Фея

***

Чайльд проклинает себя за столь странное поведение. Он бережно сжимает в руке букет из качима, цветки которого имеют крошечный размер, и смотрит с искренним непониманием — Одиннадцатый Предвестник Фатуи совсем не помнит, когда успел их подобрать. Впрочем, не знал воин и того, куда их спрячет. Цветы гипсофилы мнутся под сапогами — ноги проваливаются, словно Тарталья опускается на мягкую подушку. Растения разрастаются до самых гор, белые и розовые цветки приятно ласкают взгляд и до искр перед глазами напоминают девушку, укравшую его сердце. Синие глаза, чуть подёрнутые молочной дымкой воспоминаний, возвращаются к скрытому от кровожадных существ и шумных людей месту. Человек в белом, как облака, воздушном наряде его не замечает. Предвестник не знает, стоит ли ему сбежать, пока он не потонет в этом прекрасном озере чувств полностью. Тарталья задыхается, втягивая носом запахи. Немного терпко, чувствуется душистый аромат качима и свежих трав, успевших пустить сок из аккуратно срезанных стеблей. Светлая фигура Люмин теряется среди цветов. Она скажет, что он зря их губит, зря режет для букетов и эгоистично держит у стучащего сердца. Её смех сливается со звонким щебетом лесных птиц, замирает в воздухе сгустком тепла и проникает под кожу. Лёгкий загар, охвативший её за время долгих путешествий в солнечные дни, невольно приковывает взгляд. Тарталья восхищён. Он выглядывает из-за дерева, крепко вцепившись в кору руками. Сердце барабаном бьёт по рёбрам, но у Чайльда нет сил, чтобы отвести взор в сторону. Светлоликая фея продолжает кружить по поляне. Босые ноги утопают среди пёстрых лепестков и зелёных трав. Где-то в пышных кронах копошатся лесные обитатели и наблюдают за своей гостьей. Вдалеке шумит буйный поток реки и впадает в озеро, безмятежную водную гладь которого едва ли способен изменить. Глаза Предвестника Фатуи блестят, как капли воды. Люмин ступает плавно и бесшумно, осторожно поглаживает стебли и бледно-розовые цветы и вдыхает сладкий аромат, от которого кружится голова. Хочется прикоснуться хотя бы подушечками пальцев, провести по красным от бега щекам, уткнуться в румяную кожу носом и впитать запах гипсофилы, не дающий ему покоя и во снах. Чайльду мерещится, будто он сжимает хрупкое сокровище в объятиях. Как самый настоящий дракон, страдающий золотой лихорадкой, жадность которого переходит всякие границы. Нутро пульсирует и плавится, пока ладони обжигает пламенем, а раскалённые металлические оковы стягивают запястья. Невыносимый жар растекается по венам. Девочка из его грёз чиста и невинна. Воин несмел в проявлении чувств и осторожен, не может произнести хоть слово и мнётся в нерешительности. Ком в горле мешает дышать. Сладость растекается по горлу липовым мёдом, таким приятным и мягким на вкус, что подгибаются колени; Чайльд облизывается, чувствуя в воздухе свежие нотки имбиря, и трясёт головой от лёгкого дурмана, которым одаривает его это растение, но пряность с остринкой остаётся с ним на языке, пока он не замечает одну деталь. Сердце грохочет, словно хочет выпорхнуть из грудной клетки. Мысли не находят покоя и сводятся к одному единственному человеку, будоражащему кровь и разум. Золотые глаза таят в себе улыбку и смотрят прямо на него. Люмин светится изнутри, а её душа согревает своим солнечным теплом. Тарталья протягивает зажатые в ладони нежные цветы и улыбается, прикрывая глаза. Маленькие ладони гладят его по щекам, а Фея шепчет слова, от которых застывает всё вокруг. Гипсофилы в руках кажутся ярко-розовыми, а лица горят от смущения.