Зереф даже после смерти не переставал портить им всем жизнь. Нет, не в смысле того, что его демоны и прочие изобретения все еще были разбросаны по миру и периодически тут и там всплывали, устраивая хаос и бедствия.
Проблема была в другом.
В Нацу.
В книге ЭНДа, которая все также являлась частью него самого, и в ней был весь Нацу Драгнил со всеми его заморочками.
То ли Зереф не планировал так далеко зайти, то ли еще что, но, несмотря на то, что Нацу был ребенком и даже активно рос в свое время по всем человеческим законам, примерно к сороковому году жизни Нацу осознал, что перестал стареть где-то в районе тридцатника.
Они все дружно вскрыли тот фолиант, и стало ясно, что в письменах, содержащих в себе буквально все о Нацу Драгниле, действительно не было ни слова о старении.
Там было написано о его характере, привязанностях, о том, что потенциал его роста безграничен. Но не жизни. Книга постоянно писала саму себя. Но конца у нее не предвиделось.
Тогда Нацу подумал, что это классно, на самом деле, он никогда не станет дряхлым немощным стариком, и действительно, зачем Зерефу, который желал вернуть брата из мертвых, делать его жизнь такой хрупкой.
Жизнь мага может быть удивительно долгой, все зависит от силы и типа магии. Варрод Секвин пережил всех своих товарищей, хотя на момент его встречи с командой Нацу ему было не меньше ста двадцати пяти лет. И он все еще был бодрым стариком, хоть магия его все больше и больше забирала его тело себе. В последний раз Нацу видел его, когда в одном пустынном крае все внезапно взорвалось зеленью на многие-многие километры — этим оазисом стал сам Варрод. Нацу с ребятами пришли тогда оказать последние почести одному из основателей гильдии. Последнему из них.
Нацу жил счастливой жизнью, пусть со временем им стало сложнее выбираться всей командой на задания: то Грей своих детей и учеников на севере мучает, то Эрза дернула мочить темные гильдии вместе с Джераром, то еще что-нибудь.
Страшно ему стало, когда в волосах Люси появились первые седые нити, а в уголках глаз и губ залегли небольшие улыбчивые морщинки, выдававшие в хозяйке лица веселую леди. На ее светлых волосах было плохо видно, но Нацу знал Люси.
Люси смеялась, что у нее в волосах теперь и солнце, и луна, подтрунивала, мол, скоро, Нацу, тебя моим внучком считать будут.
Но, когда она думала, что Нацу ее не видит, Люси грустила. Люси смотрела часами на себя в зеркало, разглядывала старые рисунки Ридуса. Застывала за работой над очередной книгой, разглядывая свои аккуратные ладошки и знак гильдии на чуть морщинистой коже. Она становилось старой, а Нацу — нет. И это ее угнетало, как и приближение неизбежного.
Нацу продолжал ее любить: она все также была красива, и Нацу видел это, потому что красота ее никогда не шла лишь снаружи. Люси ему нравилась душой.
Остальным ребятам везло чуть больше, драгонслееры, Грей и Мира не были отчасти людьми и старение их немного, но щадило. Водное тело Джувии также уравнивало их с Греем шансы встретить старость одновременно, хотя Нацу было немного жутковато думать о том, что будет с ней, если все пойдет по пути Варрода. Особое происхождение Эрзы можно было считать хорошей наследственностью, но у нее были свои страхи, вроде того, что когда тебе двадцать, семь лет разницы ощущаются как пшик, а после тридцати — это страх, что твой муж уйдет раньше тебя.
Первой ушла Люси. Это был яркий солнечный день. Она подслеповато щурилась, потому что долгие занятия письмом обернулись для нее испорченным зрением. Она смотрела на Нацу и улыбалась. Ее белые волосы тонкими прядями разметались по подушке, практически сливаясь с ней.
Их с Нацу спальня была полна людей, но сил кричать на толпу гостей, как она это часто делала в былые времена, у нее не было. Как и сил на то, чтобы подняться с кровати, поесть, и даже глотала воду она с усталостью на лице. Тут же были и духи: хоть они и выслушали последние наставления, поговорив с бывшей хозяйкой наедине, но они все-таки остались здесь, чтобы проводить ее в последний путь. Плю привычно дрожал, издавая эти свои странные звуки, усевшись на колени к хозяйке. У Люси не было сил даже на то, чтобы погладить его. Ее пальцы дергались, чуть сжимая пуховое одеяло, но она не могла поднять руки.
