Как только музыка затихает и слышится заветное «на сегодня всё!», Чонгук устало оседает на пол, не в силах унять дрожь в ногах. Ссадины на коленях кровоточат, пачкая длинные тренировочные шорты, но Чонгуку всё равно. Он не обращает внимания на гул покидающих зал танцоров; в его мыслях — вакуум, мыльный пузырь, готовый лопнуть от соприкосновения с реальностью. Чонгук тяжело дышит, прикрыв глаза, и опирается ладонями на пол. Ещё чуть-чуть, ещё немного…

— Всё в порядке?

Чей-то голос доносится запредельно далеко, но в то же время близко. Футболка Чонгука насквозь мокрая от пота и липнет к спине, когда сзади кто-то облокачивается на него, а чужие горячие руки сцепляются поперёк живота.

— Гуки, ты слышишь меня?

«Гуки».

Только один человек называет его так, пренебрегая всеми приличиями формального общения между конкурентами. Очевидно, Чимину всё равно вообще на всё, что диктует этика поведения. Он прижимается крепче к Чонгуку, давит гулко бьющимся сердцем на сгорбленную спину и шепчет отчаянно, как будто хочет разорвать его внутренности собственным именем.

«Гуки».

Нет, Чонгук определённо не в порядке. Он не предпринимает никаких попыток избавиться от тяжёлой ноши на себе, лишь медленно качает головой, давая понять, что он, вроде как, в норме. В норме бессилия, установленной танцевальными тренировками, по ощущениям больше похожими на выживание.

Чимин оборачивается на вопрос Хосока и что-то кричит ему в ответ — Чонгук не вслушивается, не вдумывается в чужие диалоги вокруг него, он почти перестаёт существовать. И облегчённо выдыхает, когда Чимин отстраняется от него, предварительно сжав под рёбрами скрытые синяки. «Он знает».

Чонгуку хватает пары минут, чтобы расслабиться и почувствовать знакомую боль в мышцах. Он планировал просидеть так до тех пор, пока в зале для практик не станет темно и, возможно, случится конец света, и его измученное тело застынет в вечности. Но мимолётным мыслям Чонгука не суждено сбыться.

— Чонгук, пожалуйста.

Натянутые нити, всё-таки, рвутся. Чимин теперь перед ним, гладит взъерошенные волосы Чонгука, опуская ладони к лицу, и пальцами цепляет подбородок, заставляя поднять голову. Чонгук как будто бы слышит немую мольбу — «посмотри на меня», но не спешит открывать глаза. Он Чимину ничего не должен, так же как и Чимин ему. Но что-то между ними складывается не так, совсем не так, как должно быть у соперничающих танцоров.

Чонгук был стал самым юным мастером в их танцевальном классе, одним из самых талантливых. Он с лёгкостью справлялся с любыми жанрами, двигался на износ, выжимал из мышц больше возможного, но всегда добивался лучших результатов, стараясь не отставать от того, кто подарил ему эту мечту. Чонгук никогда не признавался в симпатии к Чимину, которого он знал лишь по восторженным отзывам старших друзей, а после присоединения к труппе вся его неуверенная влюблённость превратилась в прах. Чимин не для него, Чимин не потерпит конкурента. В конце концов, у Чимина Хосок.

Но потом начинается полоса невезения. Чонгук травмирует спину на одной из репетиций, но продолжает игнорировать боль, вымученно двигаясь. Ему нельзя сдаваться, только не перед этой стеной непонятной заботы Чимина, который, по законам сопернического жанра, должен угнетать его, добивать колкими замечаниями. Чимин не делает ничего из того, чтобы отталкивать Чонгука от себя.

Чимин настойчивый. Чонгук чувствует его горячее дыхание на своих губах, прежде чем открывает глаза и сталкивается с чужим пытливым взглядом. Он собирается с мыслями и силами, озвучивая давно интересующий вопрос.

— Почему ты это делаешь?

Звенящая тишина виснет между ними недосказанностью, неправдивостью возможных ответов. Чонгук боится услышать «потому что мне тебя жаль» — жалеют слабых, жалеют тех, у кого нет шансов. Чимин не решается ответить «потому что ты мне нравишься» — боится столкнуться с невзаимностью и потерять то самое невесомое, не вражду и не дружбу.

— Делаю что?

Чонгук вздыхает. Ему становится ещё тяжелее — не от боли в теле, а от того, как внимательно смотрит на него Чимин, как беззвучно шевелит губами и прижимается лбом к его лбу.

— Почему… ты здесь?

— Потому что ты нуждаешься в поддержке. Не пытайся быть сильнее, чем ты есть. Это нормально — проявлять слабость. Нормально быть живым. Но ты изводишь себя, Чонгук. Это убивает тебя.

«И меня».

Внезапно пол под ногами отдаляется, а мышцы тянут с новой силой. Чимин осторожно поднимает Чонгука, держит обеими руками и заставляет опереться на себя. Тяжесть между ними давит стеной, через которую не перелезть — лишь пробить с двух сторон, схоронившись под обвалами. Чонгук молча позволяет вести себя безвольной куклой, а в мыслях вертится вопрос, который он когда-нибудь задаст Чимину.

«Кто мы друг для друга?»