Их отношения были странными. Они не целуются долго—долго и за руки мило не держатся; они не признаются друг другу в любви, но оба понимают: они друг другу нужны. Только вот эта нужда у обоих по разным причинам.
Антон сидит на кухне и выкуривает уже пятую или шестую сигарету. Они оба понимали, что этот момент придёт, что все их «чувства» не навсегда, что, блять, у одного из них вообще нет никаких чувств.
Выграновский стоит в проёме двери, опираясь о косяк, и внимательно рассматривает своего… Кого? Да, вроде как, парня. Антон докуривает сигарету и внимательно рассматривает мужчину.
Эд, как обычно, ходит по дому без футболки и Шаст в очередной раз залипает на бесчисленное количество татуировок, залипает на красивом, подтянутом теле, к которому он прижимался каждую ночь последние несколько месяцев, под которым стонал, скрывая голос.
Но все было известно с самого начала. Эд для него просто тёплое тело, запасной вариант на случай если он останется без него Антону стыдно, но он даже не пытается оправдывать себя, признавая, что использовал мужчину, ища в его объятьях утешение, ища секса, чтобы забыться.
— Ну говори давай, и форточку закрой, а то я, бля, сейчас замёрзну, — хрипло произносит Скруджи, не смотря на Антона.
Он знает. Он, сука, прекрасно знает, что Шастун хочет ему сказать, знает, что этот ублюдок Попов написал ему неделю назад, знает, что они виделись три дня назад и он, естественно, прекрасно заметил новый засос на шее Антона, который оставлял не он.
Шастун молча закрывает форточку и кивком просит Эда сесть рядом. Надо начать, но он не может. Он знает, что надо побыстрее закончить с этим, но колеблется, обдумывает все, кажется, уже сотый раз, а потом вспоминает родные любимые руки, которые обнимали его, вспоминает долгие поцелуи и нежное «Я скучал», сказанное шёпотом в чужой квартире, когда вся одежда уже разбросана по спальне. Антон вспоминает это и понимает: он должен.
— Блять, Шаст, давай уже, не тяни кота за яйца, говори что хотел, — Эд начинает раздражаться, потому что его бесит этот цирк. Он бы хотел сейчас выгнать Антона нахуй из своей квартиры, из своей жизни, из своей, блять, головы. Лишь бы не было так больно, лишь бы быстрее отпустить.
— Эд, мне жаль, я… — Антон тяжело вздыхает, — я виделся с Арсом и я хочу вернуться к нему, прости, — Антон не смотрит на него, просто не может, не хочет видеть ненависть в голубых глазах. Голубые глаза, блять. Антон горько усмехается. Эд ведь тоже голубоглазый брюнет. Какая, блять, ирония.
— Ты его простил? После всего, что он сделал ты его, нахуй, простил? — вопрос риторический, но мужчина уже не может держаться, он сегодня всё этому засранцу выскажет, чтобы на завтра в душе ничего не осталось, — конечно ты, блять, простил, потому что у тебя нихуя нет чувства собственного достоинства и вообще нихуя нет! Ты просто шлюха, которая прыгает с одного хуя на другой! Арс бросил? Есть я, запасной, сука, вариант, — Эд встаёт, Антон поднимается следом за ним. Они стоят друг напротив друга, близко-близко, и Выграновский кричит уже буквально Антону в лицо:
— Ты, блять, волнуешься только о себе, как бы тебе бедному не было одиноко и плохо, а о других не думаешь. Никогда, сука, не думаешь. Единственный, о ком ты думаешь это блядский Арсений, ебать его, Попов!
Он изменил тебе с твоей же бывшей девушкой и сказал, что ты ему нахуй не сдался, но стоило ему написать, что он скучает, как ты сразу радостно бежишь трахаться с ним, — Выграновский хватает парня за шею и вдавливает его в стену, сжимая пальцы на нежной шее, которую так любил целовать. Он ведь действительно любил.
Антон пытается выбраться, но Эд лишь сильнее давит и горько усмехается, слыша болезненные хрипы. А потом он убирает руку и притягивает лицо Антона к себе, не давая нормально вдохнуть, и сразу целует, сильно сжимая подбородок пальцами и заставляя открыть рот. Целует остервенело, почти жестоко. Кусает чужие губы, трахая рот языком. Целуя в самый последний раз.
— Ты совсем охуел?! — начинает возмущаться Антон, когда Эд отстраняется и он наконец может нормально дышать.
— Проваливай нахуй, Шастун и потом даже не думай прибегать ко мне, когда этот граф ебаный выгонит тебя, как собачку. Вы друг друга, сука стоите!
Антон сдержанно кивает и уходит из квартиры, взяв, собранный со вчерашнего вечера рюкзак с вещами и кидает ключи от квартиры на тумбочку в прихожей.
Эд остаётся один. Он достаёт виски, новую пачку сигарет и пытается забыться. Он ненавидит этого мальчишку, ненавидит его зелёные глаза, которые горят счастьем рядом с другим. Ненавидит его руки, ненавидит его стоны, его голос, ненавидит, блять, его всего. Ненавидит до дрожи, но так же сильно любит и желает этому подонку счастья, пусть даже и понимает, что Антон может быть счастлив только с Арсом.
Эд ненавидит его, но он сможет забыть. Обязательно поменяет номер, снимет другу квартиру, ударится в творчество и наконец забудет. А потом увидит в инстаграмме фотографии счастливого Антона, который лежит у Арса на коленях, и только лишь порадуется за него. Но это все потом. А сейчас ему больно. Ему больно, будто изнутри выжигают сердце. Но Эд ведь знал, что так будет, он знал, что Антон всегда возвращается к нему, с кем бы не был, что бы не говорил. Он всегда возвращается к Попову, потому что любит.
И сейчас Эду остаётся лишь пить и завидовать, что он не Арсений Попов и что зелёные глаза никогда не посмотрят на него с такой любовью, с которой на него смотрел тогда ещё никому неизвестный начинающий музыкант Эдуард Выграновский.