторые инструменты в пустой шкаф, а акустическую гитару староста трансфигурировала в брелок, похожий на скрипичный ключ. Грейнджер заглушила свет и вышла в коридор. Молодые люди шли до развилки в уютном молчании. Девушка думала о новой песне и её мотиве, парень же — о ней.

Прямо по коридору послышались шаги. Драко заметил это первый и принялся вслушиваться в шорохи, гадая, кому они принадлежат. Гриффиндорка, идущая слева и чуть позади него вообще ничего не замечала: полностью погружена в свои мысли. Он среагировал быстрее неё и схватил за локоть:

— Филч идёт, прячемся! — и затащил её в альков, скрываясь за гобелен.

Гермиона оказалась прижата к груди Малфоя, одна его рука лежала на её лопатках, второй он до сих пор держал локоть. Староста ощущала жар, исходящий от Драко, через плотный свитер и на пару мгновений задержала дыхание, прикрывая глаза. Ей нравилось это ощущение. Чувство защищённости.

Малфой затаил дыхание, ловя цветочно-мускусный запах духов девушки.

— …видит Мерлин, я скоро буду напускать на этих неспящих в такое время детей свои гнев и изобретательность, а потом относить их к… — бормотал завхоз себе под нос о расправе над учениками Хогвартса, проходя мимо алькова и ничего не заподозрив. Грейнджер медленно и тихо выдохнула в плечо однокурсника, про себя восхваляя всех богов и великих волшебников за свою удачу сегодня.

— Пронесло, — раздалось над ухом глухое подтверждение её мыслям.

Ведьма отстранилась от своего соучастника и заглянула ему в лицо. Сердце стучало как бешеное от адреналина и игры в прятки, руки тряслись со страху. Ей бы ой как не хотелось попасться Филчу, а потом объясняться перед Макгонагалл, что она делала в этой части здания, да ещё и с Драко Малфоем.

В это время сам Драко Малфой смотрел в её блестящие глаза и раскрасневшиеся от прилива крови щёки и любовался. Она выглядела слишком соблазнительно и восхитительно в таком виде — немного растрёпанная, глубоко дышащая и смотрящая прямо на него. Драко не успел сообразить, как склонился к её лицу, почти касаясь своим носом её.

— Драко, что ты делаешь? — прошептала гриффиндорка, замерев, ожидая его дальнейших действий.

— Я хочу попробовать, — Малфой повернул голову и коснулся её прохладных губ сначала осторожно, мягко, не позволяя себе лишнего. Вкус её рта был необычным, напоминающим мяту и мёд, а губы были суховатые и потрескавшиеся, особенно нижняя.

Языком он ласково и медленно провёл по нижней губе, зализывая ранки, остававшиеся каждый раз после её зубов. Гермиона не двигалась, не отталкивала его, но и не отвечала, а потом шумно выдохнула и коснулась холодными пальцами его шеи, притягивая ещё ближе к себе. Приоткрыла рот, впуская его язык внутрь, и провела кончиком своего языка по его. Волшебник глухо и хрипло простонал в её рот и отстранился с причмокивающим звуком, проследив глазами за натягивающейся нитью слюни между их губами, возникшей от влажного, недолгого и такого приятного поцелуя.

***

Сморгнув щемящие грудь воспоминания, мужчина снова видел перед собой зал бара, полный народу, сцену и бывшую девушку на ней. Драко думалось, что она допела эту песню, причиняющую боль и разрывающую сердце, но она только допела первый припев, перейдя к куплету:

— Невинный, грязный мир.

Встреча двух одиночек.

Может быть, я смогу прийти

К тебе, но только ночью.

Желательно, во сне,

Желательно, видением.

Снимай на видео

Моё грехопадение.

Гермиона неотрывно смотрела в глаза Малфою, словно пыталась говорить словами этой песни. Она почти не обращала никакого внимания на остальных посетителей бара, был только он и его дождливые глаза. Голос даже не надорвался, хотя она думала, что сию секунду разрыдается и убежит со сцены, но бывшая гриффиндорка держалась молодцом. По крайней мере, прилагала к этому все свои силы.

Грейнджер тоже вспоминала все мелочи их общения, начиная с повторного седьмого курса, когда её назначили Главной старостой и когда она впервые заметила в том кабинете Драко, пока пела. Она хотела объясниться перед ним за их прошлое, за её ошибки и тайны, но тогда она на это просто не имела никакого права, а теперь была не уверена, что её захотят слушать.

