Целое море любви

Море с самого утра было и мрачным, и нежным одновременно — будто его отлили из свинца, а потом покрыли тонким слоем перламутра. Волны лениво ворочались, бились о каменистый берег и отползали, оставляя за собой лёгкую пену и паутинку водорослей.

Кайса сидела на веранде, вязала рукавицы и скучала. Когда муж уходил в море, всегда было скучно. Где-то там он сейчас, промокший, громкий и отчаянно весёлый, тащил из воды тяжёлую сеть, и серебристо-зелёная треска била хвостом, сверкала пятнистым боком, и мужчины в лодке смеялись… А у Кайсы вместо чужого смеха и голосов были только крики чаек, скрип сосен за оградой да плеск морской воды. Это в саду, а в доме была тишина.

Тишина заполняла комнаты, спала на другой половине кровати, сидела по утрам за обеденным столом. И вроде всё мирно и спокойно, — ни хлопот, ни беспорядка, ни сигаретного пепла на подоконнике, — но Кайса всё равно грустила, и легче становилось лишь тогда, когда возвращался муж. Юсси приносил домой рыбу, запах сигарет и крепкие объятия. Невеликие подарки, но они всегда заставляли Кайсу улыбаться: ничего лучше этого ей никто не смог бы принести.

Правда, в последнее время улыбалась она нечасто. Море в июле расщедрилось, позвало, наверное, всю треску на свете резвиться в своём водяном брюхе, и потому Юсси то и дело пропадал на рыбалке с четырьмя односельчанами. Он возвращался на день, чтоб потом исчезнуть ещё на пять, и так уставал, что даже забывал обнять Кайсу на пороге. Шагал на кухню, мимоходом ловя короткий поцелуй в небритую щёку, обедал, курил, читал газету и укладывался в кровать, сопя, как медведь.

— Ты пойми меня, такой улов, такой улов! — Приговаривал он всякий раз. — Нам с ребятами огромная удача подвернулась, контракт с фабрикой в Тайвасало, знай себе лови да привози. Вот до конца лета половим, если рыба не уйдёт, а потом хоть всю зиму не работай. Понимаешь?

— Понимаю, — отвечала Кайса и тянулась горячими губами к губам мужа, но он лишь отстранялся:

— Ты прости, но я сейчас не могу. Устал, как зверь, а завтра в полдень опять выходим, хочу отоспаться как следует. Дома всё лучше спится, чем в проклятом хостеле.

И Юсси отворачивался к стенке и засыпал, а Кайса тихонько плакала, спиной вжимаясь в его широкую спину. А в полдень, когда пятеро рыбаков уезжали все вместе на большом внедорожнике Вилле, она и жёны остальных выходили на окраину посёлка их провожать. С опухшими веками, с тёмными кругами под глазами и почти без единого слова.

Все они, рыбацкие жёны, за лето стали выглядеть одинаково — в движениях появилась усталая тяжесть, а лица будто выцвели. Поговаривали, что Лилли однажды зазвала почтальона на кофе аж до вечера, а Йонна закрутила роман с продавцом из магазина. Но стоило посмотреть и на Лилли, и на Йонну — и становилось понятно, что всё это только слухи. Тайная, едва видимая вуаль грусти укрывала женщин от сплетен и обвинений.

В посёлке, конечно, были мужчины и помимо рыбаков, но изменять мужу Кайса не хотела, особенно с односельчанином. Дома стояли порознь, отделённые друг от друга живыми изгородями и могучими соснами, однако не надо было видеть сквозь стены, чтоб быстро заметить неладное в этом маленьком местечке. «Может, найти кого в городе?» — порой думала Кайса, но тут же грустно вздыхала: нет, никак. Она ездила в город раз в пару недель и продавала своё вязание в рукодельную лавку, но всё, на что у неё хватило смелости за это время — зайти разок в какой-то третьесортный бар на окраине. Кайса тогда заказала кружку пива и сидела с ней в углу, съёжившись, сгорбившись под гнётом вины, — и в конце концов сбежала, счастливая оттого, что никто из мужчин так на неё и не взглянул.

