Джунхван сидел на скамейке, ткнувшись лбом в колени и сложив руки под грудью. Дождь был такой противный, с озера дуло таким промозглым ветром, что Ицуки, успевший согреться, задумался о вероятности простуды.
– Эй.
Густая свисающая копна волос, определённо, служила для головы парня отличной шапкой. Он пошевелился, но не оторвал лба от коленей.
– Тебе хреново?
Ицуки наклонился, потрепав Джунхвана по плечу:
– Приём.
Джунхвану было не то чтобы плохо. Ему было не очень хорошо. Рука, лёгшая на плечо, оказалась тёплой-тёплой: тут же возникшее сильное желание быть обнятым настолько тёплым человеком заставило-таки голову подняться. Джунхван улыбнулся, обрадовавшись тому, что рука принадлежала лицу вполне знакомому. Он протянул к нему руки.
– Ох, ладно, пошли, я тебя внутрь отведу, – взяв его за протянутые ватные ладони, согласился Ицуки. Потянул парня со скамьи на себя, ставя на ноги. Тот заелозил, ища опору, и навалился на секунду (Ицуки показалось, что он его свалит, но вес оказался не таким большим. Должно быть, особенность рода деятельности сказывалась) а потом всё-таки уравновесился самостоятельно, всё ещё держась за руку и плечо Ицуки.
– У меня беда. Я потерялся!
– Гилд Инн, – Ицуки показал рукой на стоявшее в сотне метров здание, – прямо здесь.
Джунхван повернулся, сильнее опираясь на плечо поддерживающего его и действительно очень-очень тёплого Ицуки. Потупил, глядя на освещённые панорамные окна первого этажа. Проговорил, тщательно контролируя звуки:
– Но мне туда не надо.
– А куда тебе надо?
– мммммм... Домой, – Джунхван наклонился к Ицуки, глядя ему в глаза и полагая, что так его речь станет если не более внятной, то более понятной. – Меня должны были забрать Девид или Шей-Линн. Им так сказала Трейси. Я точно помню.
– О. Тогда ты не “потерялся”. Тебя за-бы-ли. Уилсон и Бурн-сан уехали.
– Без меня?
– Как видишь.
– И что мне делать?
– Иди.
– Идти?
– В Гилд Инн.
– В Гилд Инн…
– Да, – начиная шагать и буквально утягивая всё ещё державшегося за руку Джунхвана за собой, кивнул Ицуки. – Вызовем тебе такси с ресепшена.
– Мы недавно только сняли новую квартиру, – Джунхван шёл очень аккуратно, к радости Ицуки не спотыкаясь.
– И?
– Я не помню адрес.
– Класс, – у Ицуки возникла гаденькая мысль вызвать полицию, которая бы занялась потеряшкой, но, во-первых, Джунхван был уже совершеннолетним по законам Канады (если он правильно запомнил возраст), а, во-вторых, даже будь он не – по шапке надавали бы большой куче народу, включая организаторов банкета: за пьяных в дрова несовершеннолетних.
– Окей, – уже подходя к ступеням, ведущим на веранду, внёс ещё одно предложение Ицуки, – ты сказал “мы”.
– “Мы”?
– “Мы сняли”... Стой. Я не настолько, – перехватывая споткнувшегося-таки о ступени и повалившегося было вперёд Джунхвана за локоть, прервался Ицуки, – не настолько сильный, чтобы тебя действительно держать.
– Прости. Можно мы присядем?
– Нельзя. Тут гадко, мерзко, мокро и неприятно. Ни за что. Пошли внутрь.
“А то потом твои корейские фанатки разорвут меня за твою простуженную задницу”, – косясь на камеру наружного видеонаблюдения, подумал Ицуки, тягая Джунхвана за локоть вверх, чтобы тот перестал опираться ладонью о ступени и принял положение, более приближенное к вертикальному. Слава богу, что он повиновался.
– Так, – для верности подхватив не только под локоть, но и за спину, продолжил преодолевать ступеньки Ицуки, – Сосредоточься. “Вы” сняли квартиру, верно? Ты и кто-то ещё. Кто?
Джунхван, больше не споткнувшийся и героически достигший веранды, вздохнул:
– С омма… мамой.
Ицуки убрал руку со спины и снова взял за локоть, подталкивая вперёд: “иди, мол”. Чернявый парень из обслуги, которому, выходя, Ицуки сказал, что идёт забрать из сада товарища, открыл им дверь.
– Ну так, может, позвонить маме? – Ицуки кивком поблагодарил официанта (Джунхван в меру возможностей сделал то же самое) и повёл свой “груз” к вестибюлю.
– Да. Точно. Eommaneun maeu hwaga…
– Kankokugo wo wakarimasen.
Джунхван промычал, пройдя самостоятельно чуть вперёд и неуверенно шарясь по карманам. По его движениям Ицуки понял: приехали.
– Andwae! Geuneun eobs-eoyo! Ilh-eobeolin…
– Кажется, я знаю, как это переводится… Потерял?
Джунхван обернулся с безумно жалостливым выражением на лице: Ицуки не специалист, конечно, но даже ему было понятно, что бедняга сейчас расплачется. Они стояли посреди площадки с лифтами и парой диванчиков. Ицуки достал из кармана свой телефон:
– Номер помнишь? Только не говори, что он тоже новый и ты его не запомнил.
– Помню! – Он почти налетел на Ицуки, радостно сунувшись в телефон, начал диктовать. Ицуки бросил взгляд на время: без пяти полночь. Его мать бы уже обзвонилась, если бы в такое время сына ещё не было. С ужасом представил, что бы сделали с ним, если бы он не отвечал на звонки.
– ...три. Или… восемь?
– Что?
– Я не помню…
– Да ты шутишь.
