Часть 1

Сначала Винтари подумал, что с этим городом получится так же, как с тремя предыдущими в этом регионе, где они предполагали возможные бомбы, но предположение не оправдалось. Но потом он подумал, что был бы рад, если б это так и было, и они снова были ещё на шаг дальше от цели. Оба комплекса шахт, и Гатвини, и Руффи, были действующими. Это было удобно только с одной стороны – количеством возможных источников информации среди рабочих и частично проживающих здесь же владельцев шахт. Но потенциальные жертвы, в случае их неудачи, должны быть огромны – город, и без того один из крупнейших в регионе, был переполнен стёкшимися сюда же потоками безработных из мелких разоряющихся городишек, в надежде найти какую-то работу хотя бы здесь.

Им очень повезло найти хотя бы этот постоялый двор. Он не мог считаться не то что сомнительным, а вообще хоть как-то пригодным для жилья, по единому невысказанному мнению всех троих спать здесь, если вообще решаться, можно было только по очереди. Снятая ими на троих маленькая комнатушка, в которой из мебели были единственная кровать вообще без всякой постели и шатающийся стол, могла считаться настоящей роскошью – в других комнатах ютились по десятеро, но там и мебели было побольше, и в прореху потолка не сыпалась труха с перекрытий. Зато дверь этой комнаты была возможность запереть изнутри, сама дверь, правда, была довольно хлипкой – не единожды выломанная, со штопанным-перештопанным косяком, она, конечно, не являлась гарантированной защитой, но если подпереть кроватью и столом, эта преграда давала время для возможного отступа через окно, по прикидкам выносимое с одного удара. Предосторожности совсем не лишние – безработные чернорабочие, злые на жизнь, часто затевали драки, а те, кто успел найти хотя бы какую-то работу, первые заработки более чем наполовину спускали на выпивку. Дэвид с грустью думал, насколько травмирующим это всё было для Диуса… Конечно, денег у них с собой было достаточно, чтобы снять куда более приличное жильё. Но это неизбежно привлекло бы к ним ненужное внимание, и лишило бы их слишком многих возможностей. Сейчас Диус ушёл в контору Гатвини – рассчитывать, что его примут на работу, особо не стоило, как рабочий он выглядел не слишком убедительно, а для того, чтоб изобразить высококвалифицированного специалиста, не было нужных знаний, но хотя бы, простояв несколько часов в многокилометровой очереди у конторы, из разговоров мог почерпнуть что-то полезное. Потом уж предстоял их выход – Адрианы, на предмет беззастенчивого сканирования окружающих, Дэвида, для определения наличия дракхов и Стражей в городе. Часы этого ожидания тянулись мучительно долго, это при том, что они уже имели некоторую возможность привыкнуть к подобному. Адриана, закончив возню с передатчиком – бесполезно, заряда слишком мало, связи не было – перебирала купленные Диусом вещи, сортируя условно на те, что понадобятся в ближайшее время и те, что понадобятся как-нибудь потом. У них с собой, конечно, одна из маскировочных сетей, но без крайней нужды их велено не использовать, поэтому при любой возможности они покупали хотя бы пару платьев и накидок – не говоря уж о том, что приходила в негодность одежда, в скитаниях по таким вот местам, быстро, менять имидж почаще было полезно. Было даже два парика. Это очень хорошо, маскировка может понадобиться любая. Дэвид, уже выбравший себе новые платок и накидку, полудремал, опершись спиной о грязно-серую, в жёлтых разводах когда-то натёкшей с потолка воды, стену, и рассеянно поглаживал свернувшегося у него на коленях Стража. Страж, определённо в своей прежней жизни не избалованной лаской, щурил единственный глаз и не мурлыкал разве что потому, что такой функции в него встроено не было.

