Скай истерику подступающую к горлу, заставляющую лёгкие сжиматься в ужасе, чувствует от одной только дурацкой, горячечной мысли, одного образа, навеянного, наворожённого.

И понимает, сразу осознаёт: никогда он не спросит, просто не сможет. Не выдержит ни жалостливого взгляда Фары, ни извиняющегося — Харви, ни…

Думать о кошмаре не хочется отчаянно. До зубного, противного скрежета, до икоты от зажатых в груди слёз. Но не думать… не думать попросту не выходит, не получается — у этой задачки нет решения, дракоша ползает по кругу за своим собственным чешуйчатым хвостом.

В кошмаре Сильва смотрит насмешливо, в его движениях — только расчёт изморосью покрывается. Голос притворно мягок, но почему-то — до звона в ушах.

Скай никогда не задаст вопроса, язык просто распухнет и не позволит даже бессвязно промычать нечто отдалённо похожее.

Он не выдержит, не сможет. Его хребет не перепилило ни возвращение «блудного бати», обрушившее целый заботливо выстроенный наставником мир; ни резкая пульсация чужой жизни, заставившая вопреки всему не постареть — но на годы откатиться обратно, в детство, когда пропущенная Сильвой тренировка казалась и концом света, и его обжигавшим уроком. Тем самым, который Скаю так и не получилось выучить.

Во сне Сильва расслаблен, почти дружелюбен. Он говорит — и не понимает, как можно вообще было думать иначе. Он снисходителен перед учеником — но также и спокоен. Не раз и не два видел Скай, как Сол отшивал зарвавшихся юнцов. Кто бы подумал — как сильно боится стать на их место и сам.

В кошмаре Сильва — живее, чем на тренировке или в командном пункте. Он сосредоточен и отрывист. И говорит:

— Будь у меня возможность не забирать такую проблемную обузу? Не задумываясь сбросил на голову королевским учителям. Ты хоть представляешь, насколько проще жить, когда ни ребёнок, ни подросток…

Скай не встречается взглядом с Сильвой почти неделю. Не может — его трясёт, каждый раз страх сковывает, всё сильнее сжимает довольным сытым питоном.

Сильва ненавидит тех, кто не понимает с первого раза, юлит, умоляет и цепляется. А Скай знает, что хоть на коленях проползёт всю сотню штрафных кругов, если ему хоть шанс дадут — оправдаться (за то, что не заступился перед Андреасом), повиниться (за недоверие и злые слова), доказать (свою пользу, ценность хотя бы для войны). Только когда Сол давал десятые шансы горделивым идиотам?

— Не нужен мне был этот… престол, я только хотел искупить вину перед другом, каждый день в твои глаза смотрел, чтобы только не забывать о сделанном, зачем ты ещё, думаешь, мне…

Скай так и не может раскрыть рта — только беззвучно трясётся, как телефон, на который постоянно приходят сообщения. Дрожит крупно, да прижимается к Сильве поближе, носом зарывается в плечо. Эхо нападения всё ещё ощущается горелым запахом застывшим в воздухе, так что можно всё будет списать на шок от… потом придумается, кто там виноват был.

А пока, как в детстве, можно прижаться плотнее, ощутить внутреннее тепло и затухающий азарт напополам с ужасом. Годы-то, может, и идут, но Сол всё не думает меняться.

Крепкий поцелуй в макушку оглушает. Настолько, что с губ всё же срывается коротенький всхлип на три — самые важные сейчас — буквы.

Скай и рад бы окаменеть сразу — да кровь в адреналине мешает. Сильва, наверное, тоже — потому что называет он, уже в плечо, опустошённо и расслабленно вовсе не его имя.

— Сынок…