Спасённое Рождество

— Знаете что, ребята? — спрашивает Эллен. — Санта принёс вам кое-что особенное. — Санта может катиться к черту, — говорит Дин достаточно серьёзно. — Оставь это, Дин, — говорит Сэм. — Я этого так не оставлю, — говорит Дин. — А знаешь почему? Потому что этот плотоядный монстр в костюме Санта-Клауса, — и тот факт, что я должен указать — который говорил тебе ужасно много всякого дерьма — и при этом почти вырезал одну из твоих почек на рождественский ужин. Я покончил со всеми этими милыми оленями и шляпами и украшениями, каким бы бл… — Олень, — прерывает Сэм. — Что за чертовщина с ними творится? — Нет, — говорит Сэм. — «Олень» — это единственное число. А ты сказал «олени». — Через минуту я всажу тебе в лицо леденцовую трость… — Мальчики, — говорит Эллен чуть громче, — по крайней мере, сделайте вид, что вы воспитаны и обладаете хорошими манерами. Мистер Мустанг, это Сэм и Дин Винчестеры. Первое впечатление? Дин совершенно не доверяет этому парню и его банде приятелей. По общему признанию, он, вероятно, мог бы бросить маленького тёмноволосого парня довольно далеко, а высокий с седыми волосами выглядит так, будто специально выпрямил спину и сделал свой лучший косплей копья, просто чтобы быть полезным. — Добрый день, — спокойно говорит Мустанг — и ни за что на свете Дин не поверит, что это его настоящее имя — его глаза настолько непроницаемы, насколько это вообще возможно для человека. — Насколько я понимаю, вы ищете желтоглазого демона. Дин вроде как хочет сказать: что ты, и твоя чистая белая рубашка, и твои брюки со всё ещё заломленными складками, и твои руки без грёбаных накладывающихся друг на друга шрамов, ты вообще ни черта не понимаешь, но если быть честным, то этот сукин сын завладел его вниманием. — А вам-то до этого что? — спрашивает Сэм. Его брови приподняты, но он ещё не полностью в режиме стервозного лица, что, вероятно, означает, что ему тоже неохотно любопытно. — Мы нашли одного, — говорит Мустанг. Он протягивает руку, и седовласый и любезный мужчина кладёт в неё папку из плотной бумаги. Мустанг кладёт её на стойку бара, откидывает крышку и поворачивает к ним лицом. Брови Сэма моментально взлетают, когда он пробегает глазами по странице со скоростью света — привычка со Стэнфордского колледжа. — Он называет себя Хоэнхайм Светлый? — Демоны славятся своей иронией, — говорит Мустанг. Сэм смеётся, потому что, по-видимому, он ничего не знает о том, что нельзя доверять вкрадчивым придуркам в слишком чистой одежде. Дин учил его лучшему, мелкий паскуда. — И с хрена ли вам делиться этой информацией с нами? — спрашивает Дин. — Один желтоглазый демон — это слишком много для вашей команды из шести человек? Не обижайся, дорогуша, — добавляет он горячей блондинке, которая наблюдает за всем этим сборищем с пугающе острыми карими глазами. На лице Мустанга не дрогнул ни один мускул, но он снова захлопнул папку кончиком пальца. — У нас есть другая цель, которая заставляет нас в противоположном направлении. Это более важная задача, но я слышал, что вы можете заинтересоваться этим делом, пока мы заняты. Но раз меня ввели в заблуждение… — он тянет папку обратно через стойку бара. — …то ничего страшного. Мы разберёмся с этим позже. Ты сранный гигантский кусок дерьма в человеческом обличии, думает Дин. — Эй, погоди, ковбой, — говорит он. — Мы ещё не полностью ознакомились с информацией, верно, Сэмми? — Я из Нью-Йорка, — говорит Мустанг, отодвигая папку. — Я