Тонкие занавески еле заметно покачиваются, когда их подхватывает очередной порыв наполненного ночной прохладой воздуха, и совершенно не препятствуют зыбкому лунному свету, который придает всему, что находится в комнате, льдисто-серебристый оттенок. Изношенная накидка, небрежно брошенная на пол, приобретает цвет замерзшей вишневой ягоды, а висящее на стуле кимоно словно присыпано серебряной пылью. Переплелись в причудливый узор едва золотящаяся в темноте лента для волос и ремень из искусственной кожи с поблескивающей в лунном свете пряжкой. А на углу открытой настежь двери спальни пристроилась потрепанная ковбойская шляпа, и можно подумать, что она с материнской нежностью смотрит на своего владельца, который так долго ждал этой ночи.
Целый месяц разлуки, целый день ожидания – и целая ночь, проведенная вместе. Двое мужчин, вершитель справедливости и защитник чести, ковбой и лучник жадно впитывали каждое мгновение друг с другом, хоть и знали, что еще не скоро насытятся. И утренний недосып – ничтожная плата за возможность наверстать упущенное за недели разлуки общение.
И хотя под утро усталость начала брать свое, мужчины и не думали засыпать. Они лежали на кровати в обнимку, кое-как укрытые одним одеялом на двоих и смятой простыней, иногда перебрасываясь короткими фразами. Джесси хотелось курить, но он знал, как Хандзо не любит, когда рядом кто-то дымит, поэтому держался. И чтобы отвлечься от навязчивого желания, ковбой приподнялся на руках, навис над лучником и, с хитрецой усмехнувшись, принялся целовать ему грудь, постепенно перебираясь ниже.
– Может, не надо? – выдохнул лучник, отпихивая лохматую голову ковбоя. – Меня не хватит еще на раз.
– Как скажешь, – лениво пробормотал ковбой и, чтобы не возбуждать сильно лучника, миновав живот и бедра, сразу перешел к коленям, провел рукой по голени, чуть слышно фыркнул – партнер следил за собой, старательно сбривая любую растительность на теле – коснулся ноги Хандзо губами в нежном поцелуе, щекоча бородой гладкую кожу…
Лица убийцы не видно за тканевой маской, лишь глаза сверкают в прорези. Наверняка имплантаты.
Вниз лучше не смотреть. Молодой лучник слишком привык к невысоким зданиям родной Ханамуры. И хотя поединок на крыше небоскреба – не проблема для того, чья воля закалена годами тренировок, лучше не отвлекаться на подавление в себе боязни высоты.
Едва уловимым движением Хандзо стряхивает зацепившуюся за нос прядь, и ее тут же подхватывает ветер, уносит к остальным развевающимся волосам. Пора бы уже приучить себя завязывать волосы в хвост.
У врага автоматическая винтовка, у Хандзо – как обычно, верный лук. Для огнестрела ветер – небольшая помеха. Наследнику же клана Шимада придется подстраиваться под капризы воздушной стихии.
Приказ предельно ясен – убить предателя.
Оружие они вскидывают одновременно. И Хандзо становится понятно, что его единственный шанс – отвести от себя прицел и только после этого стрелять на поражение.
Стрела входит противнику точно в руку, но он успевает нажать на спусковой крючок. Ствол отводит вниз и немного в сторону – и очередь превращает в ошметки ногу вместо груди.
Не успел отскочить – и в глазах на несколько долгих мгновений помутнело от боли. А когда прояснилось, то сердце пропустило удар от осознания, что он уже не успеет зацепиться рукой за край стремительно ускользающей вверх стены.
Последнее, что он запомнил в тот день, был оглушительный хруст костей второй ноги, который на долгие недели небытия наполнил мир наследника клана Шимада болью и ужасом.
Судорожно вдохнув, Хандзо дернулся всем телом, едва не заехав коленом Джесси в нос – хорошо, что стрелок успел увернуться.
– Эй, ты чего? – недоуменно уставился на него ковбой, и лучник заметил, что поблескивающие в свете луны глаза его партнера полны беспокойства.
– Воспоминания, – выдохнул Хандзо, старательно отгоняя наваждение.
На мгновение показалось, что вместо ног у него снова кровавое месиво, поэтому лучник подтянул колени к себе, чтобы убедиться, что конечности все еще с ним. Джесси сел на кровати, скрестив ноги, и вопросительно хмыкнул, склонив голову на бок.
Хандзо вздохнул. Не такой уж это и секрет, а раз вспомнил – чего молчать. Тем более что Джесси может его понять – лучник с тоской посмотрел на блестящий металл протеза ковбоя.