Мужчина неотрывно следил за эмоциями на её лице. Сожаление — единственное, что он смог прочитать в её глазах. О чём она сожалеет? Все самые плохие предположения тут же завертелись в голове. А если она сожалеет об их отношениях? Может, это из-за того, что случилось с ними, когда они жили вместе? Из-за частых ссор? В чём причина её сожалений?

Он злился, крепче сжимая в ладони пустой стакан. Малфою хватило пары секунд, чтобы напустить на себя безразличие и холодность, мужчина попросил повторить ему огневиски. Блейз с беспокойством посмотрел на своего друга и вернул внимание поющей ведьме.

— Говори, не говори —

Всё белый шум,

Пока я от зари до зари баллады пишу.

Прикасаются пальцы,

Они на мне танцуют сальсу.

***

7 курс, начало декабря

Пара ворвалась в спальню Гермионы в Башне старост вихрем, громко хлопнув дверью. Они страстно целовались всю дорогу от двери в гостиную до её комнаты. Драко уже успел оставить несколько бордовых отметин на её светлой шее и плечах, изучить каждый доступный сейчас участок её кожи под её тихие и хриплые стоны.

Губы уже болели от грубых долгих поцелуев, в голове засел плотный туман, перед её глазами стояло его разозлённое лицо. Он что-то кричал ей про Тео, и Грейнджер так сильно возбудилась от вида ревнивого собственника в лице Малфоя, что просто накинулась на него, целуя со всем жаром и желанием, кусая и оттягивая его губы своими и сталкиваясь языками.

Сейчас они пропускали ужин и её репетицию. С первого поцелуя прошла пара недель, за которые они успели повторить несколько раз, постоянно говоря друг другу «просто хочу попробовать». В этой фразе был заложен какой-то особый смысл, который понимали только они.

Малфой прижал Гермиону лопатками к стене возле входной двери, продолжая терзать её рот, правой рукой едва касаться девичьего бедра, скрытого этими «ужасными плотными джинсами», левой — сжимать грудь гриффиндорки через мягкую ткань кофты, чувствуя жар, исходящий от нежной кожи. Драко отстранился от её лица, облизывая взглядом каждый изгиб её возбуждённого тела, содрогающегося от одних только поцелуев. Каштановые волосы разбросаны по плечам и ещё больше спутаны, губы приобрели алый оттенок и распухли, румянец расползся по щекам и скулам, потемневшие глаза блестели страстью. Она из последних сил стояла на ногах, прижимаясь спиной к стене, кусая губы и внимательно смотря ему в глаза.

— Раз уж ты достаточно разогрелась, приступим к твоему воспитанию.

Развернув старосту лицом к стене, Малфой стянул с неё кофту и расстегнул застёжку зелёного лифчика. Через голову снял с себя водолазку и, расставив ладони по бокам от её головы, прижался своими бёдрами к её ягодицам, давая ей прочувствовать всё своё возбуждение. Больше он её никак не касался, из-за чего Гермиона захныкала. Девушка знала эту систему наказаний: пока он не сделает с ней всё, что пожелает, она не может двигаться, хоть и очень хочется.

— Ну, что, Грейнджер, — возбуждённый шёпот раздался слева от её головы, а губы парня невесомо поцеловали косточку за ушком, следом медленно втянули в рот мочку и оставили влажный длинный след на нижней челюсти. — Расскажи мне, какого чёрта ты висла на Нотте?

Горячие пальцы, еле касаясь светлой кожи, провели вниз от солнечного сплетения до пупка, вызвав приятное покалывания на коже в месте прикосновения, встретив на своём пути пуговицу джинс. С лёгкостью расстегнув её, Драко остановился, всё ещё вжимаясь твёрдым членом, скрытым тканью брюк, в бёдра той, которая разжигала в нём целый пожар.

— Я-я не висла н-на нём, — задыхаясь от накатившего возбуждения, протянула староста, впившись пальцами в стену. «Не двигайся, Миона, — повторяла она самой себе, — иначе он не закончит начатое и наложит на тебя то заклинание, которое не дало в прошлый раз тебе прикоснуться к самой себе».

Молния её джинс слишком медленно расстегнулась, отчего дрожь окатила всё её тело. Парень более ощутимо огладил рёбра и талию Гермионы, вызывая табун мурашек в этом месте. Он знал, насколько она любила прикосновения и поглаживания по рёбрам и бокам — её это распаляло ещё больше. Драко чувствовал жар, который исходил от их разгорячённых от страсти тел. Заставлял контролировать себя и свои действия, ведь «чем дольше ожидание, тем слаще поцелуй». На практике именно так и было.

