Мяу

Цзян Чэн всегда подозревал, что его старший брат — безмозглая гусеница тутового шелкопряда, а вовсе никакой не девятихвостый лис, слишком уж много чести.

Но убедился в этом окончательно, когда застал Вэй Усяня беспечно играющим на берегу озера с мальчишкой-белым тигром лет семи.

— Вэй Усянь! — вскричал Цзян Чэн, пребывая в шаге от искажения ци. От шока потерялась власть над звериной сущностью, и пепельно-серый волчий хвост разъяренно вздыбился, а уши, до того укрытые в волосах, встали торчком.

Вэй Усянь и его гость обернулись на крик. Контраст этих двоих показался Цзян Чэну странным и очень неправильным — Вэй Усянь в криво подвязанных черно-красных одеяниях и распушенными во все стороны черными хвостами и мелкий прилизанный ребенок в белом ханьфу (уже, правда, кое-где испачканным травой и землей).

Поганец, то есть старший брат, радостно замахал руками, подзывая ближе, вода с его пальцев обрызгала стоящего рядом мальчишку, и тот недовольно дернул белым мохнатым круглым тигриным ухом, на лице, однако, не проявилось ни одной эмоции, оно так и осталось постным и абсолютно безразличным.

— Цзян Чэн, — заворковал Вэй Усянь, прижимая к себе ребенка, — смотри, какого чудного котенка я нашел. Он потерялся в городе и не знал, где его родные. Я предложил подождать новостей о них в Пристани Лотоса.

— Котенка? — выдавил сквозь зубы Цзян Чэн.

Мальчишка перед ним напоминал котенка только желтыми глазами с вертикальным зрачком и, может, немного хвостом, если у кошек бывают такие странные — белые в черную полоску и черным же округлым кончиком. Цзян Чэн припомнил приезжавшую недавно делегацию клана Молин Су, где были сплошь коты, но ничего подобного не вспомнил. Логично, потому ребенок перед ним был совершенно другим представителем породы кошачьих!

— Котенка, — зачем-то повторил он, и Вэй Усянь с готовностью закивал. — Он не похож на котенка!

— Как это — «не похож»? — обиделся придурошный старший брат. — Ты же котенок, Лань Чжань?

— Мр, — ответил бессовестный тигр, ни капли не изменившись в лице, солгав.

— Это белый тигр! — взревел Цзян Чэн. — Самый белый и самый тигр! Глаза разуй! И ты притащил его сюда! Его мамаша весь наш клан вырежет, если с его пушистого зада упадет хоть волосок!

От громкого голоса Цзян Чэна ребенок немного отступил назад и спрятался за широкими рукавами Вэй Усяня. Будто не он и его семейка чокнутых белых тигров была самой страшной! Вэй Усянь одарил Цзян Чэна мрачным укоризненным взглядом и присел на корточки перед мальчиком.

— Ты его расстроил. — А по мнению Цзян Чэна, Лань Чжань как был похож на мороженую и давно мертвую рыбу, так и остался. Какое еще расстройство, как Вэй Усянь это понял? — Не обращай внимания на лай этой псины, пошли лучше поедим яблок в меду. Или хочешь боярышник на палочке? Орехов?

— Он хочет твоей крови, а его мама, когда отыщет сыночка, захочет твоей смерти, — язвительно отозвался Цзян Чэн, покорно следуя в сторону беседки за подхватившим ребенка на бедро братом. — Твой Лань Чжань даже не пахнет, как кошка!

Вэй Усянь погладил обвившийся вокруг его запястья черно-белый хвостик и парировал:

— Но и как тигр не пахнет.

И был прав. Лань Чжань пах жареным луком, пирожками на пару, немного краской для ткани, водой, лотосами и, яснее всего, — острым и чихучим, как обожаемый Вэй Усянем перец, запахом девятихвостого лиса, который тискал малыша без остановки.

— А его хвост? — спросил Цзян Чэн.

Усаженный на скамью Лань Чжань потрогал мятущийся туда-сюда черный кончик и вопросительно поглядел на Вэй Усяня.