Ребята из гильдии и союзники тоже были здесь, кто успел просочиться в спальню, кто стоял в коридоре, а самые невезучие были на улице.
Люси улыбалась, шутила сиплым полушепотом, а Нацу только и мог умолять ее поберечь силы.
Он, каким-то чудом державшийся с тех пор, как ей стало хуже, разревелся, как ребенок, когда Люси сказала:
— Пора, — она улыбалась, и была прекрасна, как всегда. — Я помню тот день, когда влюбилась в Лже-Саламандра из-за его дурацких чар, а ты их разрушил, и кто же знал, что мое сердце украдет оригинал, — она засмеялась, и смех ее очень скоро перерос в кашель. — У меня было много счастливых воспоминаний за эти долгие годы, но самым драгоценным всегда был тот погром, что мы устроили в Харгеоне. Ты взял меня, почти незнакомую девушку, за руку и сказал: Ты же хочешь в «Фейри Тейл»? — она смотрела на него, ласково, с вынимающей сердце любовью. — Спасибо тебе, Нацу. Посмотри вокруг: все это, вся моя наполненная смехом и счастьем жизнь — твоя заслуга. Я не боюсь умирать, Нацу, потому что ты научил меня быть храброй, — Люси попыталась взять его за руку, и Нацу тут же подхватил ее маленькую ладошку, провел пальцами по знаку гильдии на тыльной стороне. — Я боюсь тебя оставить, — говорит она, слабо сжимая его пальцы. — Поэтому пообещай мне… Нацу, — ее голос угасал с каждым словом, срываясь на хрип. — Обещай делать поменьше глупостей, не ешь всякую ерунду и живи полной жизнью, а если встретишь кого-нибудь… не считай меня якорем. Драконы должны свободно летать в небе.
Нацу тогда качал головой яростно, и зрение, затуманенное слезами, ненадолго прояснилось, чтобы он успел увидеть тот момент, когда отяжелевшие веки Люси опустились навсегда.
Нацу даже под пытками не смог бы вспомнить похорон. Все было как в тумане, наверное, Люси, маленькая и худая, лежала в гробу, неестественно бледная с мертвенной улыбкой на губах. Нацу не кричал, что он не верит, что это Люси, он просто стоял там, не живой от оглушительной потери. Вперившись невидящим взглядом куда-то в сторону будущей могилы, и в голове его было пусто.
Время не остановилось. Это была не первая смерть в гильдии, на самом деле, просто Люси была первой потерей их команды.
До следующей потери было лет двадцать.
Это была Эрза, и это было нелепой случайностью. Эрза всегда сражалась, выкладываясь на полную, не боясь ран и боли. Но забывала, что она уже не та, что прежде. Это были очередные последователи какого-то демонического культа, их было много, а Эрза истратила больше сил, чем могла себе позволить. Восстанавливалась она не так быстро, как ей хотелось. Когда-то дедуля мог умереть от такой массивной потери сил, не собери Мистган его энергию, а теперь это случилось с Эрзой. Она уснула в лазарете, и не проснулась. Магическая недостаточность. Не пережила она своего мужа, несмотря на семь лет разницы. Джерар продержался без нее три года, полных безрассудства и ненависти к любой из существующих темных гильдий. А после также случайно погиб, пропустив удар, оказавшийся для него фатальным.
Похороны Эрзы Нацу запомнил. Они были именно такими, какие себе пророчила Эрза, оказавшись в лакриме. Эрза однажды рассказала им. Нацу смотрел на еще вполне себе бодрую женщину, алый цвет волос которой еще не успела победить седина, хоть ее и было уже столько, что издалека можно было счесть, что она потерянная сестра Нацу. Нацу ненавидел эти похороны. Нацу ненавидел спокойное, будто спящее, лицо Эрзы. «Ты не должна была умереть, ты не должна была умереть сейчас, ты не должна была умереть вот так!» — крутилось у него в голове.