Кайса бросила рукавицы на пол, встала и сладко потянулась. Тело на миг отозвалось смутной радостью, когда бёдра сжались и напряглись, но этого было мало. Ласкать себя, представлять самые грязные и запретные сцены с собой в главной роли — всего было мало… Да и не в ласках ведь дело — достаточно было бы, если б Юсси хоть раз за последний месяц обнял её или сказал хоть одно нежное слово. Вдруг стало нестерпимо жаль саму себя: проходит время, уходит красота, и всё из-за чего — из-за денег и чёртовой трески?

Глаза защипало, и Кайса поспешила уверить себя, что это ветер поднял пыль. Перегнувшись через перила, посмотрела туда, откуда он дул — а там, меж стволами сосен, было видно, как море тихо шевелилось и поблёскивало, будто серо-синий бок огромной рыбы. Кайса помедлила немного и, скинув домашние туфли, босиком сошла с крыльца и направилась к берегу.

Небольшой пляж, находившийся совсем недалеко от их с Юсси дома, обычно был занят местной детворой, но сегодня небо весь день хмурилось, и никто не хотел идти к морю. Было уже давно за полдень, а гладкий береговой гранит так и не успел прогреться на солнце и приятно холодил босые ступни. Кайса уселась на камень у самой кромки воды, вытянула ноги и вгляделась в жемчужно-серый горизонт. Низко над водой бродили угрюмые клочковатые тучи, и ей подумалось, что вместо сердца у неё такая же туча — вот-вот прольётся дождём.

— Вот погляди, что ты наделало, — с горькой усмешкой сказала она морю. — Отобрало у меня мужа.

— Сссссс, — сказало море и лизнуло ей пальцы.

— Не шипи, — отмахнулась Кайса. — Вот ты даёшь ему треску, и она никак не кончается, а знаешь, что скоро кончится? Моё терпение. Я, в конце концов, хочу внимания и любви, но всё, что ему сейчас надо — это твоя дурацкая рыба.

Волна обняла её ступни и откатилась обратно.

— И что мне делать, по-твоему? — продолжала Кайса, почему-то развеселившись. — Кто меня будет любить, если не мой собственный муж? Может, ты будешь, а?

— Сссссс… — шепнуло море, накрывая её колени.

***

Юсси привычно распахнул дверь и заорал с порога:

— А вот и я!

Теперь Кайса должна была выбежать навстречу, поцеловать его в заросшую щетиной щёку и спросить, как дела и богатый ли был улов. Так она делала всегда, и в этой неизменности была своя прелесть, хоть порой Юсси и считал жену слишком предсказуемой. Но почему-то в этот раз вышло иначе.

Кайса медленно выплыла в прихожую и облокотилась на дверной косяк, не сводя с мужа странно блестящих глаз.

— С возвращением, — протянула она, и Юсси подивился, как мягко и спокойно звучал её голос. Она не суетилась, не бросилась целовать его, как обычно, — напротив, стояла и нежилась, кутаясь в шаль, ждала, пока он скинет сапоги и повесит на крючок куртку. А потом протянула руки, улыбаясь, и Юсси невольно пошёл к ней в объятия, а не на кухню.

Что-то, кажется, случилось, пока его не было дома: Кайса изменилась неуловимо, но вполне определённо. Или, может, это сам Юсси изменился и стал видеть то, чего раньше не замечал? Он сидел за столом, пока жена готовила обед, и жадно следил, как покачиваются её бёдра при ходьбе, как плавно и изящно движутся руки, как взгляд светится спокойствием сквозь полуопущенные ресницы. Кайса теперь походила на вальяжную и грациозную домашнюю кошку.

Эта перемена сперва взволновала его, а потом насторожила. Юсси порой задумывался, что жена, должно быть, соскучилась по ласке и вниманию, но надеялся искупить свою вину чуть позже — сперва хотелось накопить побольше денег. Неужели Кайса его не дождалась? Но если так, то… с кем?