— Обычный кошачий хвост, — и глазом не моргнув, выдал тот.

На столике перед ребенком появились: завернутая в бумагу Борода дракона, сладкий картофель в карамели, парочка тыквенных пирожков и невесть откуда взявшийся чайничек.

Цзян Чэн так заворожился плавными движениями паршивца лиса и его способностью доставать что-то из ничего, что почти забыл самый важный аргумент.

— А уши! Что ты скажешь про его уши? У кошек они треугольные.

— Ну, не совсем обычные кошачьи уши, — равнодушно пожал плечами Вэй Усянь. Он придвинул к Лань Чжаню чашечку с чаем и тарелочку с пирожными из османтуса, а сам разломил пополам пирожок со свининой. Цзян Чэн бесцеремонно отобрал половину. — А еще, он говорит «мяу». Покажи, Лань Чжань.

— Мяу, — покорно и без выражения сказал Лань Чжань, заинтересованный в сладостях больше, чем в доказательствах своей природы.

— Да ни одна кошка так не говорит! — возмутился Цзян Чэн. — Они мягонько так делают, тоненько!

— Мяу.

Вот это уже прозвучало… Угрожающе прозвучало, аж по позвоночнику продрало холодом от скрытой ярости. Цзян Чэн подавился куском мяса и отступил на пару шагов. А вот Вэй Усянь словно ничего и не заметил, улыбнулся мелкому поганцу ласково и подлил чаю.

— Он тебя сожрет, — мрачно предупредил Цзян Чэн тупого брата. — Он или его мамаша. Когда она явится, будь добр — выйди за ворота Пристани Лотоса, не утруждай слуг отмыванием кишок со стен.

— Да-да, — рассеянно отмахнулся Вэй Усянь, — я помню.

Уточнений о том, что он там помнит не последовало, и Цзян Чэн развернулся из беседки — подумать следовало о многом. И, возможно, подготовиться к обороне…

Когда пыхтящий Цзян Чэн исчез из виду, оставив только запах псины и сосен, Вэй Ин потрепал потеряшку по гладкой щечке и спросил несколько грустно:

— Лань Чжань, ты точно котенок?

— Мр?

— Нет-нет, ты не подумай! Мне все равно, кто ты!..

— Мр, — удовлетворенно муркнул Лань Чжань. Он ухватил два хвоста Вэй Ина, сосредоточенно выпутывая репьи.

— Но если ты правда белый тигр… Меня ждут серьезные неприятности. Надо скорее найти твоих родных.

— Нет, — неожиданно твердо заявил Лань Чжань.

— Нет — не ждут, или нет — не надо искать?

Лобик Лань Чжаня прорезала тревожная складка, а ушки чуть поникли.

— Вэй Ин хочет, чтобы я ушел?

У Вэй Ина сердце ухнуло куда-то вниз от этого тона и потускневших глазок. Он неосознанно обнял Лань Чжаня своими девятью хвостами, как в колючий шерстистый кокон. И, сам от себя не ожидая, чмокнул меж нахмуренных бровей. Лань Чжань дернулся и действительно перестал хмуриться. Даже наоборот, лицо перестало выражать вообще что бы то ни было.

— Лобик — идеальное место для поцелуев, — неловко рассмеялся Вэй Ин, — Согласно кошачьей анатомии.

Лань Чжань так и сидел, глядя мимо растерявшегося Вэй Ина. А тот костерил себя на все лады. Ну надо же! К чужому ребенку полез. Конечно, котенок был наимилейший — красивенький и пухлощекий, умный, но тихий, покладистый. И, что важно, легко терпел Вэй Ина и сносил шутливые поддразнивания. Однако лезть с поцелуями — любыми, даже самыми невинными, — точно не стоило. Мама Лань Чжаня, если догадки Цзян Чэна верны, убьет Вэй Ина, по всему Юньмэну ошметки разметает за то, что он посмел тронуть драгоценного ребенка.

Вэй Ин сдавленно застонал, в красках вообразив свою горькую судьбу. Хвосты поникли, став похожими на старые тряпки.