— Ваши обжимания выглядели действительно так, — проговорил Малфой, спуская её штаны вместе с трусами почти до колен, слегка царапая ногтями бёдра. Оставил языком мокрую дорожку от хрупкого плеча до позвоночника, огладил большими пальцами выпирающие на пояснице косточки и опустил ладони на задницу строптивой, сильно сжав полушария, прошипел от дикого возбуждения. Парень хотел взять её прямо сейчас, никак не дразня её и самого себя ещё больше, но приказал себе думать о чём-то менее возбуждающем и контролировать ситуацию. — Будешь ещё липнуть к нему?

Мужская ладонь рассекла воздух и со звоном опустилась на правую ягодицу, заставив Гермиону вздрогнуть и тихо простонать. Напряжённые соски потёрлись о прохладную и шершавую стену. Ей нравилось, когда он её шлёпал. Такая боль в качестве наказания приносила больше удовольствия, чем неприятных ощущений. Девушка, прогнувшись в пояснице, поёрзала бёдрами на стоящем члене, будто моля его повторить и как можно скорее.

— Я не липла…

Шлепок. Низ живота стянуло горячим узлом, посылающим электрические разряды по всему телу. Глаза закатились от желания. Гермиона чувствовала, как течёт сильнее прежнего.

— Я спрошу ещё раз, — прорычал Драко, прижавшись своей грудью к её спине, — ты будешь липнуть к Нотту?

— Может быть, — постаралась скрыть ухмылку гриффиндорка.

— Непослушная девчонка!

Шлепок. Ладонь Малфоя пекла от ударов, но он словно не замечал жжения. Пот скатывался по его спине, разум затуманивался от появляющихся фантазий, которые скоро воплотятся в жизнь. Он сдерживал бешеное желание обладать ею, сдерживал себя от того, чтобы послать к чёрту наказание и взять её.

Староста наслаждалась «воспитательным процессом» в полной мере, и от Малфоя это не укрылось. Горячие волны возбуждения окатили обоих, заставив тяжело дышать и подрагивать. Он ещё сильнее распалялся от вида этой картины: Грейнджер любила грубо, любила не подчиняться и любила следы и отметины, оставленные парнем по всему её телу. Она была даже не огнём, а бурей, сносящей на своём пути всё, что только можно, и оставляющей после себя лишь пустыри и голые земли.

— С чего это я должна потакать твоим прихотям?

Гермиона зашипела от ещё одного удара, заставившего нежную кожу побаливать. Вязкая и липкая смазка стекала по бёдрам медленно и тягуче, вынуждая девушку переминаться с ноги на ногу и провоцировать трениями о его брюки Драко. Карие глаза прикрыты, зубы до крови царапали и кусали губы.

— Потому что ты моя, Грейнджер, — она услышала, как слизеринец расстегнул свои брюки, приспустив их вместе с боксёрами, и, намотав её волосы на кулак, одним плавным движением вошёл в неё во всю длину, отчего оба протяжно застонали, желая оттянуть момент близости.

Он целовал её рот, повернув лицо за подбородок, худые плечи, оставляя тёмные засосы, шею, покусывая, зализывая укусы, вырисовывая узоры языком. Гермиона насаживалась на него резко и быстро, цепляясь пальцами за стену, не в силах унять дрожь в коленях. Пальцы на ногах сжимались от удовольствия и чувства наполненности. Свободная ладонь Малфоя накрыла девичью грудь и сжала, перекатывая между пальцами сосок и сжимая его, заставляя девушку вскрикнуть.

— М-м-м, Драко… я скоро…

Дыхание напрочь сбилось, в спальне слышались только шлепки тела о тело, сердцебиение учеников и их хриплые стоны, разносящиеся по комнате и отражающиеся от стен. Драко провёл пальцами вниз по рёбрам, животу, слегка надавливая на кожу, очертив по кругу пупок; горячая ладонь накрыла её лобок, а кончики пальцев легли на клитор, стимулируя его круговыми движениями и едва пощипывая комок нервов.

Гриффиндорка держалась из последних сил, а потом просто взорвалась, открыв рот в немом крике, закатив глаза от удовольствия и сильно сжимая стенками влагалища член, по-прежнему толкающийся внутри неё. Её потряхивало, ноги почти не держали после такого мощного оргазма, но Малфой крепко вцепился в её кожу и волосы, не позволяя упасть. И он кончил через некоторое время после неё, взяв в плен искусанные губы девушки и изливаясь в неё.

***

— Моя жизнь и так на бегу, и так на виду,

А ещё тут ты на мою беду.

Не из тех, я не из тех, чья мечта надеть фату.

