Многие зимние дни я провела за книгами и дневником у низенького окна. Взгляд то и дело в задумчивости обращался к чернеющей среди снегов полоске леса за рекой. Неслучайная встреча привела меня в непростое место.

Место, где нет ничего. Только звенящий снежный покой да ветер. И чудится иногда, будто время здесь застыло и весна не придёт вовсе. Зимний сон окружающей природы величественен и непоколебим. От него веет вечностью и смертью. А с таким-то соседством всегда ярче сны и чувства. Многое воспринимается на грани, остро, ясно…

И мы с Владом ещё не раз спорили, срывая голос и стремясь доказать друг другу неправоту. Я делала это из вредности, опровергая его догматизм, хотя могла бы прекрасно себя чувствовать поступив как обычно, приняв истину такой, какая она есть. Он же свято верил в правоту своего учителя и друга, временами походя на фанатика. Такая преданность вызывала у меня раздражение. Ведь я по-прежнему помнила о том, чем всё закончилось в последний раз.

Иногда я искренне и так по-человечески удивлялась тому, что он ещё не выгнал меня и не отправил домой.

А правда была в том, что не посмеет он меня выгнать. Пусть он ничего не помнит, но я словно его самая дурная и пагубная привычка, от которой он не в силах отказаться. Поэтому сам не отпустит никуда, да ещё и посреди зимы. Только если ненадолго и из необходимости, как и случилось незадолго до моего дня рождения.

Узнав, что близится такой знаменательный праздник, Влад вручил мне список и деньги со словами, что мы обязаны отметить. И отчасти я была даже рада снова оказаться в городе, а заодно наведаться домой, чтобы взять что-нибудь из вещей. Но где-то в глубине души во мне поселилось странное беспокойство.

Уезжая на вечернем автобусе, я поймала себя на навязчивой мысли. Казалось, что без меня случится что-то плохое, и это беспокойство только усилилось, когда автобус проезжал мимо большого городского кладбища.

Я не стала просить меня высадить, подобно героине какого-нибудь фильма, просто решив, что сделаю все необходимые покупки сейчас, а утром вернусь пораньше на первом пятичасовом автобусе. Пусть и идти придётся через полгорода, и вставать часа в четыре.

Дома меня не особо ждали. Отца не было, а у матери был особый гость, ради которого она не стала устраивать мне допросов и выволочек. И, спокойно собрав вещи и приняв ванну, я отправилась спать в комнату, всё ещё считавшуюся моей.

Нырнув под одеяло, я надела наушники и включила кассету с треками из одного нашумевшего в то время фильма. Лишь на краткий миг задержав взгляд на изображении сыгравшего там актёра, я подумала, что он напоминает моего брата. Почему, не поняла толком сама и заснула, больше не цепляясь за эту мысль.

Мне снились безмолвные зимние просторы. Чёрное с белым, разбавленное серыми сумерками. Ощетинившаяся иглами застывших волн река и одинокая фигура человека, шагающая к проруби, ещё не успевшей затянуться ледяной коркой. И не удивительно. Я сразу узнала это место. Здесь мы с Владом брали чистую воду.

В руках у человека были какие-то верёвки с крючками, глядя на которые, я испытала дикое волнение. Мне захотелось окрикнуть его, заставить повернуть назад, но голоса не было. Всё что я могла — только наблюдать за тем, как он разматывает верёвку, погружая её в воду. Но чем больше её уходило вглубь, тем сильнее она натягивалась в его руках.

Вдруг последовал резкий рывок, и верёвка сорвалась, одним из крючков зацепив горе-рыбака за штанину и утаскивая его под лёд.

Совершенно забыв о том, что не могу даже окрикнуть его, я бросилась на выручку. Но мои пальцы прошли сквозь руки мужчины, не встретив никакой преграды. Тогда я, подчиняясь некому наитию, нырнула в тёмные речные воды, не испытывая никаких трудностей в связи со стремительным течением. И тогда я увидела чьи-то руки с бледно-синей кожей. Они тянули верёвку, уходящую во тьму речной глубины.

Размахнувшись, я что есть силы ударила по пальцам, заставляя их разжаться.

Но радоваться было рано: мужчина ещё не выбрался на лёд, а из темноты передо мной предстало искажённое злостью лицо самой настоящей утопленницы с длинными чёрными волосами, зловеще колыхающимися по течению, будто на ветру.