— Вэй Ин? — настороженно спросил Лань Чжань. Маленькая горячая ладошка легла меж вэйиновых ушей и нерешительно погладила.

— Надо быстрее вернуть тебя, — всхлипнул Вэй Ин. — Я еще слишком молод, чтобы умирать. Твои родные меня прикончат!

— Нет.

— Нет?

— Мр. Моя мама умерла, — Лань Чжань сказал это привычным безэмоциональным голосом, но Вэй Ин все равно в шоке шире распахнул глаза и прижал кроху к себе сильнее, стараясь утешить. — Давно.

— Ох, Лань Чжань! Держи, выпей скорее чаю и съешь засахаренных ягод. Прости, я не знал.

Лань Чжань степенно взял предложенное лакомство, повертел, ловя солнечные лучи на блестящий карамельный бочок, и отложил.

— Лобик, — только и сказал он, внимательно глядя на Вэй Ина желтыми хищными глазами.

— Лобик? — забормотал Вэй Ин, все еще смущенный и корящий себя за поднятую тему. — Поцеловать в лобик?

— Мр.

Неуверенно улыбнувшись, Вэй Ин сделал как и просили.

В итоге было решено, что котенок останется в Пристани Лотоса на ночь, а утром они отправятся искать его родных. Кто опекает ребенка, если матери нет, Вэй Ин так и не узнал, Лань Чжань игнорировал любые расспросы и просто начинал мурчать. И Вэй Ин не мог продолжать, сдаваясь под натиском нежной вибрации и серьезного холодного личика.

Однако утром найденыша в гостевых комнатах не оказалось.

Вэй Ин прошерстил всю Пристань Лотоса, оббегал каждый ее уголок, с ног сбился, прочесывая окрестные городки и деревни. Лань Чжань как сквозь землю провалился. Вэй Ин старательно не смотрел на сверкающую воду озер с мелкой рябью волн. Было слишком больно думать, что котенок утонул.

Недели тянулись. А мысли о златоглазом мальчике не покидали лохматую голову Вэй Ина. Он вспоминал, как нашел его. Хотя, это скорее мальчик нашел девятихвостого лиса. Вэй Ин вошел в толпу на одном конце улицы только с тремя отрезами ткани в руках, а вышел с другого вместе с вцепившимся в пояс ребенком.

Вэй Ин вздохнул и поудобнее устроился в гнезде из хвостов, потревоженные движением стрекозы разлетелись во все стороны радужными искрами. Только бы с Лань Чжанем все было хорошо. В такой солнечный и пригожий денек вовсе не хотелось размышлять о плохом. Сбежал, наверное, как все коты, домой, сидит сейчас, пьет чай с сестрой или братом и рассказывает историю о глупом и доверчивом лисе из Юньмэна.

Конечно. Конечно Вэй Ин был не обязан так часто возвращаться к мыслям о блудном мальчике. Но почему-то возвращался. Впервые он сожалел о том, что юньмэнские волки так изолированы от других кланов оборотней и почти ничего не знают о внешнем мире, за исключением давно устаревших сведений из книг.

— Так бы я отправился за пределы провинции, — поделился Вэй Ин с распотрошенной коробочкой лотоса, покрутил в руках и зашвырнул подальше в озеро. — Молин Су — кошки из Цзянсу, они точно что-нибудь знают о других своих родичах. Эх, приедут ли они еще?..

— Нет.

Вэй Ин подпрыгнул на месте, мигом оборачиваясь на голос и хватаясь за грудь. Цзян Чэн стоял перед ним со скрещенными руками и до того перекошенным в недовольстве лицом, что Вэй Ин невольно заволновался, а сможет ли брат вернуть свое обычное мрачное выражение.

— Ну что, Вэй Усянь... — Цзян Чэн замолк посреди фразы и обратил взор на водную гладь.

— Я Вэй Усянь, — осторожно сказал Вэй Ин.