У меня с тобой особенный фатум, — Миона прикрыла глаза, растягивая гласные. Если она прямо сейчас не постарается взять себя в руки и снять напряжение за счёт выступления, то разрыдается раньше, чем закончит петь, и выбежит из этого треклятого бара, который она считала своим убежищем.

Но сегодня вечером даже любимое место взбунтовалось против неё: он был тут. И только Блейз мог привести Малфоя в тот вечер, когда она исполняет всего одну песню, которую они последний раз слышали на Рождество. Какого драккла всё так происходит? Гермиона не искала встречи с бывшим возлюбленным, всего лишь пыталась узнать, как он поживает. И, по всей видимости, очень плохо, раз прошёл год, а его взгляд до сих пор был полон боли и обиды.

Грейнджер не могла себя простить за свой поступок, но она была заложником обстоятельств, а не легкомысленной дурочкой, бросившей парня в тяжёлое время. С другой стороны, девушка не была инициатором расставания — они пришли к этому вместе, не без помощи посторонних, конечно же, но пришли. Кто бы мог подумать, что умнейшая ведьма своего поколения поведётся на обман? И всё же она была в глубоком отчаянии, чтобы рассуждать здраво и думать логически.

Драко рассматривал её во время выступления, пытаясь отметить глобальные изменения, да так ничего не обнаружил. В какой-то момент бывшая коснулась рукой микрофона, прервав игру на переходных строчках, и Малфой заметил то самое изменение: сползший рукав топа открыл молочную кожу запястья, на которой вырисовывались тёмными чернилами слегка наклонённые буквы, образующие слово. Fatum. Олицетворение судьбы.

Он и сам пару месяцев назад добавил к выцветшей метке, окутанной татуировкой, это латинское слово. Это был просто порыв, словно что-то толкнуло его на эту тату. Вот оно что. Ментальная связь в таком проявлении. А может, это была особая связь, раз он пошёл и набил эти дурацкие пять букв. Драко хотелось верить в совпадение, нежели в прочую ерунду. Возможно, это была подсознательная отсылка к этой песне, и наваждение набить на руке чёртово слово вызвало то, что мужчина впервые услышал обработанный голос и наизусть выученную мелодию по Волшебному радио.

Акустика звучала роднее и интимнее, чем полностью доработанная мелодия, включающая дополнительные биты и наличие аранжировки. В оригинале, звучащем в гостиной, была только чёрная гитара и мягкий голос.

Теперь Малфой не сомневался, что эта песня приносила Гермионе столько же боли, сколько и ему самому, — вот истинная причина, почему она не играла её на выступлениях раньше. Грейнджер знала, что он будет тут, по крайне мере, надеялась на это. Если бы ведьма не нашла в толпе его серебристые глаза до того, как озвучила выбор композиции на сегодня, девушка исполнила бы другую. Она бы не стала причинять себе боль, не сумев разделить её с тем, кому её подарила.

***

7 курс, Рождество

После открытия Рождественского бала, речи Макгонагалл, выпитого шампанского и пустой болтовни некоторые семикурсники отправились в гостиную в Башню старост к Гермионе и Теодору, которые ушли сюда сразу после поздравления от директора и своей речи. Ни Тео, ни Миона не хотели оставаться в Большом зале подольше, поскольку им предстояло навести порядок в своей обители.

Малфою этот предлог, чтобы уйти, не понравился, но Грейнджер просила его доверять ей, и он доверился. Нервы всё равно сдавали. Нотт сблизился со старостой девочек, у них было много общих дел, не связанных со старостатом, шутки и приколы, которые понимали только они, а ещё куча споров и партий игры «Слабо не слабо».

— Как дети малые, ей-Мерлин, — как-то одновременно проговорили Джинни и Блейз, наблюдая за тем, как старосты вместе готовились к занятиям, составляли график дежурств и постоянно перекидывались весёлыми взглядами, а потом шептались.

Что слизеринец, что гриффиндорка отрицали любые романтические отношения с друг другом. Теодор даже всерьёз в подземельях сказал, что они подружки, а не любовники, но к его словам отнеслись со скептицизмом. Драко тогда думал, что это всё напускное, но каким-то образом до него дошло, что взгляд, которым Грейнджер смотрела на него и на коллегу по старостату, разнился, причём сильно. Девушка относилась к старосте мальчиков, как к Поттеру или Уизли — брату, близкому другу, соратнику.

Тогда-то и отпали все сомнения, но в Рождество уверенность пошатнулась. И это случилось потому, что Гермионе нужен был совет именно Тео, а Малфоя до определённого времени нужно держать в неведении, чтобы не потерять контроль над ситуацией и осуществить задуманное как положено.