настолько далёк от образа ковбоя, насколько это возможно географически и идеологически. Дин дает этому ублюдку всё самое лучшее, и что, чёрт возьми, не так с этим взглядом. Сэм громко откашливается и снова открывает папку. — Мы можем за это уцепиться, мистер Мустанг? И кто нарисовал эту карту? Это просто потрясающе. — Я часто это слышу, — говорит пухлый рыжеволосый парень. — Почти в четыре раза чаще, чем Джин. — Эй! — Это не может быть больше, чем в три с половиной раза больше, — говорит маленький чувак в очках. — Держу пари, я мог бы написать алгоритм. — Ненавижу вас, ребята, — говорит не-крутой-парень. Сэм снова погрузился в чтение бумаг. — Это… все сообщения о каких-либо аномалиях, связанных с насекомыми, погодой или… чем-либо ещё в этом районе за последний год? Святое дерьмо, вы, ребята, основательно подошли к делу. Мустанг кривит самодовольную улыбку и поднимает бровь на седовласого, который моргает так, что это может быть скромно или что-то в этом роде. — Некоторые люди, — говорит Сэм, — могли бы извлечь из этого урок для исследований. — Вы слишком добры, — мягко говорит Мустанг, прежде чем Дин успевает совершить братоубийство. — На самом деле, следующая часть довольно сложная — вы не возражаете, если я присяду на несколько минут и объясню? — Давайте я налью всем выпить, — говорит Эллен. Мустанг, несмотря на всю свою задиристость, выглядит так, будто испытывает оргазм во рту, когда возвращается с пивом и куском орехового пирога, а потом так возбуждается, болтая о модифицированных дьявольских ловушках, что становится похожим на Сэма в книжном магазине со скидками, так что, возможно, он не так уж плох.

***

— По-моему, это самая глупая вещь, которую мы когда-либо делали, — говорит Дин. — Нет, — говорит Сэм. — Феникс. — Окей, это вторая по глупости вещь, которую мы когда-либо делали. Доволен? — Заткнись, Дин. — Я серьезно, Сэм, — говорит Дин. — Следуя словам какого-то заносчивого, шикарного жителя Нью-Йорка, мы приближаемся к фермерскому дому на вершине холма, который, вероятно, кишит демонами. Я почти уверен, что это сюжет половины самых дерьмовых фильмов, снятых в восьмидесятых. Знаешь, кто выживает в этих фильмах, Сэм? Девственницы. Ты же знаешь, это не про нас? — Тонко, — говорит Сэм. — Девственницы, Сэмми. И если бы мы были в фильме Уэса Крэйвена… — Дай мне нож, Дин. — Нет. — Мы же договорились, что ты сегодня на святой воде. По-настоящему святой рождественской воде. — Об этом мы не договаривались. Ты все еще пьян? — Я не… Господи, Дин! Ладно, камень-ножницы-бумага, на то, кому достанется нож. Это немного опасное предложение. Дин почти всегда играет в камень, потому что тогда, если ты проиграешь игру, по крайней мере, ты по-прежнему можешь разыграть своего противника. И Сэм знает это — но тогда Сэм знает, что Дин знает, что Сэм знает, поэтому Сэм знает, что Дин может играть в ножницы вместо этого. Значит, Сэм знает Дина… знает… Дерьмо. Он выдает камень. Сэм выдает бумагу. Дерьмо. — Давай два из трёх, — говорит Дин. — Ни в коем случае, — говорит Сэм. Дверь в дом громко скрипит и распахивается. — Ты идешь? — зовёт высокий голос. — Поторопитесь, — говорит второй. — У нас ведь не весь день впереди. Дин почти на сто процентов уверен, что ему это не нравится. С другой стороны, Сэм слишком удивлён, чтобы заметить, что Дин врывается вперёд, не отдавая нож, ха. — Хорошо, — говорит он, переступая одной ногой через порог, останавливается и оглядывает коридор, крепче