Ему хотелось схватить ее за плечи и растрясти. Это же Эрза, сражавшаяся вопреки всему, как она могла проиграть смерти? Да эта дама должна была с позором покинуть поле боя!
Грей предусмотрительно держал его за плечо, больно впившись пальцами, но Нацу был ему благодарен за это. Эта боль удерживала его в реальности.
У Грея было равнодушное хмурое лицо и покрасневшие белки глаз. Не спал и тоже много плакал, но собрал себя в кучу для церемонии. Он стоял слева от Нацу, а справа держалась Джувия, не стеснявшаяся плакать при всех. Если бы Нацу дернулся в сторону гроба, она бы помогла его удержать.
Нацу не завидовал никогда Грею, соперничал, злился, но не завидовал. Но сейчас, в голове, как некстати всплыло осознание, что вот он Грей, а рядом с ним — Джувия, его любимая жена, после похорон они вернутся в дом, где будут сидеть в обнимку, вместе переживая горе. А через несколько десятков лет они оба имеют шанс умереть с минимальным разрывом.
А Нацу уже потерял Люси, его ждет холодный дом: все дети уже давно съехали, только дочь, жившая буквально по соседству, захаживала каждый день, когда он не был в гильдии или на задании. И Нацу технически бессмертен. Его не ждет смерть от старости или истощения магических сил, потому что он не состарится, и скорость его восстановления достойна того, от чьей руки собирался умереть Зереф.
Знакомых лиц в гильдии становится все меньше: кто отходит от дел, кто погибает.
В какой-то момент Нацу понимает, что от старой гильдии остались лишь Грей, Джувия, драгонслееры и иксиды. И то первые двое больше уже на север перебрались, приезжая лишь изредка, потому что Грею стало неудобно жить без большого количества холода. Обычно старики наоборот вылезают на солнце и тепло, мрачно шутил Нацу. Мрачно, потому что это уже не смешно было. Но он понимал: Грею стоит снежок сожрать — и сил прибавилось. Несмотря на все такую же неуемную тягу к исследованию мира, борьбе с демонами и обучению детей магии созидания льда, Грею было далеко за сотню, хоть ему с трудом давали и шестьдесят (он шутил, что на холоде все хорошо сохраняется). И это был явно не тот возраст, когда следует игнорировать позывы тела и души.
Они часто перезванивались, и чем больше времени проходило между их встречами, тем больше Нацу паниковал, названивая ему по лакриме иногда по нескольку раз в день. Грей был живучим засранцем, но и он был смертен.
Но беда пришла с другой стороны.
В один прекрасный день к нему подошел Лаксас.
— Не буду бродить вокруг да около. С сегодняшнего дня ты — десятый мастер «Фейри Тейл».
— А ты? — тупо спросил Нацу, не понимая, что, зачем, на кой черт…
— Не поверишь, — усмехается Лаксас, старение не сделало его похожим на деда особо, только глазами, разве что, он был все такой же рослой крепко сбитой бандурой. И энергии в нем было хоть отбавляй. — Надоело.
Нацу верил.
— Почему я?
— Во-первых, после меня, ты тут дольше всех, ты знал первую, пинал второго, доставлял проблемы деду, слышал как я орал на Макао за то, во что он за семь лет превратил гильдию, видел, как сверкали пятки Гилдартса, когда тот сбежал, чтобы не быть мастером, и даже помнишь стройку под руководством Эрзы-мастера. Про себя уж молчу. Ты знал всех. И ты знаешь, какой должна быть «Фейри Тейл». А во-вторых, ты условно-бессмертен, и до задницы силен, так что я могу оставить гильдию на тебя, зная, что ты хрен куда дерешься.
— Ты будешь здесь? — интересуется Нацу.
— Неа, — пожимает головой Дреар. — Пойду странствовать. Сначала навещу могилы мастеров, потом зайду в оазис Варрода. Погощу у Фуллбастеров. И пойду куда глаза глядят.
— Отличный план, — кивает Нацу. — Я понял. Хорошей дороги, Лаксас, постарайся, чтобы я тебя спустя полвека не нашел случайно в темной гильдии. И… Если ты решил покинуть «Фейри Тейл», помни, во-первых, ни за что и никогда не разглашай чужакам секреты гильдии. Во-вторых, не смей связываться с бывшими заказчиками и зарабатывать на них, — Нацу печально улыбался, — И, наконец, пусть наши пути и разошлись, ты всегда должен быть сильным и заботиться о себе, помни своих друзей — и живи полной жизнью!