— Расслабься, друг, — хлопнул блондина по плечу Блейз, — они просто кое-что готовят всем нам. Грейнджер устроит тебе сюрприз, будь терпеливым и всё.

И всё.

Чувства были обратными, Драко обречённо вздохнул. Нельзя неуважительно относиться к собственной девушке, особенно в Рождество. Особенно когда она готовит ему какой-то сюрприз. Надо было просто подождать немного, и всё будет в порядке.

И все они дождались.

Благодаря Заклятию незримого расширения гостиная стала раза в два больше, на полу лежали широкие тёмно-серые и кремовые подушки с серебряной вышивкой, вместо одного дивана стояли два по обе стороны от камина, а между ними два тёмно-зелёных кресла. В углу стояла высокая ель, украшенная серебристыми и красными шарами, мигающей гирляндой и шелестящей мишурой. Перед камином стоял длинный кофейный столик, на котором старосты уже разложили закуски и напитки.

На полке стояли только колдографии друзей, с друзьями и друг с другом. Но привлекла внимание младшего Малфоя только одна: Гермиона сидела на диване с гитарой в руке, губы её растягивались в улыбке с каждым кадром шире, а пальцы наигрывали мелодию, в последнюю секунду она поднимает свой тёплый взгляд, и всё повторяется.

В гостиной Башни разместились все друзья Главных старост: Джинни и Гарри, Рон, Невилл с Луной, Блейз, Дафна с Пэнси, Драко, Симус, Лаванда и Парвати, которая приехала на последний курс без сестры и с которой Грейнджер хорошо общалась. Пока все располагались и наполняли бокалы алкоголем, Малфой наблюдал за своей девушкой.

Длинные рукава-«крылышки» её белого свитера постоянно задирались, когда она поднимала ладони. Так открывался вид на её тонкие запястья, одно из которых было украшено браслетом из розового золота с подвесками в виде нотных ключей. Это он сделал ей такой Рождественский подарок сегодня утром. Сам Драко сидел в новой, подаренной ею чёрной шёлковой рубашке, переливающейся на свету. И оба были безмерно благодарны друг другу за такие презенты.

Смех, болтовня и тосты продолжались около часа. Драко расположился в одном из кресел, потягивая огневиски, а рядом с ним на подушках сидела его львица, иногда случайно касаясь его тела, иногда облокачиваясь на сидушку его кресла.

— Ну, что, Грейнджер, пора бы тебе показать нам, почему я в очередной раз тебе проигрываю спор и как это звучит, — хлопнул в ладоши Тео, даже не огорчившись собственному поражению. До сегодняшнего вечера он так и не услышал новую песню. Её в принципе никто не слышал, кроме самой Гермионы, Джинни и Блейза, который попал на девчачьи посиделки случайно, разыискивая Нотта.

Забини и младшая Уизли переглянулись, сдерживая свои эмоции, ощущая предвкушение от реакции на исполнение.

Староста девочек поднялась со своего места, лукаво ухмыльнувшись всем присутствующим, а потом поднялась в свою комнату за гитарой. Спустя пару минут она вернулась, держа инструмент за гриф. Гриффиндорка уселась по-турецки спиной к камину, чтобы видеть лицо каждого, кто здесь был, особенно его — светлое и аристократичное.

— Я хочу посвятить эту песню человеку, с которым столкнулась в начале учебного года, будучи пойманной за своим увлечением, — Гермиона улыбнулась краешком губ своим мыслям и настроила гитару, подтянув струны. Она взяла на пробу пару аккордов, а потом заиграла нужную мелодию.

Джинни всё вступление и первый куплет неотрывно следила за лицом подруги и её умелыми пальцами, затаив дыхание. Ей понравилась эта песня. Она была немного грустной, но честной, уверенной, душевной. Самое настоящее признание, сопровождающееся музыкой. Блейз же смотрел на однокурсницу с гордостью и уважением, растягивая губы в победной ухмылке.

Теодор был потрясён такой открытости, которая облачилась в рифму и ритм. У его подруги был талант, от которого она не имела права отказываться, и он знал, что обязан сделать для неё на правах близкого друга. Предложение, от которого она не сможет отказаться. Нотт был уверен, у неё язык не повернётся сказать ему «нет».

Драко, Гарри и Рон наблюдали за игрой Гермионы с немым восторгом и пониманием, перемешанным с шоком. Староста была как рыба в воде, сидя с гитарой и напевая слова, которым дала жизнь и глубокий смысл. Но всё перевернулось в груди у Малфоя, когда начался второй куплет:

— От тебя ожоги, как от крапивы —

Я опять на грабли и вилы.