сжимая рукоять. — Ты хочешь выйти и обсудить это, или мы будем играть? — Мы на кухне, — говорит более высокий голос, и Дин протягивает руку, чтобы Сэм держался на расстоянии вытянутой руки от этого дерьма. — Серьезно, — вставляет другой голос. — Вы самые ленивые из всех. По крайней мере, вы пришли сюда с оружием в руках ну или ещё с каким-нибудь дерьмом. Дин крадётся вперед с поднятым ножом, медленно продвигаясь к освещённому дверному проёму в конце коридора; у его плеча Сэм продолжает открывать рот, чтобы начать говорить, а затем передумывает. — Я имею в виду, — продолжает голос, — по крайней мере, это заставляет меня чувствовать себя задирой. Иначе просто скучно. — Не стоит так осуждать меня, брат. — То, что в этом нет необходимости, вовсе не означает, что я не должен этого делать. — Это ужасная логика. — Неважно. Дин выглядывает из-за двери. Там двое… детей. Кухня вокруг них довольно скромная и немного дрянная, но очень хорошо вычищенная. Худощавый мальчик с короткими каштановыми волосами сидит на столе, посыпая петрушкой сырую курицу на сковороде. У другого — волосы горчичного цвета, собранные в длинный хвост, и у обоих детей — грешные-против-природы-жёлтые глаза. — И что? — говорит сердитый. Шатен качает ногами и заглядывает в котелок, кипящий на плите слева от него. — Брат, не передашь ли мне ложку? Жёлтый хвостик швыряет кусок стали. — Я просил передать! — Именно это я и сделал. Шатен отбрасывает вилку назад, и её зубцы вонзаются в стену в двух дюймах от щеки другого мальчика. Дин и Сэм получают полсекунды паузы, чтобы пригнуться, а затем воздух полон летающих столовых приборов — часть из них брошены вручную, часть брошена демонической энергией и движется с буквально нечестивой скоростью. — Эй, — пытается сказать Дин через минуту, но его едва слышно из-за воплей о вторичных определениях слова «передай» и звона нержавеющей стали из-за ударов о стены и мебель. — Эй, какого чёрта? Это примерно тогда, когда курица взрывается. Дин поднимает руку как раз вовремя, чтобы блокировать удар, хотя звук сырой птицы, разбрызгивающейся по коже его рукава, служит отличным утешительным призом. Сэм получает свою дозу прямо в лицо. Так что он, скорее всего, получит сальмонез. Шатен замирает с поднятым вверх сверкающим тесаком, изумленно глядя на повреждения — а затем яростно впивается взглядом в жёлтый хвост. — Ты… брат! — Я не нарочно! — поспешно говорит ребёнок с жёлтым хвостом. — Я просто… попал в горячку момента, и у меня были разгорячённые мысли, и это было прямо там! При этом шатен выглядит несчастным, а жёлтоволосый выглядит так, словно его ударили ножом. — Пошли, Ал, — говорит он. — Всё хорошо. Мы просто… мы можем купить ещё одну. Скорее всего, пара магазинов еще открыта. — Они все закрыты, — говорит шатен, которого, по-видимому, зовут Ал. — Вчера я смотрел в интернете. Это… это нормально, брат. Это… это просто… ужин. Будут и другие рождественские праздники. — Это не нормально! — говорит парень, с жёлтым конским хвостом. — Это твой любимый праздник! Мы возьмём ещё одну курицу, даже если мне придется украсть её и свернуть ей шею собственными руками. Да ладно, это будет похоже на охоту за мусором. — Подожди, чёрт возьми, — говорит Дин. — Рождество — твой любимый праздник? — спрашивает Сэм. Ал моргает своими круглыми жёлтыми глазами. — Гм… ну, да? — Но ты же демон, — говорит Дин. — Демоны… не очень-то любят Святого Ника и младенца Иисуса. — Ладно, придурок, — рычит жёлтый