р э й г а й л а

царапаю буквы на хрупком стекле браслета, и ветер разносит вокруг этот мерзкий скрип. Пусть кровь твоя жарче, чем красное пламя в лучах рассвета, мне холодно, Рэй, и в груди у меня хрипит. Я видел немало смертей, я и сам отнимаю жизни. Впервые мне было так страшно смотреть на труп. Но всё же остывшие губы созревшей садовой вишней коснулись моих равнодушных солёных губ.

Мне страшно, Рэйгайла, ведь я... я впервые теряю друга. Я даже не знал, что мне будет так нелегко. На память теперь мне остались неровные эти буквы да тонкий браслет — на запястье звенит стекло.

Теперь тебе больше не нужно всегда притворяться сильной, теперь ты свободна, Рэйгайла, так спрячь свой меч. Оставь его ярким надгробием гнить на твоей могиле. Прости мне, что я не сумел тебя уберечь.

Теперь твоя бледная кожа вдруг стала ещё бледнее, а пламя погасло в сапфирах печальных глаз. И только смертельная рана под старой кольчугой рдеет, подобно тому, как блестит под луной атлас твоих тёмно-красных волос. Они слиплись сейчас от крови и строгость причёски рассыпалась буйством волн. Над нами сгущается ночь, мрачный лес беспрерывно стонет. Отныне — ты мой самый длинный и страшный сон.

Рэйгайла.

Мне имя твоё никогда не стереть из сердца, а значит я впредь не посмею тебя забыть. Тебе в этом сломанном теле всегда было слишком тесно. Теперь твои кости укроет густая сныть, но ты оживёшь в новом мире без смерти среди героев, и путь твой продолжится вверх от других вершин.

А мне остаётся и дальше тонуть в этом вязком горе.

А я остаюсь в этом мире.

Совсем один.