После обеда Юсси взял велосипед и поехал в магазин за сигаретами. Так он сказал Кайсе, и это была чистая правда; он только умолчал, что по дороге остановится пару раз и спросит у местных старух-сплетниц, не бывало ли в его доме каких-нибудь необычных гостей и не отлучалась ли жена куда-то в неурочный час. Досужие старухи и рады были бы помочь, да не могли — Кайса выбиралась из дома только в город, продавать своё вязанье, и возвращалась аккурат в то же самое время, что и всегда. А в гости к ней ходили только Йонна, Лаура и другие рыбацкие жёны.

Сигарет Юсси купил и уже к вечеру выкурил полпачки. А вечером лёг в постель и хотел было позвать Кайсу лечь рядом, но проклятая усталость и тревога взяли своё — и он заснул, едва забравшись под одеяло.

Утром Кайса провожала его, как обычно, вместе с остальными женщинами, и только у неё одной глаза не были заплаканными.

***

И вот рыбаки в очередной раз собрались на промысел. Смутное чувство вины перед жёнами обычно забывалось, едва посёлок скрывался за поворотом: слишком радостным было предвкушение хорошего улова, чтоб тратить время на тяжёлые раздумья. Но этим утром все пятеро мрачно молчали — даже когда извилистая лесная дорога осталась позади и под колёса машины легло широкое шоссе.

Первым сдался Андерс:

— Мужики, давайте-ка начистоту. Судя по вашим кислым рожам, не один я удивляюсь, что такое приключилось с нашими бабами.

— Смотри-ка, — грустно усмехнулся Юсси. — И с вашими тоже?

— Кстати, началось-то всё с Кайсы, — бросил Вилле, не отрывая взгляда от дороги. — Юсси, не знаешь случайно, к кому она бегала, пока ты треску ловил?

Юсси сжал кулаки.

— Осторожнее, Вилле. Всё-таки о моей жене говоришь.

— О чьей же ещё! — Вилле крутанул руль, и машина взвизгнула колёсами, едва вписавшись в поворот. — Мы с мужиками все разом заметили, как она изменилась пару недель назад. Извини за прямоту, но выглядело так, будто её кто-то хорошенько отодрал, да не один раз. Хочешь сказать, это ты за ночь так успел?

— Ещё раз предупреждаю…

— Ой, напугал! Знаешь, Юсси, я бы и слова не сказал, если б это была только Кайса. Твоя жена, ты и разбирайся. Но когда моя Маарит ни с того ни с сего ходит довольная, а за ней и все остальные бабы тоже, то ты уж извини, но мысли у меня вполне однозначные. Это твоя жёнушка их подбила на подвиги, пока нас не было.

Юсси молчал. Ему бы и хотелось оправдать Кайсу, да он не мог: слишком живо было в памяти то смятение, которое он испытал утром, увидев жён своих друзей. Грустные, усталые женщины исчезли без следа, а вместо них на окраину посёлка вышли пятеро спокойных, счастливых, будто светящихся изнутри созданий. Они вышагивали, как королевы, и провожали мужей улыбками, а не обиженными вздохами.

— Не могу сказать, чтоб мне совсем всё это не нравилось, — протянул Андерс. — Лилли стала такая… Прямо ух! Я как домой пришёл, так глаз оторвать не мог. Но досадно всё же, что она без меня с кем-то путается. А иначе я это объяснить просто не могу.

— Очень интересно, с кем, — сказал Микко, муж Лауры. — Наши местные мужики точно не могут нам такую свинью подложить. Я б подумал на городских, да Лаура не ездила в город, я узнавал…

 — Может, почтальону рыло набьём? — грустно пошутил Вилле, но никто не засмеялся.

 Мужчины снова затихли. Каждый уставился невидящими глазами на дорогу, на лес, на небо, куда угодно — лишь бы не видеть озабоченных лиц товарищей по несчастью.