– Подожди… – Джунхван зачем-то обе руки, опираясь, положил на плечи Ицуки и прислонился между ухом и макушкой своим виском. Выдохнул, обдав кожу горячим, с ароматом вина, воздухом. Ицуки осознал, что трезв окончательно, а мизинцы Джунхвана едва касаются шеи. Щекотно. И тепло.
– Я не помню.
– Я не хочу без трёх минут полночь звонить на номер неизвестно кому, – он сбросил набор. Джунхван, явно от расстройства, ткнулся лбом ему в плечо.
– Eotteohgehaeyahabnikka?
– Я не понимаю корейский.
– Твой брат тоже… английский.
Ицуки вздохнул.
– Простите, – обратилась к ним девушка, сидевшая на ресепшене. – Мы закрываемся. Если у вас не снята комната…
– У нас снята, – Ицуки выудил карточку из кармана. – Извините.
Та кивнула и ушла. Джунхван перестал “лежать” на нём, даже отступил на полшага. Ицуки обернулся и увидел этот выжидающий спокойный, но всё ещё просящий взгляд.
– Пошли, – он кивнул головой в сторону лифтов. – Брат сейчас сам понимаешь где, а в моём номере есть диван.
– Ицуки, – очень чётко выговорив каждую гласную, едва переменился в лице Джунхван. – Спасибо.
– Не выкидывать же тебя на улицу, – тот нажал на кнопку вызова лифта и двери тут же раздвинулись: так и остался на первом этаже, как Ицуки спустился.
Джунхван шёл сам. В лифте его качало, но по мягкому, глушащему шаги до шороха, паласу коридора второго этажа он шёл сам.
Смотрел.
У Ицуки широкие тёплые плечи и наверняка большое и доброе сердце. Мягкие волосы.
И пахнет от него… Корицей с дождём. Джунхвану хочется обнять его… нет, быть обнятым. У Ицуки очень тёплые руки. Даже у Конрада не такие. Не настолько.
В его комнате серая темнота и отсветы уличных фонарей. Джунхвана немножечко потряхивает: наверное, из-за дождя он простудился. Может, его поэтому тянет к самому тёплому из того, что он находит взглядом?
– Что ж ты не уехал в начале?
– Как же уехать? Тут так интересно…
– Да уж. Не каждый день увидишь… такое шоу. Надеюсь, когда мы утром проснёмся, это не будет во всех заголовках.
– Да, я тоже… Ода радуге в белых тонах. Так бы Конрад сказал.
– Радуге? На, переоденься. Промок же.
Джунхван взял из его рук махровый халат:
– Ты видел флаг ЛГБТ+?
– А, этой радуге, – Ицуки сел в кресло, развязывая шнурки на ботинках. Джунхван постарался стянуть с себя действительно промокший пиджак.
– Ты знаешь, ведь все гости, кого я знаю, если подумать, могли бы размахивать им.
– Насколько мне известно, можно размахивать им, даже будучи… эм… “Прямым”? Это так в английском называется? В любом случае, шестицветная радуга – это не обязательно камминг-аут, это поддержка движения тоже, – он разулся, отставив ботинки в сторону. Джунхван стянул через шею галстук, путаясь в нём и цепляясь за уши.
– Да. Джейсон говорил что-то такое Жене.
– Женя из России? В Японии с таким тоже сложно. Никто не был бы счастлив, если бы об этом узнали другие.
– В Корее, – пытаясь расправиться (безуспешно) с пуговичками, не остался в долгу Джунхван, – тоже, если это не… уф…
– Дай я, несчастный, – Ицуки поднялся с кресла и подошёл вплотную к Джунхвану, взявшись за воротник и расстёгивая действительно мелкие и какие-то по-извращенски частые пуговички.
– Спасибо, – горячие пальцы лишь ненамеренно едва касались кожи. – В Корее терпят это, только когда оно на сцене. Я не знаю, – Ицуки задел ключицы, – что бы сказали, если бы кто-то узнал, что… Но Конрад так часто говорит всякое в эфирах. Иногда я боюсь, что это начнут воспринимать всерьёз.
– А Конрад это твой бойфренд?
– Да, – пьяно улыбнулся Джунхван. – Я же сказал, что кроме Трейси и Шей-Линн, наверное, все так или иначе…
– Ещё наши родители. Мои и Шомы.
– Они же уехали.
– Значит, не считаются?
– Да, – он опустил голову, глядя на тёмные пальцы Ицуки, видел миг, когда костяшки вновь задели кожу – на этот раз прямо у солнечного сплетения, куда Джунхвану всегда было хорошо и щекотно.
– Дизайнерские шмотки, как правило, полны извращений, – имея в виду размер и количество пуговиц, прокомментировал Ицуки. – Дальше сам.
– Ты не назвал себя?
– Что?
– Когда я сказал о том, что большинство так или иначе… Ты себя “прямым” не назвал. Только своих родителей.
У Ицуки красивые-красивые глаза. До чёртиков красивые. И такое спокойное, такое умиротворяющее лицо. “Ничеготакогонепроисходит”-выражение. Ничего такого.
Джунхвану нравилось, когда у людей такое выражение лица.
И такие карие глаза.
– Я не думал об этом.
И аромат… Самый тёплый и домашний аромат.
Корица…
Запах спасения от самого холодного в самом тёплом.
Корица с дождём.
– А не хотел?
– Подумать?
– Да.
Ицуки определённо чувствовал на лице ровное, мягкое дыхание склонившегося Джунхвана.
И определённо не мог ответить.
– Предлагаешь?
Да, Ицуки определённо чувствовал его дыхание и практически уничтоженный дождём шлейф одеколона.
– Предлагаю.
Прохладные пальцы Джунхвана мягко легли на шею.