Где еще перестать верить в Бога, как не в монастыре?
Гелиевая ручка витиеватым почерком выписывала основы теории эволюции Дарвина. Тихий, усталый вздох отразился от стен, показавшись оглушительно громким.
— Сынок, ты помолился на ночь? — старая дверь скрипнула, юноша за столом замер, не поворачиваясь.
— Нет, мама. Сейчас, я доделаю уроки, и помолюсь, — чуть боязно сказал он, принимаясь писать все быстро и неразборчиво.
Женщина села на его кровать, смиренно и неподвижно дожидаясь сына. Паренек достаточно быстро закончил изнасилование конспекта и встал. Его мать тут же встрепенулась и взяла за руку, подводя к иконам. Силой она уронила юношу на колени и села рядом, начиная читать молитвы. Парень вторил ей в унисон, крестясь и поднося голову к старому ковру. Он не хотел касаться его лбом, поэтому зависал в нескольких сантиметрах. Когда женщина это замечала, то с усилием опускала его голову об пол.
Проследив, чтобы сын лег спать, мать ушла, выключая свет. Через пару минут щелкнула лампа — парень глянул в маленькое зеркальце. На лбу осталась красная отметина с небольшой ссадиной. Убрав все под челку, юноша включил ноутбук, обходя родительские пароли на порно сайты. Молния на штанах заскрипела.
***
Утро Гарри начиналось одинаково: ранний подъем, сборы в школу, спуск вниз, где его уже ждали родители за завтраком.
— Сегодня твоя очередь молиться, дорогая, — напомнил глава семейства, приторно улыбаясь. Супруги взялись за руки, смотря на сына. Он сдержанно обвел их взглядом и сомкнул круг, надеясь уже свалить из этого безумия в школу. В тарелке ждала все такая же каша, как и всегда. Его уже тошнило от ежедневного «разнообразия» в еде. Самым паршивым было то, что ему даже не давали карманных денег, поэтому он не мог перехватить что-то в столовой в школе. Быстро управившись с кашей, он встал и уже собирался выйти, как…
— Сын, ты ничего не забыл? — угрожающе прохрипел отец. Гарри обернулся и поблагодарил маму за завтрак, все же смываясь из дома. Супруги лишь переглянулись, вздохнув.
В школе парень переключился на учебу, забывая обо всех проблемах. Ему скорее хотелось прожить два оставшихся года и уехать подальше от своей семейки. Но все оказалось куда проще и раньше. Бойтесь своих желаний.
На четвертом уроке, биологии, где парень пытался разобрать вторую часть конспекта, в класс постучали. Красивая девушка, а по совместительству учитель, открыла дверь. Родители Гарри чуть не сбили ее с ног, когда ворвались, чтобы забрать сына.
— Прошу прощения, — интеллигентно обратилась она. — Что вы делаете?
— Забираем сына из вашего логова разврата, — прошипела матушка, собирая его вещи в рюкзак. Гарри сопротивлялся в руках отца, но позже сдался, обмякая. Уже у двери парень молящим взглядом посмотрел на учительницу, скрываясь из вида. Но мать не успокоилась, тыкая пальцем в грудь девушке. — Как вы могли блудствовать с учеником?! Побойтесь Бога, он вас накажет.
— Но Дарвин… — попыталась возразить она, все еще высматривая лучшего ученика в классе, которого безвозвратно утащили.
— Мне не важно, с кем вы это делали. Это непростительно! — и, дав пощечину бедной девушке, женщина победоносно вышла из класса.
Родители ничего не объясняли сыну, когда запихнули его в машину и куда-то увезли. И хоть ему хотелось узнать, что происходит, больше этого хотелось открыть дверцу и выпасть на улицу. Со временем он даже уснул, просыпаясь только от резкой остановки. На наручных часах стрелки смыкались ровно на двенадцати; за окном было темно. Не дав сыну даже прийти в себя, мать вывела его из машины, пока отец доставал чемодан из багажника. Вокруг был только лес и дорога, которая заканчивалась монастырем. Луна была неполной, но светила тут особенно ярко, угрожающе выделяя здание на фоне старых деревьев. Кое-где потрескавшийся, белый монастырь предстал перед парнем; ему показалось, что внутри кто-то кричал. Гарри попятился назад, хватаясь за машину, но его уверенно тащили вперед, где у входа стоял молодой мужчина.
— Позаботьтесь о нем, молю вас, — вздохнула матушка, смотря на диакона. Отец, в свою очередь, вручил чемодан пареньку.