— Знаете что, мужики, — вдруг заговорил Тапио, муж Йонны, — мне сын кое-что об этом рассказал…

 «Субару» затормозила так резко, что всех бросило вперёд.

— И ты молчал, сволочь такая? — закричал Юсси. — А ну выкладывай!

Тапио поёжился и нехотя заговорил:

— В общем, я так понимаю, начало истории у нас у всех одинаковое — пришёл домой, увидел жену, а она прямо светится от счастья… Ну так вот, я украдкой спросил соседей, но они ничего не видели. Пошарил дома по карманам, даже умудрился проверить её телефон — всё равно ничего. И тут Алекси подходит ко мне и шепчет: «Пап, а мама по ночам купаться ходит…»

В салоне воцарилась полная тишина.

— Я и спрашиваю, мол, куда ходит? А Алекси говорит — не знаю, она уходит поздно, как меня уложит спать, а возвращается под утро, весёлая, а волосы у неё мокрые… Я, говорит, один раз её подкараулил утром и спросил, мол, мама, где ты была? А она и отвечает — купаться ходила, нынче вода по ночам такая тёплая, а днём совсем некогда. И ходит она так каждую ночь, когда меня дома нет…

— А ты что? — Андерс облизнул пересохшие губы.

— А что я? Я понятия не имею, что с этим делать. Надо бы сына взгреть за то, что не спит по ночам, но если б не он, я бы и не узнал ничего…

— Что ж ты сразу нам не рассказал?

— Да так… Одно дело слушать всякие байки, хоть и от собственного сына, а другое знать наверняка. Я, честно говоря, наверняка знать боюсь.

— А я нет! — рявкнул Вилле. — Больше чем уверен, если твою Йонну выследить, то и все остальные отыщутся там же. Застукаю Маарит с кем-нибудь — разведусь к чёртовой матери! Поехали обратно прям сейчас! Подождём до ночи в лесу, проберёмся к твоему дому и посмотрим, куда она пойдёт. Дело?

Мужчины молча кивнули. В глубине души каждому, как Тапио, было страшно узнать правду. Но вечно терзаться сомнениями и видеть соперника в каждом встречном — тоже перспектива так себе.

Внедорожник развернулся и помчался обратно к посёлку.

***

Весь день мужчины прятались в лесу. Все пятеро пребывали в самом дурном настроении, да ещё и сидеть надо было тихо на случай, если кто-нибудь из местных потащится за ягодами. Вилле поругался по телефону с торговым представителем из Тайвасало и вполголоса бурчал, что проклятые бабы не понимают своего счастья — ты им деньги зарабатываешь, а они бегают от тебя налево и не скрываются. Остальные думали, что слишком скоро вернулись — хорошо было бы сперва заглянуть в какой-нибудь придорожный магазинчик и взять пива для храбрости, но сразу никто не догадался, а теперь уж было поздно.

Но вот наконец сумерки сгустились настолько, насколько могли в июльскую белую ночь. Обойдя посёлок по широкой дуге, мужчины прокрались почти к самому дому Тапио. Они притаились среди сосен, там, где была прореха в колючей живой изгороди, и дружно уставились на дом. Свет в окнах горел — значит, маленький Алекси ещё не спал, а Йонна никуда не выходила.

Разъярённые мужья так пристально глядели на светящееся окно, что глаза у них скоро начали болеть. Но вот наконец свет погас, все разом сморгнули, смахнули слёзы — и едва не пропустили Йонну. Стройный белый силуэт показался на крыльце, женщина быстро осмотрелась и побежала в сторону каменного пляжа.

Мужчины поспешили за ней, пригибаясь к земле и стараясь не упускать из виду светлое пятно ночной сорочки. Под ногами трещали ветки, шелестела и рвалась трава, но морские волны, по счастью, плескались о берег так громко, что заглушали любой подозрительный шум. Вот изгородь кончилась, белая сорочка замелькала между соснами совсем недалеко от рыбаков, то исчезая, то снова вспыхивая призрачным огоньком в сумерках — и ещё через минуту и Йонна, и её преследователи оказались у дома Кайсы и Юсси.