Лаксас улыбался тоже.
— Я буду писать иногда, надо же мне знать, что ты не сжег гильдию, — замечает Дреар.
— А сожгу — вернешься? — уточняет Нацу.
— Только посмей.
Лаксас машет на прощание рукой.
Нацу хочет верить, что они еще увидятся. И не как когда-то увиделись дедуля и второй.
Лаксас пишет ему, иногда они созваниваются по лакримам. Быть мастером сложно, сложнее, чем казалось со стороны, когда все, что ты видишь это любовь вокруг, посиделки в зале целый день. Есть нескончаемая бумажная волокита, болезненные тычки от совета в дела твоих людей. И просто Нацу всех их любит, своих юных друзей, что мысли о том, что он потеряет их, как и старых, ранит. Гажил, Венди, Хэппи, Чарли и Пантерлили, впрочем, были еще здесь.
А Фуллбастеры покинули этот мир в один из апрельских хмурых дней. Нацу тогда забегался, и совсем забыл о том, чтобы трезвонить целыми днями Грею.
Нацу понял, что дело плохо, когда к нему в кабинет заявился старший сын Грея с тем же лицом, что было у его отца на похоронах Эрзы.
Он сделал пару ломких неверных шагов и упал на кресло для посетителей.
— Мамы и отца… больше нет, — сказал он сипло, еле выговаривая эти слова дрожащим одеревеневшим ртом.
Нацу даже не сразу понял смысл этих слов.
— Как — нет?
— Отец… вы, наверное, знаете, Нацу-сан, — о, вежливость в этом парне (которому тоже под сотню лет уже, правда) была от матери. — Ему было в последнее время не хорошо. Он в юности много курил, вы знаете, и это ему аукнулось. Он поэтому и переехал на север Исвена, к горам и морю, там ему дышалось легче.
Нацу не знал. Вернее, он знал, что для Грея возвращение на родину не было блажью, но что со здоровьем у него было что-то не так…
Этот гаденыш молчал! Знал, что умирает — и молчал!
— А… Джувия?
— Мама… нашла его первой. Сердце не выдержало, — говорит сын Грея, и слезы у него все-таки прорываются. Но Нацу не собирался над ним смеяться или укорять, он сам уже оплакивал смерть лучшего друга.
Черт, если бы он позвонил, он бы мог, наверное, понять, по задыхающемуся голосу Грея, что что-то не так, приехать и…
…
Чертов засранец! Милосердный.
Нацу вздыхает.
Грей избавил его судьбы смотреть на еще одну смерть, трястись в ожидании неизбежного, ловить последнюю угасающую искру жизни в чужих глазах.
Грей был до конца лучшим другом.
Он даже избавил его от необходимости видеть еще два гроба.
Нацу всегда считал обычаи Исвена диковатыми и привлекательными, но то, как там хоронили важных людей, а Грей, который за двести с небольшим лет жизни обучил кучу людей, давно стал кем-то вроде главы клана ледяных созидателей, если такое могло быть… И вся эта толпа благодарных учеников, дети, внуки, правнуки и так далее… Грей был бы рад их всех видеть, а то жизнь хорошенько их всех разбросала. Он жаловался, что скучает по всем.
Грея не ждала могила, лишь обелиск, установленный над морем. Грея ждало последнее плаванье на старинном Исвенском корабле с драконом на носу. Они с Джувией лежали на палубе, оба уж совсем седые, но все еще узнаваемые. Они держались за руки, тесно переплетя пальцы. Вместе, как и должно быть. Вместе, как Нацу хотел бы уйти вместе с Люси. Вместе. Нацу помнил, как еще неделю назад Джувия старческим надламывающимся, но все еще журчащим голосом обещала к следующему визиту испечь… что, Нацу не помнил, но помнил, что его ждали. А где-то на фоне посмеивался Грей, играя не то с правнуком, не то с пра-правнуком (Нацу не мог вспомнить, сколько «пра» нужно добавлять уже).