— С вашим сыном все будет хорошо, — заверил он их, кладя пареньку, полному ужаса и неверия, руку на спину. Родители проводили их взглядом, чуть вздрогнув от хлопнувшей двери.
Внутри было темно и почти тихо. Вооружившись только одной свечой, священнослужитель проводил Гарри наверх, оставив у двери. Парень со страхом дотронулся до нее, сжимая ручку чемодана. Дверь со скрипом распахнулась, опять же встречая его темнотой. Пошарив рукой по стене, он нашел выключатель. Загорелся яркий, белый свет; Гарри поморщился, осматриваясь. В комнате было четыре кровати, у каждой стояла тумбочка. В углах у окна расположили два старых шкафа. Сломанная ножка одного из них стояла на книге.
— Все нормально, это новенький, — с легким акцентом произнес кто-то с дальней кровати, а потом и сел на ней. Высокий, худощавый паренек в очках с растрепанными пшеничными волосами, смотрел на него изучающе.
— Верующий? — чуть более громко, чем стоило, воскликнул паренек на кровати рядом с длинным. С третьей занятой кровати так ничего и не прозвучало.
— Александр, — предупреждающе произнес очкарик. — Перестань пугать парня.
— А вы не верующие? — с сомнением спросил Гарри, подвозя чемодан к своей кровати.
Вопрос веры для него стоял лет с десяти. В детстве он был как губка: впитывал слова и действия родителей, принимая их за чистую правду. Каждый день ему читали библию, догматы и другие священные писания. Он привык молиться и всегда помнил, что будет за отпор и нежелание что-то делать. Гарри до сих пор вспоминал чулан с содроганием.
Лет с десяти вопрос Бога и веры встал для него ребром. Получив интернет в свои руки, а также парочку друзей, сомнения все усиливались. Где-то в глубине он все еще возносил тему религии для себя, как святыню. Но наука и отсутствие доказательств заставляли парня думать более критически, отвергая веру.
— Мы нет, как и некоторые тут, — продолжал Александр. — А ты?
— Я не знаю, — чуть потупив взгляд, произнес он, начиная разбирать чемодан.
— Клади вещи ко мне, — очкарик встал с кровати и открыл дверцу не сломанного шкафа. Аккуратные стопки, ровный ряд вешалок. Он занимал ровно половину шкафа, не позволяя ни одной вещи помяться. Такой перфекционизм поразил новенького. — Кстати, я Данте. Это Алек. А вон там, спящий, Уилл.
— Гарри, — паренек взмахнул черными волосами и пожал руку одному соседу, а потом и второму. — За что вас сюда?
— Отправили из Италии полгода назад, чтобы отучился и вернулся туда. Священнослужителем в Ватикан, — закатил глаза Данте, садясь на кровать. Гарри уверенно перекладывал вещи в шкаф. — Складывай аккуратнее. Иначе выкинут все на пол при проверке.
— А меня заподозрили в сексе с парнем, поэтому я тут, — переманил внимание Александр. — Но это была девушка. А тебя?
Гарри лишь грустно пожал плечами и быстро сложил вещи и чемодан в шкаф. Он надеялся, что это лишь сон. Но утренний звон колоколов известил об обратном.
К ним зашел тот самый диакон, который вчера проводил Гарри, и отдал стопку темно-синей одежды. Парень поблагодарил его, пытаясь окончательно проснуться. Данте вскочил первый.
— Если вы сейчас не встанете, то мы снова попадем в очередь, не успеем, и нас накажут, — предупредил он, выходя в коридор.
— О чем он? — Гарри встал, смотря на Алека.
— Очередь в ду-уш, — протянул парень, разыскивая свои вещи. Гарри достал полотенце и прочие принадлежности для умывания. Алек отправил его к Данте, чтобы они заняли очередь.
Ванных было четыре — по две на этаж. На первом располагались учебные кабинеты, столовая и большой зал.
— И что у нас с расписанием? — парень сплюнул пасту в раковину, вытирая рот полотенцем. Раковин и душевых было всего пять на шестнадцать человек, поэтому все старались делать все быстро. Кроме Алека. Он запутался в шторке и выпал на пол, срывая гардину. Данте лишь вздохнул, продолжая разговор с соседом.
— С понедельника по пятницу мы учимся и носим форму. По выходным ходим в своей одежде и отдыхаем. Периодически нам устраивают какие-нибудь развлекательные вечера вроде чтения или просмотра старых кассет, — сделав свои дела, итальянец все-таки решил помочь другу встать и вынуть его из шторы.
— И все это на тематику религии? — Гарри освободил раковину для темно-рыжего паренька, который оказался четвертым в их комнате. Данте кивнул, продолжая.
