— Нет, Фрэнк, — серьёзно говорит Джерард. Это не «поуговаривай меня немного, и я соглашусь, Фрэнк» и не «кто-то же должен быть здравомыслящим в наших отношениях, Фрэнк», это именно «нет, Фрэнк», полное ужаса, строгости и отрицания.
Фрэнк только смеётся, заглядывая ему в лицо и стараясь сунуть руки в карманы костюма. У него глаза горят — и это, блять, плохо.
— Ну, Джи, это будет весело.
За день Фрэнк успел совершить несколько типично фрэнковских поступков: спиздить у Майки очки прямо с носа (что при всей их разнице в росте было чем-то практически невероятным), посраться со съёмочной группой, прожечь себе сигаретой рукав, налететь со спины на Джерарда, который тогда пил кофе и чуть не разлил его на свой костюм. Но болезненная энергия никуда не ушла — с каждым часом она росла в геометрической прогрессии. Они уже досняли клип и у них было немного свободного времени, чтобы перевести дух. Рэй и Майки вышли на улицу покурить. А Джерард застрял внутри с Фрэнком. С Фрэнком, который недовольно водил носом по его щеке. С Фрэнком, который несколько раз широко проводил языком по его шее над строгим воротничком, а потом дул на влажный след, посмеиваясь — Джерард фырчал и старался отойти, но Фрэнк цеплялся за него всеми конечностями. С Фрэнком, который вальяжно сидел на краю гроба.
— Нет, Фрэнк, мы не будем целоваться в церкви, — окончательно отрезал Джерард, скидывая с себя его руки. Фрэнк лишь вскинул брови шутливо.
Как только они закончились, как только люди разбрелись, перенеся оборудование на улицу и начиная его паковать, Фрэнк начал неистово к нему липнуть. Его руки были везде — на плече, на спине, на груди, на бедре, кончиками выводя круги. Его губы оказывались слишком близко к шее или к ушам, когда он прятал смех, прижимаясь к Джерарду. Он в целом был слишком близко. И Джерард был бы не против — но в не такой обстановке. От смущения он краснел, и его сердце стучало так, что чувствовалось в горле.
— Но почему? — и, боже, в его взгляде была невинность, свойственная лишь младенцам и ангелам. Он задумчиво (или раздражённо) — Джерард уже выучил — прикусил колечко в губе. Не смотри так, тебе это совершенно не идёт (это вызывает диссонанс и заставляет его просто, блять, сходить с ума)
— Потому что это гребанная церковь? — с нервным смешком спросил Джерард, невольно вскидывая руки. В тишине пустого зала это прозвучало слишком громко — пронеслось между скамей, и Джерард испуганно замер. Блять, в любой момент кто угодно из команды мог вернуться сюда. — Это просто как-то неправильно.
— О, да, как я мог забыть, Мистер-Правильность, — Фрэнк закатил глаза. Ни капли уважения. Он коснулся пальцами груди Джерарда, скользнув к пуговицам. Начал пересчитывать их под пристальным взглядом, обводить подушечкой.
— А если тут есть камеры? — продолжил отпираться Джерард, переходя на агрессивный шепот.
— В церкви — камеры? — на его лице отразилось неподдельное удивление. Блять, кто из них вообще ходил в воскресную школу? — Разве это как-то не богохульски?
— Камеры — нет, а гомосексуальные контакты — да.
— М, — поджал губы Фрэнк. Его рука внезапно вцепилась в край черной рубашки, притягивая Джерарда ближе, и теперь он оказался ещё ближе, между раслабленно разведенных ног Фрэнка. Его колени касались гладкой лакированной поверхности гроба. И когда Фрэнк снова заговорил, его губы практически касались губ Джерарда:
— Какая же из тебя рок-звезда, если ты даже боишься целоваться?
Он чувствовал под своими губами ядовитый изгиб усмешки. Это — усмешка, слова, Фрэнк — было слишком для него, и уже через мгновение он смял её в грубом, сильном, глубоком поцелуе. Фрэнк выдохнул довольно, тут же зарывшись ладонью в его волосы — он определенно их любил — и притягивая его ближе. Ближе, ещё ближе, вплотную вжимая в себя, пока в поцелуе они прикусывали губы друг друга и ловили ртом прерывистое дыхание.
В один момент что-то в поцелуе переменилось, и Джерард почувствовал, что его тянут. Он попытался отстраниться, но Фрэнк вцепился в его плечи почти болезненно и не позволил. А в следующий момент Джерард понял, что нависает над гробом, в котором, неудобно перекинув ноги через край, лежит Фрэнк. Улыбается.
— Блять, ты… — Джерард выдохнул, снова чувствуя подступающую к горлу злобу.
— Заткнись, — посоветовал ему Фрэнк, — и поцелуй меня нормально.
И снова потянул на себя. Ебучее безумие.
В гробу… Тесно. Особенно когда вас двое. Особенно когда вы сталкиваетесь коленками и локтями, лежите друг на друге живот к животу, стараясь не терять поцелуй, который становится всё более смазанным и липким. Жарко, блять, очень жарко, душно, тесно, а ещё Джерард с ужасом думал, что медленно начинает возбуждаться — сказывалась близость, атмосфера и то, как Фрэнк уверенно, властно оттягивал квадратик колоратки. У Джерарда много фетишей. Фрэнк под ним елозит, разрывая поцелуй, а потом его колено проскальзывает между бёдер, и тяжёлое чувство в низу живота становится сильнее. Джерард крепко матерится, чувствуя как пот копится у корня волос.
Блять. Это та самая ебанутая история, о которой он никогда, никогда никому не расскажет. И никогда не будет вспоминать.
(Может быть только ночью наедине с собой).
Фрэнк несильно надавливает коленом на его пах, и шепчет, задрав голову:
— Слезай. Скоро Майки и Рей начнут нас искать.
И Джерарду очень многое хочется сделать. Укусить его, чтобы он заткнулся. Поцеловать его, чтобы он заткнулся и они продолжили то, что начали. Дать головой ему в нос, потому что-
— Я тебя ненавижу, — абсолютно искренно шепчет Джерард.
— Ага, — острозубо улыбается ему Фрэнк. — Оставь колоратку, пожалуйста.