Нацу уже не надеялся, что это шутка. Надежды у него давно уже не было.
За его спиной тихо всхлипывала дочь Грея, и мрачно стояли остатки старой «Фейри Тейл».
Нацу поджег корабль, и тот отплыл.
Наверное, в этом было что-то поэтическое. Здесь верили в силы природы. И отдать тело важного человека природе…
Корабль был сделан из дерева — дара земли.
Море, готовое принять их в свои объятия.
Ветер гнал пока еще целый парус — дар воздуха.
Огонь, поглощающий все.
Море — очень подходящее место для водной волшебницы и ледяного мага.
Грей ушел, не прощаясь, как всегда, а Джувия — пошла с ним, не спрашивая, куда, тоже — как всегда.
Они были верны друг другу и себе до самого конца.
Его мокрые щеки нещадно кусал жестокий северный ветер.
Каждый день Нацу — годовщина чьей-то смерти.
Однажды и Лаксас не выходит на связь.
Найти его лакриму было несложно, а дама, у которой она осталась, поведала Нацу о гибели девятого Мастера «Фейри Тейл». Хотя Нацу и сам после случившегося с Греем перерыл все записи Полюшки, чтобы найти хоть какие-то намеки на недуги оставшихся друзей. У Лаксаса было слабое здоровье в детстве и мощное поражение колдовской чумой Темпесты. И возможная предрасположенность к болезням сердца от деда.
Сердце. Да.
Великий Лаксас Дреар, маг из десятки святых, умер от сердечного приступа в доме, где остановился во время своего бесконечного путешествия.
Лучше бы это была темная гильдия — думает Нацу.
Он перевозит его останки на Тенрю. К деду, обелискам первой и второго, могилам четвертого, пятого и седьмой. Называть их номерами проще, чем сказать, что к Макао, Гилдартсу и Эрзе.
Гажила тоже настигают побочки бурной молодости. Он растворяется однажды в молочном тумане осеннего промозглого утра, и Нацу, сколь бы ни искал, так и не находит ни следа. Гажил тоже был отличным другом.
Венди была с ним дольше всех из людей. Но и она не бессмертна, хотя ее небесная магия, пусть и не могла прямо на хозяйку воздействовать, все-таки ее поддерживала.
— Нацу-сан, — говорит Венди, и ее голос все так же нежен. — Как небесный драгонслеер, способный взывать к душам драконов, сейчас я слышу их зов, они зовут меня. Пусть я и хорошо себя чувствую, но я больше не смогу быть здесь.
Она ласково гладит его по волосам, как это когда-то делала Эрза. Ее собственные — когда-то цвета вечернего неба, были белыми, словно снег. Венди была стара, и старость ее забирает.
— Простите! — говорит она, и Нацу улыбается, в голове его эхом раздается голос маленькой девочки, извиняющейся за то, что она не умеет разрушать.
— Чарли знает, сколько тебе осталось?
— Знает. Это случится завтра вечером. Сегодня мы с ней весь день проведем вместе, прощаясь. А завтра я бы хотела побыть с тобой, Нацу-сан. Вспомнить все. Смеяться над старыми шутками.
— Конечно, Венди, — кивает Нацу. — Все для тебя. Только скажи мне, они говорят, что там дальше?
— Не говорят. Но я верю, что там все, что мы заслуживаем.
— Как Рай и Ад?
— Нет. Другое. Не знаю, как объяснить. Просто место, где свободные от оков тела мы сможем сделать все, что захотим.
— Тогда мое место будет выглядеть как гильдия, только там будут все. И Люси снова бодрая, и Эрза — строгая и серьезная, Джерара тоже прогонять не будем. Грей опять где-нибудь вещи потеряет, а Джувия будет разрываться между поисками его шмота и попытками закрыть глаза каждой девушки в гильдии. Дедуля будет пить свое пиво, а Лаксас с Райджиншу — заниматься своими таинственными командными делами. На сцену выйдет Мира…
— Так все и будет, — улыбается Венди. — Только не надо искать его специально.
Венди и впрямь умирает на следующий день, тихо и безболезненно. Ей было чуть-чуть за четыреста лет.
Пантерлили и Чарли уходят к родичам.