– Однажды на задании клана мне очень сильно повредили обе ноги. Были и еще ранения – сотрясение мозга, сломанные ребра, другие переломы, а ссадин – не счесть. Но от ног осталась лишь кровавая каша да обломки костей. Мне тогда было лет двадцать, может, чуть больше, – лучник прищурился, пытаясь вспомнить, когда именно это произошло. – Две недели я не приходил в сознание и еще три месяца не покидал лазарет. Врачи клана уже давно были готовы ампутировать то, что осталось от моих ног, но отец медлил. Он вел переговоры с Overwatch – уже тогда ваша гениальная доктор Циглер была известна как выдающийся медик. И отец выкупил ее опытные наработки по регенерации тканей.
«Ведь ему нужен был здоровый наследник, до гроба обязанный ему жизнью», – добавил Хандзо про себя.
Каждый день ему напоминали, насколько он жалок. Каждый день приходила медсестра и ухаживала за беспомощным Хандзо, и каждая ее фраза, каждое движение были напоминанием о том, что наследник клана Шимада, прирожденный убийца, не справился с простым заданием. Врачи, другие убийцы, даже отец – все не упускали возможности напомнить Хандзо, что он подвел их ожидания. И что они великодушно даровали наследнику второй шанс.
Только младший брат обращался с ним как с человеком. Каждый день, а то и несколько раз в день Гэндзи навещал брата в лазарете. Однажды медсестра обмолвилась, что пока Хандзо был без сознания, младший Шимада все свободное время проводил рядом с ним, ожидая, пока брат очнется. А теперь Гэндзи рассказывал брату новости, приносил планшет с новыми фильмами, пытался веселить брата шутками и забавными историями из жизни – и он был единственным, в чьем присутствии Хандзо мог улыбнуться, на мгновение забыв о боли и чувстве вины.
Но кое-что другое не давало Хандзо покоя. Нечто темное поднималось в глубинах сознания, пожирая душу изнутри, подобно драконам преисподней.
Зависть. От Гэндзи никто не требовал быть идеальным. Он и не был, даже не стремился. Наплевав на традиции семьи, младший Шимада жил полноценной жизнью, изучая лишь то, что ему нравилось, и развлекаясь вместе со сверстниками, наслаждаясь беспечной и мимолетной юностью. Хандзо не мог себе это позволить. Позабыв о себе, он все силы отдавал на благо своего клана, а взамен получал лишь снисходительные похвалы от отца и все новые, более жесткие требования.
Тогда он еще не знал, что спустя несколько лет эта обида выплеснется на Гэндзи и едва не стоит тому жизни – которую, опять же, спасет все та же гениальная юная доктор Циглер. Впрочем, тогда он даже не знал, сможет ли еще когда-нибудь ощутить пальцами ног уютную мягкость ковра или холодную влажность земли…
– Мне повезло больше, чем тебе, – задумчиво произносит Хандзо и еле сдерживается, чтобы не отдернуть руку, когда пальцы касаются холодного металла там, где должна бы была быть теплая живая рука, покрытая жесткими волосами.
Джесси натянуто улыбается, чтобы приободрить лучника. В отличие от Хандзо, который старается оградиться от неприятных воспоминаний, ковбой часто прокручивает в голове события того злополучного дня. В промежутках между спасительным забытьем, которое даровал ему болевой шок, он вспоминал, как наставник тащил раненого Джесси на своей спине подальше от боевых действий, как капитан Моррисон оказал ему первую помощь при помощи биотических технологий, как бесподобная Ангела заращивала ему ранение – но руки ниже локтя уже не было. А через несколько дней она же подсоединяла нейрокабели протеза к обрубленным нервам – вот только рецепторы в этих технологиях были не предусмотрены.
Еще Джесси пытался вспомнить, каково это – чувствовать левой рукой точно так же, как и правой. Иногда у него получалось, но чаще приходилось фантазировать. Все-таки мозг человека удивительно устроен – и фантомные боли может организовать, и воображением что угодно дорисовать.
– Знаешь что? – улыбается Джесси, теперь искренне, и берет в руки лицо Хандзо. Конечно, левая рука ничего не чувствует, но ведь можно представить, что она ощущает то же, что и правая, благо с распущенными волосами лицо лучника вполне симметричное. – А ведь хорошо, что тогда для тебя все обошлось.
Осторожно притянув Хандзо к себе левой рукой для поцелуя – как бы не пережать и не оставить синяков на холеной коже – правой, живой ладонью Джесси, едва касаясь, снова проводит по голени лучника, чувствуя, как под подушечками пальцев рефлекторно сокращаются мелкие мышцы, отзываясь на легкую щекотку.
Они и не заметили, как небо постепенно начало зеленеть в предвкушении пастельного разноцветья рассвета.