Кайса ждала на веранде, тоже одетая в одну только сорочку, и у Юсси сердце едва не треснуло надвое, когда женщины обнялись и поцеловались. Тапио тихонько охнул и закрыл рот рукой. А их жёны рассмеялись и вприпрыжку, как маленькие девочки, рука об руку побежали на каменный пляж.

Вилле первым пришёл в себя и рванулся следом, за ним и все остальные. Ещё минута — и вот перед ними уже расстилалось море, на тёмных волнах которого плясал тусклый отсвет ночного неба. Йонна и Кайса остановились у самой воды, а мужчины засели в кустах поблизости. Надвинули капюшоны, спрятали лица за воротниками и затихли — и очень вовремя: вскоре буквально в двух шагах от них пробежала Лилли. К счастью, она так торопилась, что никого не заметила. Йонна и Кайса протянули к ней руки, обняли, поцеловали в обе щеки. Андерс беспокойно заёрзал, вытянул шею, чтоб уж точно всё разглядеть и услышать, но женщины больше ничего не делали и не говорили ни слова. Они смотрели на негаснущий полуночный закат и будто ждали чего-то.

Ещё через пару минут Вилле и Микко разом нервно засопели, когда на берег выскочили их жёны — весёлые, запыхавшиеся, сияющие. Женщины обнялись, расцеловали друг друга, пошептались о чём-то… и все вместе, как по команде, скинули сорочки.

У Юсси лицо вспыхнуло так, что он даже испугался: не ровен час, начнёт светиться, как раскалённые угли. Его жена, обнажённая, с перламутрово-белой кожей, стояла совсем рядом и была до боли прекрасна какой-то чужой, странной красотой — и он отчаянно хотел, чтобы никто и никогда не видел её такой, кроме него самого, но ведь рядом ещё четверо его друзей! Юсси украдкой оглянулся, но оказалось, что бояться ему нечего. Каждый из пятерых смотрел только на свою жену, не отрываясь, и глаза у всех товарищей по несчастью были огромные, блестящие, а щёки горели алее, чем после сауны на Юханнус.

Тем временем их жёны, не переставая шептаться и смеяться, улеглись на плоский береговой камень. Гранит в сумерках казался совсем чёрным, и их тела белели на нём, будто морская пена. Ни слова из их разговора нельзя было разобрать, а тут ещё и море вдруг зарокотало, как в непогоду. Словно из бы ниоткуда волны поднялись и стремительно побежали на камни. Вода с громким плеском накатывала всё ближе, подбираясь к лежащим, и вот наконец коснулась их ног…

— А-ах!..

Эхо разнеслось над берегом, отзываясь сладкой дрожью в телах мужчин. Каждый узнал тот самый тайный стон, который привык слышать дома, в постели, наедине с любимой. Теперь же эта тайна была бесстыдно выставлена на всеобщее обозрение — или, по крайней мере, на обозрение нескольким чужим мужьям, которые не знали, куда деваться от стыда и возбуждения. Земля вдруг показалась слишком твёрдой, а штаны слишком тесными, но никто и не думал сесть поудобнее: зрелище, которое разворачивалось перед мужчинами, заставило их забыть обо всём.

Приливная волна окутывала своих любовниц тёмным покрывалом, оглаживала с ног до головы и откатывалась, чтобы тут же вернуться. Женщины извивались под её прикосновениями, и в сумраке казалось, что и не женщины это, а причудливые морские создания, выброшенные на берег. Они запускали пальцы в потемневшие от воды волосы, скользили руками по влажной коже, лаская самые сокровенные уголки своих тел. Прибой шипел, выбрасывая на берег клочья пены, а женщины хватали их ртами и захлёбывались стоном и солью. Набежала ещё волна, и вдруг Маарит закричала, обняла себя руками и бесстыдно раскинулась, открываясь морю…

Вилле зарычал и рванулся из кустов.

