— Лидер в курсе того, чем мы тут занимаемся, — хлопанье дверей, и Сасори прошел в комнату, даже не поздоровавшись.

      Какузу коротко угукет, вытирая ветошью руки. Рано или поздно это все равно бы вышло наружу.

      — Не «угу», а что будем делать? — Сасори остановился возле него, и смотрел на тело, лежащее на столе для вскрытия.

      — А с этим надо что-то делать? — Какузу повернулся к нему. — Пока наш бизнес некому не мешает, можно спокойно продолжать.

      — Какузу, тебе много лет, и за столь долгую жизнь, у тебя должны были сформироваться взгляды на многие вещи, — Сасори, кажется, был на взводе. — Проворачивать сделки втайне от тех, кто нами руководит: с каких пор это стало хорошей идеей?

      Сасори был искренне предан Акацки и был нетерпим ко лжи в отношении организации. Он до сих пор не простил Орочимару за уход и предательство.

      — С тех самых пор, как Пейн начал закрывать на это глаза, — ответил Какузу, пропуская мимо ушей «много лет». Сасори — единственный кому он позволял разговаривать с собой в подобном тоне.

      Сасори цокнул языком, но продолжать не стал, понимая, что не получит другого ответа. Приподнял простыню, заглядывая в лицо трупу, покачал головой.

      — Она выглядит так плохо, что даже хорошо, — он склонился ниже к лицу мертвой девушки. — Ты не удалял глазные яблоки? — его взгляд вернулся к Какузу.

      — Нет, — Какузу собирал контейнеры с помещенными туда внутренними органами, которые, через Зангея потом пойдут на продажу на черном рынке. — Тебе оставил.

      Сасори был помешан на деталях, и любил возиться с мелочовкой: удалять мозг через нос, какие-то отдельные кости и суставы. Какузу понимал, что тот ловит от этого только одному ему понятный, специфический кайф, в процессе превращая трупы в марионеток, и без лишней необходимости не лишал его этой радости.

      — Приятная неожиданность, — констатировал вдруг тот, вынимая из футляра инструменты. — В честь чего такая щедрость? Они плохо продаются?

      — Если хочешь узнать обстановку на черном рынке, могу взять тебя с собой, — Какузу не хотелось вдаваться в подробности своего жеста.

      — Как к этому отнесется Хидан? — Сасори приподнял веко трупа, готовясь извлечь глазное яблоко.

      — Никак, его это не касается, — Какузу развернул свиток, готовясь запечатать свой «товар». — Пойдем вдвоем, если ты этого хочешь.

      — Это важно?

      — Что именно?

      — То, чего я хочу.

      — Предлагаешь тащить тебя на аркане? — усмехнулся Какузу, складывая печати. — Для таких манёвров мне хватает Хидана, буду признателен, если ты избавишь меня от этого удовольствия.

      — Нравится находиться в моем обществе?

      Какузу задумчиво смотрел на возникающие в свитке знаки и иероглифы. Он не понимал, чего Сасори добивается, но все равно был рад знакомым именам, словечкам, шуточкам на грани, его рубленым, и ритмичным фразам.

      — Нравится — сильно сказано. Но оно определенно приятнее, чем большинство тех, с кем я имел честь познакомиться.

      — Тогда я пойду, — получив подтверждение собственной значимости, Сасори, все-таки, согласился. — И кстати, Лидер отказал мне в просьбе поставить нас с тобой в пару, — бряцанье инструментов, Сасори был раздражен неполученным одобрением.

      — Если я подниму этот вопрос, результат будет тем же, Какузу убирал свиток в карман плаща. — Как ты ранее заметил, мне много лет, и я понимаю, почему Лидер принимает такие решения.

      — Прекрати читать нотации, ты не моя бабка, — предупредил Сасори.

      — Она до сих пор жива? — Какузу удивленно вскинул брови.

      — Представь себе — да, — этот вопрос уязвил Сасори. — Сколько, по твоему, мне лет?

      — Понятия не имею, — Какузу никогда над этим не задумывался. — Но выглядишь ты так плохо, что даже хорошо, — он не удержался от колкости.

      Кукольное лицо не передавало мимику, но Какузу по глазам Сасори видел, что тот улыбнулся.