Вначале ей было холодно до мурашек. Фредерика Тревельян чувствовала лишь это да мягкие простыни под собой. Похоже, во сне она сбросила одеяло и теперь ее изводила беспощадная зимняя стужа.

   Но, будь все на самом деле так, Фреда смогла бы пошевелиться. А она не могла. 

   Чья-то ладонь коснулась ее живота, чьи-то пальцы огладили ребра; Фреда вздрогнула от макушки до пят, не способная повернуться на бок или даже поднять единственную руку. Теперь она вся дрожала не только от холода, но и от страха.

   Сколько Фреда ни вглядывалась во мрак, широко распахнув глаза от испуга, она ничего не видела. Но могла бы поклясться... что кто-то тут... точно...

   Есть.

   Чужая рука — чуть ли не обжигает! — снова коснулась ее. На этот раз — шеи, вдоль бешено бьющейся жилки. И хотя касания эти были ласкающими, душа Фредерики съежилась в теле. 

   — Пожалуйста... — взмолилась она.

   Возле уха ее зазвучал проникновенный, вкрадчивый голос. Он произнес ее имя, и Фреда зажмурилась:

   — Не мучай... не надо...

   Она понимала, что происходит, но не могла этому помешать. Ее крепко окутала материя сна, страх придавил к постели, мороз обездвижил. Когда существо с голосом Соласа (и, возможно, с его же ловкими пальцами — Фреда не знала наверняка) придвинулось ближе, то его запах, сладкий и терпкий, просочился повсюду. В нем была нотка застоявшейся гнили, гадкая до омерзения.

   Но вот поцелуи... Они были потрясающими.

   Тревельян целовали умело, эти губы задерживались на коже ровно столько, чтобы вызвать в ее теле томление и чтобы их захотелось чувствовать снова. Один за другим поцелуи осели на шее и на ключицах, на плечах и груди; Фредерика едва не забыла, что все это — страшный, парализующий сон. 

   Руки Соласа — нет, не его! нельзя забывать! — подобрали весьма гармоничный аккомпанемент: они то ласкали, то схватывали, чертили загадочные узоры поверх ее кожи, и казалось, наутро она будет сплошь покрыта ими — они изуродуют ее тело, словно ожоги.

   — Фреда? — вновь раздалось у самого уха. Этот голос можно было принять за подлинный, но ее упрямого сердца он не достиг. Сознание прояснилось.

   — Хватит. Хватит, это не ты. Ты меня не обманешь. Оставь меня. Слышишь?

   Поразительно, как это ей удавалось отчетливо бормотать, если губы обмерзли и не шевелились? Даже когда их овеяло чужое дыхание, угрожая расплавить, они были каменными.

   — Не над...

   Тревельян не успела закончить: все в ней взвихрилось от поцелуя. Дрожь родилась на одном конце позвоночника и волной прокатилась в другой конец; жар проник ей под кожу, и зима вдруг исчезла. Все погибало в пламени.

   Зато шок заставил ее наконец-то вспомнить, как управлять своим телом. Рука Фреды уперлась в плоскую грудь напротив — и не ощутила биения сердца. Ведь его не было.  

   — Ты же этого хотела? — каплей яда скользнул шепот Соласа в ее рот.

   — Я не... 

   — Тебя не обмануть, но это и не нужно. Лучше скажи: как давно? Скажи, Тревельян: сколько лет?

   — Пожалуйста, — в ее низком голосе были слезы, — хватит меня пытать... 

   «Мне страшно, мне страшно, я так боюсь, я не выдержу», — в то же самое время думала Фреда.

   — И ты можешь все это получить... — продолжал искусительный шепот, — по-настоящему...

   И он же мог поведать ей тайны мрачнейшей магии — и низвести ее до самых глубин греха. Фреда знала, что ей предлагают и за какую цену. Она не хотела сдаваться.

   Увы, демон тоже не отступал. 

   — Я знаю твое заветное желание. Я его вижу. Твое сердце запуталось в нем, как в паутине.

   Тут Фредерику прошил нестерпимый ужас: кажется, она чувствовала, как щекочут ее вдоль туловища и ног совсем крохотные паучьи лапки... Она заворочалась с мучительным стоном, мотая головой. Все это — с невероятным трудом из-за сгустившегося вдруг воздуха.

   Демон желания под личиной эльфа ласково убрал волосы с ее лица. Поцеловал за ухом, легким движением смахивая с ее груди несуществующую паутинку. Фреда снова могла дышать.

   Это все, что она могла.

   — Мне подвластно любое твое желание, — говорили ей. — Ты получишь все, о чем грезила столько лет. Ты же не хочешь впустую прожить отмеренный тебе срок, так и не испытав... этого?

   Его рука... О, Создатель! Фредерика тягуче стонала снова, но теперь, похоже, совсем не от ужаса. Ее мускулы напряглись, когда предательское наслаждение тяжелым грузом осело в низу живота. Это было ужасно... так сладко... так ненавистно...

   — Как думаешь, с настоящим это покажется еще лучше? — Желание бархатно усмехнулось, прекратив ласкать ее. 

   Фредерика не отвечала. Она из последних сил цеплялась за мысль, что это закончится. Это должно закончиться, не может же длиться вечно...

   — Я буду являться, пока ты мне не уступишь, — пообещало Желание, словно подсматривая сквозь щель в ее разум. — Эта любовь тебе не на пользу, Тревельян. Ты так ослабела. Ты почти уже моя.

   «Лучше мне умереть, — в отчаянии подумала Фреда. — Нет. Нет, еще есть...»

   — Усмирение?

   Фредерика, позволив себе один сухой всхлип, стиснула зубы накрепко. Она нашла выход. 

   И она не струсит. Надо только проснуться.

   Существо, так похожее на ее любимого, грубо взяло ее за плечи, и Тревельян приготовилась ко всему. Как вдруг...

   В ее голове наконец-то забил освежающий чистый ручей из мыслей, хотя принадлежали они не ей. Голоса из Источника Скорби, до этого неразличимые, все же прорвались к ней — и неожиданно слились в единый. Лишь теперь Фредерика смогла услышать его. И узнать. И едва ли поверить.

   Ей говорили: «Проснись». Он говорил.

   Желание впилось в нее когтями, но Фредерика будто не заметила боли. Потому что он говорил: «Проснись, Инквизитор». 

   Настоящий Солас то ли просил, то ли требовал. Возможно, приказывал.

   «Просыпайся. Then sahlin». 

   И этого было достаточно. 

   Казалось, внутри Тревельян восходит яркое солнце, способное ослепить даже демона. Миг — и она выскользнула из острых когтей, подчиняясь неведомой силе, ухнула вниз. Провалилась сквозь Тень, сквозь Завесу...

   ...и резко села.

   На полу покоилось сброшенное одеяло.

   Фредерика сидела в своей кровати, ошарашенным взглядом уставясь на прогоревший камин; иссеченные докрасна угли тускло светились во мраке. 

   Не чувствовать даже эха липких прикосновений было благословением. Но она все равно дрожала, сведя сутулые плечи.

   Фен'Харел прошептал ей еще кое-что и умолк.