У Нацу остается только Хэппи. Иксиды живут очень долго. По словам тех, что постарше, вроде родителей Хэппи, тот должен был познакомить их с Чарли на пару сотен лет позже.
Ни о каких полетах речи больше не шло. Нацу трясся над ним, как не трясся, когда тот был яйцом. Хэппи даже передвигался либо у него на плече, либо — на руках.
И все-таки…
Однажды Нацу привычно просыпается в слишком большой для одного кровати, которая за столько лет уже не хранит ничего от Люси. Нацу уже не помнит, сколько раз чинил ее, как и все в этом доме.
О, он так яростно цеплялся за прошлое, в котором у него была семья — настоящая и духовная. Сейчас он заботился о гильдии скорее по привычке, а своих потомков даже узнать бы не смог.
Он так яростно боролся за каждый кусочек прошлого.
Нацу сел, потянулся, и что-то тряпичное, синее, тяжело шлепнулось о ковер, соскользнув по натянувшемуся одеялу.
Нацу похолодел.
То был Хэппи с седоватой мордочкой, будто бы голубая шерстка покрылась инеем. Он не двигался и не дышал, лежа в неестественной позе.
Нацу похоронил его во дворе, чувствуя тупую пульсирующую боль там, где все предыдущие годы не выжгли пустоту.
После дочери, которая решила оставить себе только один ключ матери, этот самый ключ отошел Нацу. И до сего дня он лежал-пылился в столе.
— Царя зверей откройтесь врата — Лев! — голос Нацу сипит. Он никогда не вызывал духов зодиака, да и обычных тоже — тогда Плю был скорее шуткой, чем правдой.
— Я уж не чаял, что меня призову… Нацу? — Локи выглядит прежним. Нацу смотрит на него и не может насмотреться. — Похоже, у тебя выдалось непростое времечко, Нацу.
Еще бы, выглядел он, наверное, обезумевшим. Не спавший несколько дней, лохматый, как черт, с лихорадочно горящими глазами, налитыми кровью.
— Они все умерли, все! — говорит Нацу, неловко плюхаясь на кровать. — Все… Все… Все… — он качается из стороны в сторону.
Пока у него оставался хоть кто-то, у него были силы идти дальше, но сейчас…
— Я понимаю. Я живу не одно тысячелетие, и столько моих хозяев и хозяек погибло. Я любил их всех, по-разному, может, но всех без исключения.
— Возьми меня с собой! — выпаливает Нацу. — Я вас всех знаю, и вы не умрете! Я хорошо себя чувствую в вашем мире! Вам не нужен случайно дракон? Хоть шарф? Я буду кем угодно, просто не здесь. Я не могу больше. Я столько лет смотрел, как один за одним, один за одним они уходят туда, куда мне нет пути. Не оставляй меня!
— Нацу, — мягко говорит Локи. — К нам тебе тоже нет пути, мы — то, что сотворили человеческие магия и воображение, когда человек поднял взгляд в небо. На небе уже все организовано.
Сердце Нацу падает.
— П-понял. Извини.
— Нет, это ты меня прости, что оставил тебя в этом положении, я же все еще член «Фейри Тейл». Носи мой ключ с собой, и я буду выходить к тебе. Раз уж мы оба бессмертны, то ты будешь неплохим для меня хозяином.
Локи и впрямь выполняет обещание.
Только Нацу от этого уже ни жарко, ни холодно. Он перегорел. Та вспышка была последним его огнем. И больше в нем не осталось ничего.
В один прекрасный летний день Нацу нежно проводит рукой по корешкам книг Люси, единственным физическим свидетельствам существования Люси кроме могилы. Выуживает притаившуюся среди них книгу ЭНДа.
Найти действующий вулкан было непросто, но Нацу справился.
— Я дома, — сказал он, стоя на краю жерла. И бросил книгу вниз в поток лавы.
Люси снова бодрая, и Эрза — строгая и серьезная, Джерара тоже прогонять не будем. Грей опять где-нибудь вещи потеряет, а Джувия будет разрываться между поисками его шмота и попытками закрыть глаза каждой девушки в гильдии. Дедуля будет пить свое пиво, а Лаксас с Райджиншу — заниматься своими таинственными командными делами. На сцену выйдет Мира…
Ах… хотелось бы.