Она потянулась ко мне своими скрюченными от злости или холода пальцами, но вдруг отпрянула и исчезла во тьме. А тем временем человек выбрался на лёд, отцепив от себя злосчастную верёвку с крючками. Осознав это, я неожиданно почувствовала, насколько сильно колотится собственное сердце, и проснулась.

Часы показывали одиннадцать. Понимая, что сейчас точно не усну, я поплелась на кухню греть чайник.

Возможно, оно и к лучшему, что мне пришлось уйти отсюда. Этот дом слишком сильно напоминает мне о Локи и Сью. Мне даже порой казалось, будто призрак маленькой девочки лишь тихонько притаился где-то рядом, а стоит мне зайти в свою комнату и остаться в одиночестве, я увижу своего зеленоглазого бога.

Только слишком многому теперь суждено навсегда остаться в прошлом. Однажды всё проходит — как дурное, так и хорошее. А найдём ли мы свою частицу вечного, зависит от нас самих.

Я так и не сумела уснуть той ночью и возвращалась к Владу, чувствуя себя совершенно разбитой.

Открыв дверь маленького вагончика, я прошла внутрь и, поставив у порога пакеты с покупками, обнаружила, что Влада нет. Зато нашёлся на кровати крупный чернющий кот, щурящий на солнце свои яркие жёлтые глазищи. А на столе лежала короткая записка.

Утонул в проруби, реинкарнировал в кота. Прошу любить и жаловать. Влад.

Я даже невольно зарычала в тот момент, выскакивая наружу с зажатой в руке бумажкой.

Замерев посреди улицы, я прикрыла глаза, прислушиваясь к окружающим звукам. Из недостроенного здания поблизости раздался шорох, словно кто-то наступил на мелкий камешек. Видимо, шутнику самому не терпелось выбраться из своего укрытия. Но я не спешила и, мягкой походкой приблизившись к зданию, снова замерла.

Солнышко припекало сегодня довольно ощутимо, ветра не было, и я могла позволить себе простоять вот так ещё немало времени. Я прекрасно знала о том, что на стройке сыро и холодно.

Снова раздался нетерпеливый шорох, и я едва сдержала улыбку, собираясь мучить этого весельчака до победного.

Наконец у Влада сдали нервы, а возможно, он действительно там замёрз и вышел на улицу.

— Ну что, испугалась? Поверила? — рассмеялся он.

— Вот ещё чего, — я демонстративно фыркнула. — Даже в шутках своих нужно быть логичнее. Ну кто поверит тому, что ты превратился в кота за одну ночь, да ещё и после такой записки. Её, кстати, кот должен был написать?

Я повернулась, чтобы уйти, и услышала тихое:

— А я ведь и в самом деле чуть не утонул вчера вечером.

Закусив губу, я чуть не сказала «знаю», но вместо этого лишь проворчала:

— Я тебя предупреждала насчёт зимней рыбалки, но ты вечно меня не слушаешь.

— Тебе совсем безразлично…

Отвечать ничего не хотелось. Да и не пришлось, поскольку за воротами раздался какой-то шум. Оказалось, что нас решили навестить Александр и Валентина.

Как обычно, сделав вид, что я слишком сильно увлечена чтением, я настороженно прислушивалась к разговору Влада и Александра. Один рассказывал другому о вчерашней неудачной рыбалке и о том, как чудом удалось спастись.

— А ты, думаешь, благодаря кому ты спасся? — вдруг поинтересовался Александр, и мне пришлось навострить уши ещё сильнее.

У Влада не возникло даже вопросов о том, кто ему помог. Больше всего его волновало, как это произошло. И Александр ответил ему в привычной вальяжной манере завзятого позёра.

— Да ты знаешь, мне пришлось один ритуальчик провести. Теперь ты мой должник, — сказал он, рассмеявшись.

— Без вопросов, — откликнулся Влад, и внутри у меня словно что-то оборвалось. Я не любила поражения, да ещё и такие. И от того, что я сама виновата, ничего не рассказав сразу, не легче. Хуже даже.

Но поверил бы он мне? Сейчас уже точно не поверит, да ещё и Александру расскажет.

Уняв поднимающуюся внутри волну негодования, я снова уткнулась в книгу, стараясь сконцентрироваться на тексте. Время покажет, кто из нас прав. А я умею ждать.