— Ежедневно расписание в принципе одно и то же. Встаем, умываемся, завтракаем, учеба, дневная молитва, домашняя работа и свои занятия, если хватает времени. Ужин, молитва перед сном и отбой, — Данте окатил друга водой, смывая с него мыло, и всунул в руки шмотки, отправив одеваться. — За отказ подчиняться или нарушение правил — наказание. Самое худшее — подвал на ночь.
Парня передернуло — он вспомнил чулан. — Телесные наказания тоже есть?
— Само собой. Алека накажут за шторку, я уверен, — в разговор вступил рыжий, закончивший умываться. — Уилл. Пока не знаю, приятно ли познакомиться.
— Колко, но правдиво, — кивнул Гарри, чуть улыбнувшись. В компании понимающих его парней стало легче.
Пока парни собирались на завтрак, новенького продолжали инструктировать.
— У нас четыре блока по четыре комнаты. В каждой четыре человека. У каждого блока свое расписание, свой стол, свой душ, свое место в большом зале, — Данте перезастегнул рубашку Александру. — Мы распределены по возрастам. Наш блок самый старший. Младше одиннадцати здесь детей нет.
Гарри повернулся к зеркалу внутри шкафа. Темно-синие брюки и рубашка делали его голубые глаза тусклыми. Прозвучал еще один звон колокола и всех вывели на завтрак.
Четыре стола со скамейками стояли вдоль столовой. Монахини — единственные женщины во всем монастыре — уже накрыли на столы. Диаконы подвели каждый блок к своему столу и стали дожидаться начала молитвы.
Гарри прикрыл глаза, чувствуя, как его берут за руки. Молитву он произносил вслух, в отличии от своих соседей. С каждым словом парень чувствовал, как на него налипает грязь. Сердце застучало быстрее, чем когда-либо, Гарри впервые испытал такую сильную панику непонятно из-за чего. Разные голоса отскакивали от стен, оглушали и выводили паренька из сознания, в котором он пытался закрыться и успокоиться. В голове снова возникли крики, что он слышал по приезду сюда.
Все исчезло с теплом на спине. Гарри открыл глаза, понимая, что позади его поглаживает чья-то ладонь. Молитва уже закончилась, многие приступили к еде.
— Все в порядке? — Данте чуть похлопал соседа по спине, смотря тому в глаза. Гарри кивнул, начиная есть. Двери вновь распахнулись — священники привели паренька чуть младше черноволосового. Его лицо было распухшим, заплаканным, а вместо школьной рубашки, он был одет в просторную белую рубаху. — Интересно, за что его посадили в подвал.
— А за что вообще могут туда посадить? — чуть помешав безвкусную кашу в тарелке, Гарри снова съел ложку.
— Я отказался сдавать Алека, который пытался сбежать, — Данте отодвинул от себя тарелку. Он никогда не завтракал: его выворачивало от каши. А сидеть на уроках с ощущением, что все органы хотят покинуть оболочку ему не хотелось. — Уилл тот еще богохульник. А вообще, за неповиновение могут посадить. Хуже, когда пытаются демона изгнать…
— Так вы там все были? — перебил итальянца Гарри. Александр кивнул, ухмыляясь. — Что-то мне не особо хочется там побывать.
Парни лишь пожали плечами, относя тарелки на стол. Уроки тянулись скучно. Здесь не было науки — вместо нее добавили уроки по христианству, латынь и какие-то основы богослужения. Единственное, что Гарри показалось интересным — искусство. Единственный предмет, где он мог просто порисовать, не слушая учителя. Рядом с ним сидел Алек, который, казалось, ничем не интересовался и периодически пытался устроить саботаж, когда учитель-священник уходил. Постоянно агрессивный и вскипающий Уилл сидел с полной ему противоположностью.
— Только Данте может успокоить нашу бомбу замедленного действия, — шепнул темноволосый Гарри. — Когда-нибудь мы используем его агрессию, чтобы свалить отсюда.
— Использовать человека аморально, — пробурчал новенький, обернувшись на соседа.
— Бить и заставлять человека делать что-то — тоже. Но никому это не мешает, — парень снова принялся рисовать. — Нет безгрешных людей. Нет святых. Во всех нас есть тьма, которая рано или поздно завладеет, если мы не будем сопротивляться.
Гарри остановил свой карандаш, обдумывая мысль. Сердце снова забилось чаще, а в голову лезли «неправильные» мысли. Казалось бы, где еще перестать верить в Бога, как не в монастыре?