Тсуне снова шестнадцать, она уже относится к своему телу, как к родному, привыкнув обращаться самой к себе в женской форме. Тсуна тянет затёкшие мышцы и жмурится от долгого сна. Запах кофе с кухни безумно привлекает встать с нагретой постели, закутавшись в чужую рубашку, и не думать как до этого дошло.

На задворках сознания всё ещё остались чисто ученические чувства к наставнику, возможно, хорошему другу — и они никак не хотели соседствовать с чувствами к тому же человеку. Или не тому же? И если задуматься ещё больше: то виновато тело, что его потянуло на мужской пол, или он сам не имел предрассудков, будучи мужчиной? Тсуна искренне старалась их разделять, как и свою жизнь на огромные буквы «До» и «После», ещё больше, чем раньше во времена её реальных четырнадцати лет. По сути ей сейчас тридцать шесть лет, если считать его прошлую жизнь; или пятьдесят, если всё суммировать, так как жизнь Савады Иетсуны она буквально прожила по воспоминаниям.

Ох, лучше не думать об этом.

Тсуна останавливается на пороге, прислоняясь к косяку плечом, наслаждаясь миролюбивой картиной, где Реборн читает газету, пьёт кофе и не ворует ничей завтрак. За него это делает Леон. Тсуна усмехается, привлекая тем самым внимание, и проходит внутрь, игнорируя леденящий холод кафельного пола. Она наслаждается первым глотком ароматного напитка и замечает скользящий по ней взгляд.

— Тебе к лицу, — говорит Реборн и Тсуна смотрит на его рубашку на себе. Хм, вроде бы не в первый раз. Она ловит отражение в дверце шкафчика с посудой.

— Ну да, жёлтая рубашка, блондинистые волосы — не самое плохое сочетание, — Тсуна почти уверена, что во всём виноваты те дни работы в салоне красоты под прикрытием. В той жизни она бы об этом даже не подумала. Наверное, никто из Хранителей не подумал бы.

Она слышит лёгкий смешок со стороны Реборна.

— Я не об этом, — взгляд по-родному насмешливый. Ждёт ведь, чтобы его спросили.

— А о чём? — хмыкает в кружку Тсуна, отчего жидкость булькнула, едва не попав ей на нос. Реборн расслаблен и улыбается на удивление умиротворённо.

— Тебе к лицу счастье, — повторяет он, наслаждаясь реакцией того, что Тсуна едва не подавилась и всё-таки пролила кофе на себя. Терять нечего, думается Тсуне, и она вытирает лицо рукавом, смущённо-недовольно поджав губы. Специально же момент выбрал. — С другой стороны, у тебя отныне есть домашняя рубашка, — теперь в глазах танцуют черти, так как отказ не принимается ни в каком виде, а рубашка заканчивается немногим выше середины бедра.

— Сам будешь объяснять внезапным соседям, почему ты развращаешь несовершеннолетнюю, — недовольно пробурчала Тсуна, скрестив руки на груди. Через две секунды и одну шкодливую улыбку, она поняла, что возможно подала ему идею… — Ты не посмеешь, мы только переехали!

Знал ли Тсуна, что попадет в другой мир? Конечно нет, он не рассчитывал на перерождение. Знал ли Тсуна, что однажды его отношения с Реборном зайдут так далеко? И близко нет, он всё ещё думает, что однажды ему скажут, что это розыгрыш, ну или убьют привычно пулей в голову. Знал ли Тсуна, что вырвется из мафии и заживёт теоретически счастливо? И не надеялся.

Шаман, скрытый в своём тумане, довольно усмехнулся — кажется, мир не любит оставаться у кого-то в должниках за спасение.