— Да, — кивнул Цзян Чэн. — И ты мне брат. Пусть и тупой, но я люблю тебя, — Вэй Ин прослезился от такого неожиданного и прямого признания и почти полез обниматься, но Цзян Чэн продолжил: — Так что я сейчас отвернусь и позволю тебе сбежать. Куда-нибудь и навсегда.

— Чего?

— Того. Убивать тебя пришли! — Цзян Чэн сорвался на крик, только вместо привычной заботливой ворчливости, в нем проскальзывали истерические нотки. — «Котенок. Котенок!» Вон, пришли три «котенка». Крышу в главном зале макушками подпирают! И очень желают видеть Вэй Усяня.

Вэй Ин всю тираду брата прохлопал ушами, услышав только слово «котенок».

— А Лань Чжань? Лань Чжань с ними? — нетерпеливо спросил он.

— Ты… — Цзян Чэн подавился очередным ругательством и устало повел ухом. — Может, это не так уж и плохо, если тебя сожрут. А-Ли будет плакать, конечно… Зато перестанешь бесить всех остальных.

— Ты сам сказал, что любишь меня, — насупленно напомнил Вэй Ин. — Так что, как там Лань Чжань? Ай, забудь. Сам проверю.

— Не кричи, пожалуйста, слишком громко, когда начнешь умирать, у матушки сегодня болит голова и прескверное настроение, — попросил Цзян Чэн, усаживаясь на освобожденное место. Нет, он правда переживал за Вэй Усяня, но всегда знал, что день, когда его брата захотят убить, настанет, и был морально готов уже давно.

Вэй Ин аккуратно крался по переходам резиденции клана к главному залу. Из головы как-то выветрились мысли об опасности, которую может принести предстоящая встреча, хотелось только узнать, как там Лань Чжань. И может, старая полуслепая псина Цзян Чэн просто не заметил среди взрослых малыша.

Но, к сожалению, Цзян Чэн в кои-то веки увидел все правильно. Никаких детей, только три высоченных широкоплечих мужчины в кипенно-белых одеяниях с узорами облаков сидели на пурпурных вышитых золотыми лотосами подушечках. Самый старший из них — с бородкой — нервно дергал толстым тигриным хвостом, но внимательно слушал тихую речь дяди Цзяна. Два других — помоложе и с первого взгляда одинаковых на лица — невозмутимо пили чай.

Когда Вэй Ин переступил порог, по привычке запнувшись и упав на четвереньки, четыре пары глаз обратились на него. Во взгляде дяди Цзяна мелькнула добрая усмешка, старый тигр покраснел, позеленел, а его хвост забился в припадке, один из молодых гостей спрятал улыбку в рукав, а второй резко поднялся и направился к Вэй Ину, помогая встать. Совершенно растерянный подобной заботой Вэй Ин позволил отряхнуть себя со всех сторон и погладить по голове (очень уж знакомым движением).

— Это твой лис, Ванцзи? — проскрипел старик.

— Да, дядя, — равнодушный тон ну никак не вязался с жадным взглядом молодого тигра. Вэй Ин, полностью одетый, внезапно захотел прикрыться чем-нибудь еще. Золотые глаза жгли в нем дыры.

— В смысле «твой»? Я свой, — непреклонно заявил он, пытаясь сбежать из обнимающих горячих рук.

Но вместо свободы получил поцелуй в лоб и тихое урчание:

— Вэй Ин.

— Это я, — согласился Вэй Ин. — А ты кто?

Еще поцелуй в лоб и пытливый взгляд.

Вэй Ин внимательно уставился в ответ.

— Да ну нет! — наконец вскричал он. — Не может быть! Это какая-то шутка!

Лань Чжаню было от силы лет шесть-семь, да, у него было красивое малоэмоциональное лицо! И золотые глаза, в которых отражались все чувства. И узоры эти облачные на маленьких детских одеждах… Вэй Ин беспомощно посмотрел на дядю Цзяна, но тот отстраненно смотрел в окно. «Предатели», — с сожалением подумал Вэй Ин.

— Лань Чжань?.. — спросил он жалобно.

— Мр, — лучась радостью, муркнул тот и третий раз поцеловал ошалелого Вэй Ина в лоб.