Лю Цингэ, наверное, очень глупый

Шэнь Цинцю заносчивый, холодный, презрительный мерзавец. Для Лю Цингэ Шэнь Цинцю идеальный.

Цингэ и сам не понял, когда влюбился в этого невозможного человека. Может быть тогда, когда впервые пригляделся и заметил, как мягок Цинцю с ученицами и как красива его улыбка, которую он прячет за веером. Или тогда, когда увидел как спокойно общается Цинцю с куртизанками - без тени надменности, будто бы с равными. А может быть гораздо раньше, когда Цингэ еще не замечал ничего, но все равно тянулся к Цинцю, не понимая причины этой тяги. Но сейчас это было уже неважно.

Лю Цингэ давно не питает иллюзий, он - грубый, необразованный, посвятивший жизнь только тренировкам с мечом, Шэнь Цинцю совсем не нужен. Цинцю нужно дарить веера, книги, картины, от взгляда на которые дух захватывает, а Цингэ только съедобного монстра принести может.

Для Цингэ не сложно за честь Шэнь Цинцю драться, или на задании его защищать, или убить в его славу любого демона, которого тот пожелает. Только вот Цинцю это не нужно вовсе. Попытки защитить он как оскорбление принимает, а за собственную честь, при желании, постоять может не хуже Цингэ. А демона... разве оценит он убитого демона?

Цинцю нужно поэмы посвящать - цветистые, длинные, такие, чтобы при прочтении о всем на свете забыть. А Цингэ может только от собственной любви задыхаться, не умея о ней сказать.

А Цинцю его чувств и не видит будто. Или, может быть, видит прекрасно и смеется над неловкими попытками, пряча ухмылку за веером. Цингэ думает, что если он может хотя бы повеселить Цинцю, это уже неплохо.

Цинцю вообще улыбается очень редко. А еще реже, когда рядом Цингэ. У Цинцю лицо холодная маска, на которой гримаса безразличия застыла. Но даже так, он остается возвышенным, прекрасным, идеальным.

Лю Цингэ подарок для любимого несколько часов выбирает. И думает, как усмехнулся бы Цинцю, заметив грубого мечника в лавке с веерами. Ну и пусть смеется. Черт с ним, таким невозможно привлекательным, талантливым, умным. Если Шэнь Цинцю веер понравится, то большего Цингэ и не нужно.

- Это твой.

Цингэ веер протягивает, надеясь, что его смущение незаметно. И словно подросток боится, что Цинцю услышит его ускоренное сердцебиение. Глупый.

- Ты путаешь, шиди Лю, - у Цинцю тень усмешки в уголках губ спрятана, а Цингэ, должно быть, настоящий идиот, если на алтарь этой полуулыбки готов собственное достоинство и даже жизнь положить. - Такого веера у меня никогда не было.

- Будто ты помнишь их все, - а в груди что-то рвется от напряжения. Ну конечно же, Цинцю помнит все свои веера. Какой же Лю Цингэ глупый.

- В следующий раз, когда захочешь сделать подарок, просто сделай его.

А на губах у Цинцю улыбка веселая на мгновение появляется, быстро скрываемая новым веером. И уходит он не прощаясь, будто видение.

Цингэ думает, что три часа, проведенные в лавке, того стоили.