хвост. — Во-первых, моему брату может понравиться любой праздник, и если ты попытаешься помешать ему праздновать Рождество, я наряжу ёлку твоими кишками и увенчаю её твоей головой. Во-вторых, мы всего лишь наполовину демоны, и это не должно иметь никакого значения, ты, расистский ублюдок. Дин… …не имеет ни малейшего понятия, что на это ответить. Сэм смотрит на Ала. — Погоди, а у этих… у полудемонов вообще есть кровь…? Как это работает? — Нет, это всего лишь мы, — говорит Ал, похлопывая себя по груди и размазывая остатки куриного взрыва по рубашке. — Мы… ну, я думаю, мы уникальны. Трудно сказать наверняка. Но мы никогда не были в аду или еще где-нибудь, хотя я полагаю, что так же, как кровь демона обладает сверхъестественными свойствами, так и… — он краснеет. — Как и другие телесные жидкости демонов. И мы как бы оказались где-то посередине, так что, хотя мы действительно не делаем ничего плохого, иногда вещи… просто случаются. — Бури и прочее дерьмо, — говорит жёлтый хвост, махая рукой. — И время от времени какой-нибудь тупой охотник решает прийти и проверить это, хотя никто никогда не умирает, не становятся одержимыми, и это не похоже на то, что мы на заднем дворе каждое грёбаное воскресенье вызываем Сатану. — Ни в какое воскресенье мы не вызываем Сатану на заднем дворе, — услужливо подсказывает Ал. — Вообще-то это больше похоже на «Один дома», — говорит жёлтый хвостик с ухмылкой, которая расползается по его лицу, как обнажённое лезвие ножа. — Вы когда-нибудь смотрели этот фильм? Мы просто немного мучаем их, чтобы они испугались и не вернулись после того, как мы их прогоняем. — Мы просто… — Ал складывает руки на коленях и печально смотрит своими жёлтыми глазами на… Сэма, в основном. — Мы с братом… просто пытаемся выжить. — Дин, — медленно произносит Сэм. — Нет, — говорит Дин. — Да ладно тебе, Дин. — Ни в коем случае. — Имей мужество, Дин. — У меня есть мужество. И я продолжаю держать его в своей груди, так что нет. — Вето, — говорит Сэм. — У тебя нет права вето, — говорит Дин. — Это не грёбаная демократия, и даже если бы это было так, у меня есть старшинство. — Это не имеет значения, — говорит Сэм. — В этом и заключается суть демокр… — Ну, это же не демократия! А вот и сучья морда. Сэм дополняет его рычанием, как щенок. — Тогда я пойду один! — Нет, ты не по… Сэм поворачивается к жёлтоглазым уродам. — Почти всё, что мы делаем на Рождество, — это идём в ближайшую закусочную и сваливаем, но вы можете пойти с нами, если хотите. Мы вроде как прервали их ужин и испортили его, Дин. — Я не собираюсь устраивать рождественский ужин с парой демонов, — говорит Дин. — Конечно, — говорит Сэм, — не собираешься.

***

Час спустя Дин устраивает рождественский ужин с парой демонов — и со своим младшим скотинистым братом, который в любом случае хуже демона. — И вот, она пошла за гранатой с шестигранным мешком, — говорит жёлтый хвост, также известный как Эд, не обращая внимания на жир от бургера, капающий с его запястья, — и я говорю: «Ведьма, пожалуйста», а потом Ал вызывает пару адских шунтов, и она сбегает, как выстрел. С тех пор я её не видел. Эй, ты собираешься их доесть? Он показывает на жареную картошку Дина. Дин берёт солонку, отвинчивает крышку, выливает содержимое на картофель фри и ставит обратно. — Угощайся, — говорит он. Ал вздыхает. Сэм вздыхает. Эд говорит: «сукин ты сын», и изо всех сил старается не рассмеяться. Так что, возможно — возможно — всё так, как и должно быть.