Не пыталась зацепить,

Но тебя чем-то зацепила.

Километры пустых обещаний — это про нас.

Миллион раз тебя прощала, как и сейчас.

***

Блондин понял, что вынырнул из воспоминания, греющего сердце, в реальность, когда заметил, как одинокая слеза скатилась по щеке исполнительницы на втором куплете. Значило ли это, что у неё до сих пор были к нему чувства? Было ли это важно? Конечно, ведь у него они остались.

Драко осторожно переглянулся с другом, и тот кивнул ему, будто залез в голову и прочитал все последние мысли, отвечая скупым жестом на все вопросы положительно. Уверенность и спокойствие тут же одолели Малфоя, он не мог дождаться завершения песни, чтобы поговорить со своей ведьмой и узнать всё о том, что случилось год назад, с её точки зрения. Больше недомолвок и секретов он не допустит, только не в отношениях с Гермионой, если получится их возобновить.

— Я не могу спать, когда не на твоём плече.

Мои мысли о тебе в скрипичном ключе.

Ну зачем, ну зачем

Твои мрачные небеса

Видят меня, как рентген?

Грейнджер остановилась, закончив играть, но Драко прекрасно знал, что после должен следовать припев. Она не может продолжить? Что случилось? Окончание не было логическим. Значит, гриффиндорка оставила куплет без припева специльно. Интересно, она так и задумавала закончить на вопросе в конце куплета?

Зал взорвался аплодисментами, Драко же сидел и не шевелился, просто не мог заставить себя двигаться. Мужчина уже догадался, что это было выступление только с одной песней, но Гермиона всё ещё сидела на высоком стуле, держа одной рукой гитару, другой — стойку с микрофоном, улыбаясь блестящими от слёз глазами и сухими губами. Очевидно, девушка сдерживала себя из последних сил, чтобы не броситься прочь отсюда.

— Я бы хотела искренне и слёзно попросить прощения у адресата этой песни, — сказала она подрагивающим голосом и еле слышно всхлипнула. Рука, ранее удерживающая микрофон, потянулась к лицу и вытерла мокрые щёки. Её карий взгляд задержался на собственном запястье, рассматривая дорогой сердцу браслет с ключами. Девичий рот всё ещё улыбался. — И сказать, что я его очень люблю. Всегда. Вопреки всему.

Гермиона спокойно встала, сняла с плеча ремешок гитары и, поклонившись одной головой, ушла со сцены.

— Ну, и чего ты распластал свою задницу на стуле? — прозвучал вопрос позади Малфоя.

— Салазар, Тео! — схватившись за сердце, вздрогнул Забини и грозно глянул на бывшего однокурсника. — Какого хрена ты так подкрадываешься?

— А чего сразу я? Драко вообще сидит истуканом и в ус не дует, — кивнул головой на старого друга Нотт, пожав руку Блейзу.

— Он прав, Драко, пора поговорить с Грейнджер и справиться со своими грёбанными секретами из прошлого.

Малфоя как водой окатили. Он тут же встал из-за стойки и пошёл вслед за Гермионой, умчавшейся в боковую дверь. Мужчина слышал, как за его спиной друзья говорили о ней:

— Грейнджер прекрасна, Тео! — восхищённо восклицал Блейз, отпивая из стакана. — Как ваши с ней успехи в Америке? Я слышал, она круто там зажигает сцену…

Америка? Что она делала в США, да ещё и с Тео? Вопросы, требующие ответов. Голова разрывалась, а ноги приближали тело к заветной двери. Сейчас всё станет по своим местам. Просто поговорить. Выяснить всё, что только можно. Узнать, что случилось год назад. Дубовая широкая дверь поддалась, и взору предстал коридор с напольной и потолочной подсветкой, словно десятки палочек с тусклым Люмосом валялись ровным рядом на полу и висели над головой.

Коридор привёл Драко к ещё одной двери, скрывающей за собой большую комнату с инвентарём: от различных безделушек и праздничных украшений до пыльных музыкальных инструментов и коробок. Кладовка — вот что была за комната, в которой скрылась Грейнджер. Мягкий белый свет озарял помещение, и Малфой увидел Гермиону, сидевшую на коробках с вещами, уткнувшуюся лицом в ладони и дрожащую от сдерживаемой истерики.

— Гр… Гермиона, — осторожно позвал её мужчина, медленно пробираясь ближе. Девушка откликнулась на зов своего имени, отняв руки от влажной кожи и подняв на него красные заплаканные глаза.

