Чимин идёт между домами, надеясь скорее попасть домой. Вокруг темно. Только одинокий фонарь вдалеке освещает жалкий клочок земли: все остальные давным-давно перегорели. Но Паку не страшно. По крайней мере, он пытается себя в этом убедить, ведь иначе справиться точно не сможет. Иначе он прямо здесь в снег упадёт и больше не встанет. И тогда, возможно, для него этот день станет его последним. А он, вообще-то, был не из лучших, так что последним ему в действительности лучше не становиться.
Никто так свою жизнь закончить не захочет: выжатым, как лимон, с синяками под глазами и едва движущимися конечностями. Нужно обязательно умереть красивым. При всём параде. С идеальной укладкой, красивым макияжем и, конечно же, в своей лучшей одежде. Чтобы все запомнили тебя прекрасным и сокрушались, как же рано ты покинул этот мир. И не важно, что при жизни ты был дерьмом из канавы, которое обходили десятой дорогой. И не важно, что на похороны к тебе, в целом, и прийти-то некому.
Где-то рядом раздаётся взрыв. Чимин вздрагивает от неожиданности, едва не падает, но почти сразу расслабляется и бредёт дальше. Кто-то пускает фейерверки.
Они продолжают греметь где-то на фоне, но Чимин уже не обращает на них никакого внимания. Раньше бы он обязательно остановился и полюбовался. Без сомнений, раньше бы один единственный фейерверк сделал его день чуточку лучше. Раньше бы он улыбался до ушей, наверное, даже смеялся и громко кричал: «Посмотри! Посмотри, как красиво!» Но то — раньше, а сейчас Чимин и забыл, что через пару часов Новый год. Мама бы удивилась, если бы увидела его сейчас. «Разве это мой сын? Мой жизнерадостный мальчик, который верит в сказки?»
Проблема в том, что Чимин больше не верит. Не то чтобы отказывается — просто больше как-то не получается. Так бывает. Ты вырастаешь, что-то переосмысливаешь, и сказки остаются просто сказками. Стоят на полках, лежат в коробке в библиотеку. Но точно не происходят в твоей жизни. Только не в твоей.
Щеки касается что-то холодное, но Пак не обращает на это внимание. Прикосновение повторяется. Ещё раз и ещё, словно не желая отступать, стремясь обратить уже внимание Чимина на что-то, кроме его невеселых мыслей о собственной жизни. Он наконец поднимает голову, чтобы понять, что происходит, и так и застывает.
«Снег пошёл», — как-то заторможено думает он, вглядываясь в свет фонаря, к которому уже успел подойти. На его фоне снегопад кажется особенно красивым. Таким, какой Чимин всегда любил разглядывать. Хоть часами.
— …мин, ты, что, плачешь?
Пак резко оборачивается и отскакивает назад, готовый постоять за себя. Он слишком поздно понимает, что на это действие ушли почти все оставшиеся силы. К счастью, окликнул его всего лишь Намджун.
— Чимин? — Ким выглядит обеспокоенным и приподнимает руку, будто желая коснуться Чимина, но почти сразу опускает её. Он думает, что Чимину это не понравится. Он думает, что ещё не время. Он думает, что Чимин вообще не хочет его видеть.
— Нельзя так людей пугать!
Голос Чимина звучит резко, но звонко, словно он немного… обрадовался? Намджун думает, что Чимин обрадовался просто тому факту, что его встретил он, а не какой-то маньяк или извращенец. Хотя самого себя Джун не извращенцем назвать не мог.
— Ты плачешь? — повторяет Ким, вглядываясь в лицо, больше неосвещенное фонарём.
— Ха? — Чимин проводит замёрзшими пальцами по щекам, убирая с них влагу.
«И правда заплакал. Сам даже не заметил», — думает Пак, а вслух произносит лишь:
— Просто снег.
«Просто снег», — повторяет он уже мысленно, пытаясь самого себя убедить в собственной лжи. И плевать, что несколько секунд назад он самому же себе признался, что плакал.
Чимин думает, что он очень убедительно врёт.
Джун не верит его словам совершенно.
Но виду не подаёт. Думает, что Чимин сам расскажет, если захочет. Но сам же понимает, что тот не захочет.
В неловкой тишине Пак разглядывает свои пальцы, на которых уже не осталось слёз, а Ким — его самого. Пожалуй, ему больше всего хочется прямо сейчас притянуть Чимина к себе и больше не отпускать, никогда. Целую вечность держать его в своих руках и просто оберегать. Но… как-то это не к месту, как-то не вовремя. Впрочем, как и всегда.
— Новый год скоро. Ты почему на улице, а не дома? — не выдерживает тишины Намджун.
— А ты? — Чимин как-то неловко отрывает взгляд от своих пальцев и смотрит на Джуна.
В этот момент он кажется особенно беззащитным. Он шевелит только глазами и совсем немного головой, всем остальным телом оставаясь неподвижным, и Ким невольно сравнивает его с фарфоровой фигуркой. Слишком хрупкий, слишком дорогой, слишком… не для него. Намджун снова хочет обнять его, хотя бы просто коснуться, но боится, что Чимин не выдержит, распадётся на миллионы осколков — и не соберешь его потом.
Поэтому Джун стоит. Молчит. И смотрит так нежно, будто одним взглядом пытается выразить все те противоречивые чувства, которые бушуют у него внутри. А потом вспоминает, что так и не ответил на вопрос:
— Мне не с кем встречать.
— Мне тоже, — Чимин улыбается и наконец отмирает, подходя к Киму чуть ближе. — Какое счастливое совпадение.
***
— А как же Тэхён? — спрашивает Намджун, расставляя на небольшом столике бокалы и простенькую закуску, которую они вдвоём сумели сделать в кратчайшие сроки. На часах — уже без пятнадцати двенадцать, а по телевизору уже совсем скоро начнется речь президента. Они успевают.
— Он уехал к родителям, — Чимин пожимает плечами, пытаясь придать себе как можно более беззаботный вид. Его это не волнует. Ни капельки.
— А ты чего не поехал?
Паку хочется цокнуть и закатить глаза. Чёртов Намджун задаёт совсем не нужные, неуместные сейчас вопросы. Слишком правильные, если быть честным. Настолько правильные, что Чимину не хочется отвечать. Потому что тогда придётся открывать душу. А он потерял ключ.
Но Джун может изготовить новый…
— У меня тренировки.
…правда, Чимин об этом не знает.
Спустя бутылку шампанского, которую практически единолично прикончил Чимин, и полбутылки виски, которую, в свою очередь, почти в одиночку выпил Намджун, последний не выдерживает:
— А если — честно?
— Я не хотел… — вздыхает Чимин: он больше не может держать всё в себе, он не хочет держать всё в себе, — навязываться? Быть лишним? Что в семье Тэхёна, что в своей собственной. Я знаю, что накручиваю себя и всё на самом деле не так, но…
Чимин ненадолго замолкает, будто набираясь смелости. Ему действительно нужна смелость, чтобы рассказать.
— Я просто чувствую себя лишним во всей своей чертовой жизни. Понимаешь?
— Понимаю, — Намджун притягивает его к себе, обнимая за талию, укладывая его голову себе на плечо. — Понимаю, — повторяет он чуть тише, оставляя невесомый поцелуй на макушке Чимина. — Засыпай, Чимми. Сегодня ты дома.
«Сегодня я дома», — эхом повторяет Чимин перед тем, как провалиться в сладкий и, наконец, спокойный сон.
А Намджун ещё долго потягивает оставшийся в бокале виски и думает, что это лучший Новый год в его жизни.