Никто никогда не узнает, с чего всё началось.
С чего-то началось.
Чем-то закончится.
Возможно, да, Создателем была какая-то высшая сила - быть может, даже Катализатор, - которая породила Жнецов и все прочие расы, а потом, увидев дело рук своих, решила устроить Жатву, то, с чем не справился естественный отбор.
А может, все началось с того, что центиллионы лет назад кто-то изобрёл лампочку, а потом кофеварку, машину, самолёт, робота. Творение восстало против Создателя и не смогло уничтожить полностью, но дало новое начало.
Всегда можно допустить, что Левиафанов тоже кто-то изобрёл.
Здесь, в самом сердце Цитадели, куда не ступала ещё нога органика, ни в чём нельзя быть уверенным.
Смотря на сияющую тень рядом с собой, Шепард думает - а был ли мальчик? Было ли это всё на самом деле, или это всё сон, и Цербер никогда его не воскрешал, или он думает, что он Джон Шепард, а на самом деле ИИ? Было ли вообще что-нибудь?
В конце концов, куда бы он не пошёл - его везде ждёт смерть. В итоге, всегда выходит смерть. Они борятся за смерть. В попытке убежать от Жнецов, они сами стремятся к Жатве. И отчаяние наступает им на пятки.
И в итоге никто из них не скажет о нём ничего недостойного, потому что, что бы он не выбрал, это - искупление. Никто не скажет, что он не был героем, умерев за мир во Вселенной. Никто не скажет, что недостойно пожертвовать собой в надежде на светлое будущее.
А ещё, ещё Шепарду жаль Призрака. Не вопреки "Церберу", Кай Лену, Миранде, и Бог знает, кому ещё. Просто жаль. Жаль Джека Харпера, имя которого помнят лишь единицы, и ещё меньше помнят того, кем он был раньше, который последние несколько лет шагал по осколкам своего былого величия. Который начал войну во имя мира для всего человечества, но в какой-то момент перестал приносить что-то кроме хаоса и разрушения везде, где бывает. Как царь Мидас. Он бежал просто потому, что мог.
Человек, который мог добиться многого - который добился многого.
Который, в конце-концов, был прав, с какой-то точки зрения.
Джон помнит всё, помнит, что смогли, наконец, чувствовать геты, помнит счастливые искорки в глазах Джеффа Моро и отзвуки счастья в холодном и неживом голосе СУЗИ, которых, по всем законам физики, биологии и логики там не могло быть.
В конце концов, он помнит Кайдена, которому дал немое обещание вернуться, которого эвакуировал в последние минуты в проблеске приступа эгоизма. Кайдена, который теперь его не дождётся.
Он просит прощения у них у всех.
И выбирает Красный путь.
Дорога кажется ему чертовски длинной, длиною в жизнь. Во все их выстраданные и выплаканные жизни. Все те, кого он любил, ненавидел, уважал, презирал - все они жили и воевали ради этого момента. Чтобы Джон Шепард прошёл одной дорогой. Глупо было бы споткнуться и не дойти.
В конце концов, интересно, что из всего этого получится. Они так старались.
Он пытается вспомнить что-то хорошее в конце, потому что у него уже заканчиваются силы, но на ум приходят только мёртвые глаза Миранды, скользящий со скалы вниз силуэт Тали, последний взгляд Мордина, саларианца, пожертвовавшего собой ради кроганов, труп Андерсона с поникшими плечами, который в последние секунды жизни успел отдохнуть.
Тысячи смертей, которые проложили ему дорогу сюда.
"Береги себя"
Последнее воспоминание ударяет по вискам, придаёт силы, хотя бы потому, что ему есть, за что и за кого бороться и умирать, потому что ему есть, что оставить после себя.
И он стреляет. Стреляет. Стреляет.
И раздаётся взрыв, с которым на секунду приходит адская боль, потому что, на какую-то часть он тоже синтетик, и он в самом эпицентре, и эта боль оглушает, ослепляет и не оставляет после себя ничего.
Что происходит дальше войдёт в историю Вселенной до самого следующего Цикла, если он настанет когда-нибудь.
Раздаётся взрыв.
Разрушаются ретрансляторы.
Уничтожается Цитадель.
Уничтожаются Жнецы.
Уничтожается эта эра.
Где-то солдат умирает от ран, оставленных ему ещё секунду назад существовавшим хаском.
Где-то взмывается оружие в воздух.
Где-то, мучаясь от благословенной и такой желанной боли, кроганка производит на свет новую, здоровую кладку.
Где-то корабль пытается лететь на опережение взрывной волне.
Где-то парень с синдромом Вролика и слезами на глазах шепчет имя своей любви, которой никогда не искал специально, которой, по сути, и не существовало вовсе , шепчет ей бесполезные признания, но получает в ответ лишь тишину.
Где-то в медблоке сидит майор, слышит по общей связи об отступлении и запрещает себе плакать.
Где-то, в развалинах Колыбели Человечества, Джон Шепард делает новый вздох.
И начинается новый день.
Начинается новая эра.
Начинается нулевой век.