— Я всё сказала в зале, Драко. Я не хочу снова с тобой ругаться, — тихо проговорила она, положила локти на бёдра и опустила голову.

— Я тоже, — выдохнул волшебник и подошёл ближе. Встал прямо перед ней и аккуратно коснулся рукой лица, вытирая большим пальцем мокрые дорожки и поглаживая щёку. Грейнджер инстинктивно прикрыла веки и потёрлась щекой о грубую ладонь.

— Я столько всего натворила тогда, многого тебе не говорила. Я ненавижу себя за это! — выпалила ведьма, боясь смотреть в мрачные небеса его проницательных глаз.

Мужчина сел на корточки перед возлюбленной и посмотрел на неё с сожалением, со всем чувством восхищения и любви, на которые был способен. Нет сил и желания теперь обижаться на неё и злиться. Гермиона Грейнджер никогда ничего не делает просто так. В тот вечер он вспылил, хотя не должен был. Спокойный разговор — так нужно было себя вести год назад.

— Это всё в прошлом, Грейнджер. Не кори себя, у тебя были причины не рассказывать мне ничего. Надеюсь, сейчас причин у тебя больше нет, потому что я хочу во всём разобраться и отпустить обиды.

Девушка подняла глаза на бывшего сокурсника и выдохнула, заметив лёгкую полуулыбку на его красивом лице.

— Как ты помнишь, я наложила на своих родителей Обливиэйт и увезла их в Австралию…

Она пустилась в долгий рассказ о том, как перерыла всю библиотеку в Хогвартсе на наличие информации о снятии заклятия, изучала всевозможные книги и источники о потере памяти. На каждом шагу её ждали неудачи: только Гермиона нашла ниточку, ведущую её к решению проблемы, как тут же нить отрезали.

Рассказала, как пошла в Министерство и просила помощи у Кингсли, позже связав себя с ним Магическим договором. Документ давал гарантии, что никто не узнает ничего лишнего, например, то, что она пробралась в Отдел тайн и искала там хоть какую-то зацепку, как много раз использовала Омут памяти, чтобы сложить события заново и найти ответ на вопрос. Посещала тёмных магов, работала с запретными и древними артефактами и каждый раз вспоминала, для чего нужен был Магический договор. В голове набатом звучал голос Министра:

«Никто не должен знать, сколько законов мы нарушаем. Я доверяю тебе, Гермиона, и доверяю Гарри с Роном, но сомневаться нужно не в их умении держать секреты, а в том, что кто-то сможет подслушать ваш разговор. Лучше перестраховаться на всякий случай. Я тебе обязательно помогу».

Грейнджер хранила молчание долгое время, искала решение проблемы, знакомилась с магловской медициной и колдомедициной, параллельно готовилась к вступительным экзаменам, подумав, чтобы стать колдомедиком.

— У меня ничего не получалось, всё валилось из рук. Было такое чувство, что я тону и не могу всплыть на поверхность, чтобы сделать глоток свежего воздуха. Когда вода попадает в нос и рот, лёгкие горят, пламя вылизывает твои внутренности. В такие моменты безнадёжного падения остаётся только закрыть глаза и дать смерти забрать тебя в свои ледяные колючие объятия, — Гермиона осеклась, её лицо перекосило от страха и сожаления. — В тот день, когда я окончательно опустила руки и пришла к Кингсли с отказом от спасения родителей, он остановил меня и оповестил, что отца не стало. Я не помню, что со мной было потом, но министр заставил меня не сдаваться в поисках и попытаться спасти мать. В тот день мы с тобой и поссорились расставшись.

Драко молчал, нахмурив брови. Он и понятия не имел, что переживала его девушка в те дни, хоть и видел, в каком подавленном и измученном состоянии она была. Малфой прекрасно понял, что случись с ним подобное, он, не раздумывая, сделал бы точно также. Конечно, она могла ему всё рассказать до подписания договора, в один из пунктов которого входили полная конфиденциальность и абсолютное неразглашение приватной информации. Что-то похожее на Непреложный обет, только с не такими жестокими последствиями.

— С тайнами разобрались. У меня только вопрос: ты смогла вернуть память своей маме?

— К сожалению, нет.

— А маховиком времени пользовалась?

— Даже не хотела. Если бы я вернулась во времени, сделала бы то же самое. Безопасность родных превыше всего. Это самое разумное решение в данной ситуации. Да и воспользовалась бы я маховиком, если бы у меня был способ вернуть память. Я бы вернулась тогда, когда война окончилась, вернула им все воспоминания и перевезла обратно в Лондон.