— Маарит! Что ты, чёртова ведьма, делаешь!..

Женщины с визгом вскочили на ноги.

Юсси чертыхнулся про себя, да было уж поздно — другие мужья тоже вышли на берег. Он торопливо продрался через заросли и тут же встретился взглядом с Кайсой. Та безо всякого стыда смотрела ему в лицо.

— Глядите-ка, девочки, кому надоело ловить рыбу, — насмешливо протянула Йонна. — Чего пришли?

Мужчины оробели. Тихих домашних жёнушек и след простыл — на чёрных камнях стояли разгневанные морские богини с жемчужной кожей, покрытой бриллиантами брызг. Море угрожающе шипело за их спинами.

Наконец Андерс тихо спросил:

— Что вы тут делали?

— А ты будто не видел, — усмехнулась Кайса. — От вас любви не дождёшься, вот мы и нашли того, кто нас теперь будет любить. А вы ловите себе треску, ловите, коли вам это больше по нраву!

 Юсси будто прирос к берегу от ужаса. Тело Кайсы стремительно менялось: светящаяся кожа встопорщилась чешуйками, на шее открылись жабры. Она обвела мужчин немигающим взглядом. Её глаза горели ярким золотом.

— А может, мы вам такими понравимся? — она сверкнула мелкими острыми зубами и вдруг обернулась к Юсси. — Что скажешь, любимый? Хороша ли я теперь, когда на рыбу похожа? Иди, поймай меня!

Он отшатнулся от её протянутой руки: между пальцев прорастали тонкие перепонки.

— Море! Накажи их! — закричала Лилли, и её волосы взметнулись вверх под ударом ветра. Из-за горизонта донёсся гневный рокот, земля дрогнула, и исполинская чёрная волна стала подниматься над берегом…

— Бежим! — заорал Юсси и рванулся было в лес, но что-то ударило его по голове и потащило назад. Рот и нос залило водой, крик заглох в ней, а потом кончился воздух.

***

Яркое солнце резануло по глазам, и Юсси застонал, пытаясь отвернуться. Под ним был горячий камень, напротив шумело весёлое море, а рядом сидела Кайса и задумчиво смотрела вдаль.

— Проснулся, горе моё? — сказала она, не поворачиваясь.

— Где я? — Юсси с усилием сел, потирая ноющий затылок.

 — На пляже. Небось, ничего не помнишь?

— Помню… Ночь, вода, вы голые на камне…

Кайса коротко усмехнулась:

— Вот, значит, какие тебе сны снятся… Нет, всё немного иначе было. Вы вчера никуда не поехали, а вместо того вернулись домой, собрались тут все впятером и так надрались, что прямо здесь и заснули. Ладно хоть, недалеко от дома, а то искали бы вас сейчас…

Юсси задумчиво смотрел на волны. Смутный страх и боль в затылке говорили, что ночью всё было по-настоящему — но под ярким дневным солнцем кошмар быстро терял свою силу. В самом деле, что за глупый сон — женщины-рыбы, которые любятся с морем! Вот же оно плещется, это море, а вот и Кайса сидит рядом, ни плавников, ни жабр, такая родная, такая красивая. Ночные ужасы растаяли, как пена на камнях, и на душе полегчало.

— Ты прости меня, — пробормотал Юсси. — Рыбы в море много, денег много, а вот ты у меня одна. Надо было мне это раньше понять.

 Кайса улыбнулась и встала с тёплого камня.

— Понял — и славно. Пошли домой, горе моё, я на стол соберу.

Она юркнула в сосновую тень, но перед тем что-то блеснуло на солнце. Юсси протянул руку и, холодея от ужаса, снял с плеча жены маленькую чешуйку.

— Рыбу чистила, — равнодушно сказала Кайса. — Прилипла.

Она неспешно пошла к дому, и Юсси нетвёрдо зашагал следом. По его спине струился ледяной пот.