Грейнджер потёрла лицо ладонями, пытаясь скрыть волнение и переживания. Рассказ давался с трудом, она тогда была в безвыходном положении. Ничего не оставалось, кроме как наложить на себя руки или самой себе стереть память. Но она не могла бросить своих друзей и близких.

— Я очень переживала, что из-за договора ты будешь подозревать меня в изменах и прочем предательстве, но выхода не было. Спас меня от жуткого отчаяния Тео, — Гермиона посмотрела на бывшего парня, впившись пальцами в бёдра, чтобы скрыть тремор.

— И поначалу подозревал. Вы с Ноттом были не разлей вода с седьмого курса, — Драко не хотел, чтобы это звучало, как упрёк, но так оно и было.

— У меня никогда не было к нему романтических чувств, только симпатия первые месяца два на седьмом курсе. У него тем более ко мне ничего не было. Он очень хороший друг, Тео стал мне братом за последние годы. Не знаю, что бы делала, если бы не он, — вздохнула Гермиона и опустила глаза.

Тео спас её, когда она чуть не свела счёты с жизнью, ещё во время учёбы. Взамен он просил полного доверия с её стороны, и Грейнджер доверилась. Целиком и полностью доверилась хитрому слизеринцу, ставшему ей близким человеком.

— Вы постоянно вместе крутились, даже когда мы съехались, — мрачно произнёс Малфой, заламывая пальцы.

— Мы всё свободное время от моих поисков занимались музыкой. У него было чудесное предложение помочь мне, но я тщательно обдумывала его идею. Хотелось закончить университет Колдомедицины, найти решение проблемы с памятью, а потом заниматься личной жизнью и музыкальной карьерой.

— Почему ты мне не сказала об этом? Или тоже подписала Магический договор? — яд так и сочился из него. Тайну с родителями и Кингсли он ещё мог понять, но постоянное внимание к Теодору бесило.

— Я говорила, — ошарашенно заявила Гермиона, пытаясь защититься. — Более того, мы с тобой, Тео и Блейзом обсуждали это все вместе у нас дома. Я не знаю, чем ты слушал, но не смей обвинять меня!

И Драко вспомнил, что такое было, но почему он думал по-другому, если всё знал? Блейз, Тео и Гермиона увлечённо обсуждали музыку и продюссирование, у Блейза даже были связи в Волшебном радио, но одно имя Золотой девочки-Героини войны чего стоило! Когда он стал бездумно ревновать и подозревать возлюбленную?

— К тебе ещё до ужина Люциус приходил, пытался «образумить» тебя и свести на нет чувства к грязнокровке, — Гермиона фыркнула, и тут пазл сложился в голове Малфоя.

Отец действительно приходил к нему и едко улыбался, будто что-то задумал, а потом прошептал какое-то слово, неразличимое для слуха Драко, и стал говорить о том, какая это порочная связь, что Гермиона Грейнджер недостойна наследника древнего аристократического рода из-за своего происхождения. «Это не было Империусом. Тогда что за беспалочковое заклинание для вложения своих идей и мыслей в голову другого человека он использовал? Так, с этим ещё придётся разобраться».

Драко закивал головой и поделился своими мыслями насчёт отца и его неожиданного визита с Грейнджер.

— Никогда о таких чарах не слышала, хотя изучала предмет углубленным курсом, — она задумалась, нахмурившись и поджав губы. — Он и мне что-то говорил про «недостойную» и неизбежное расставание. Не помню, чтобы он колдовал, хотя я могла не заметить. Ужасное настроение и дезориентированное состояние сыграли со мной злую шутку, когда он появился в квартире в день расставания и буквально вложил эту идею в голову. Сама бы я ни за что на такое не решилась, — Гермиона зажмурилась, отгоняя прочь тревоги и болезненные воспоминания.

Малфой встал, выпрямился и, взяв Гермиону за запястье, касаясь пальцами нагретого металла браслета, поднял с коробок. А потом просто заключил в крепкие объятия, зарыв пальцы в её волосы. Прощение? Осознание?

— Что ты делаешь? — шепотом спросила Грейнджер, осторожно кладя руки ему на лопатки. Боялась спугнуть, боялась гнева. Боялась прощания.

— Приношу свои извинения с помощью действий и тактильного контакта, — спокойно ответил Драко, обдумывая будущий разговор с Люциусом.

— Тебе не за что извиняться. Это я виновата перед тобой, — говорила она, крепче обнимая мужчину.

— Неправда. Я люблю тебя. Ты моя белая полоса.

В груди обоих перестало жгуче болеть.