Да, действительно, ко всему можно если не привыкнуть, то хотя бы приучить себя не думать, не тревожиться лишний раз… Дэвид думал о том, насколько лично он мало пригоден на роль шпиона. Шпион должен вести себя тихо и незаметно, сливаться с фоном, не привлекать к себе внимания. Шпион должен не только выглядеть, но и вести себя так, чтобы никому и в голову не пришло заподозрить, что он здесь «не свой». На прошлой точке он едва не привёл их к провалу – просто потому, что, когда при нём избивают женщину, пусть даже она воровка, пытавшаяся ограбить знатного господина, он не мог не вмешаться. Невозможно стать не тем, что ты есть, притвориться, что вырос в среде, где это обычное дело, подавить в себе естественный шок и ужас. Шпион должен уметь, но он – не смог. И конечно, в шоке были все, включая саму женщину, и конечно, им пришлось по-быстрому сматываться из города, хорошо хоть, дела их там уже были закончены…

Глубоко погружённый в свои мысли, он не сразу ощутил, что же изменилось в окружающем его фоне – нарастающая нервозность Адрианы.

– Что-то случилось?

– Да как сказать… - процедила сквозь зубы девушка, - просто жаль, что никуда выйти не могу. Придётся ещё невесть сколько выносить это зрелище. Я, если ты помнишь, тоже могу его видеть.

Дэвид перевёл растерянный взгляд на Стража на своих коленях.

– Адриана, я понимаю…

– Чёрта с два ты, полагаю, понимаешь. Думаю, ты всё-таки под его контролем, что бы ты ни говорил.

– Если ты видишь его, то видишь и то, что сейчас он не присоединён ко мне. Он покидал меня уже несколько раз. Если б он действовал так, как они обычно действуют, я был бы уже мёртв. Не говоря уж о том, что ничто не мешало ему удрать и сдать нас всех дракхам. Это, по-моему, всё-таки доказывает его честность. Пусть ты считаешь, что всё это только из страха, пусть… Хотя мне было бы приятно, если б ты не считала его безнадёжным агентом зла… Но хотя бы лишней напраслины на него не возводи.

– А какие причины ты лично видишь, чтоб не считать его безнадёжным, кроме твоей лично непроходимой наивности? – Адриана раздражённо хлопнула ладонью по столу, - Дэвид, факты нельзя игнорировать или признавать исходя из одной только своей прихоти. Он не какой-то наёмный слуга, которого заставили подкупом или шантажом… Он был создан единственно для этого. В большей степени, чем бойцовская собака создаётся для боёв. Бультерьера можно вырастить сравнительно миролюбивым, и всё же он, при малейшей возможности, скорее вцепится в глотку, чем ласковый и игривый пудель. Эта тварь может, посчитав нас, по какой-то причине, сильнее дракхов, согласиться помогать нам, но он не перестанет от этого быть творением Теней. Это у него не временное преступное прошлое, которое можно изменить, это его природа, которую изменить нельзя. Когда ты вот так гладишь его, словно личную ручную зверушку, помни, пожалуйста, из какого питомника эта зверушка. Во вселенной сложно найти что-то отвратительнее!

– Тебя не беспокоит, что он это сейчас слышит?

– Ой, ничего нового для него я не сказала. Он обо мне, как и об остальных телепатах, если хочешь знать, тоже аналогичного мнения.

– И ты считаешь, что это вот правильно?

Окончательно проснувшийся Страж переводил взгляд с Адрианы на Дэвида и обратно.

– Правильно или нет, но это так есть. Ты не видишь этого, потому что ты нормал, тебе сложно понять, что такое ненависть, заложенная в генах. Они созданы Тенями, а мы ворлонцами, кошка с собакой ещё может научиться жить мирно, а мы – взаимоисключающие категории.

– Действительно, сложно. Ты говоришь о том, что он – тварь, неспособная изменить программу, вложенную в него создателями… А себя ты что же, низводишь до того же уровня? Ты не хочешь подумать о том, что ты – не животное, и можешь преодолеть эту генетическую программу?

Адриана вспыхнула.

– Ты Теней с ворлонцами не равняй! Мы по крайней мере созданы, чтобы приносить пользу, потому что созданы светом. Во всех мирах теперь ворлонцев вспоминают как богов, а Теней – как дьявола.

– Это тебе помогает чувствовать себя лучше? Даже теперь, когда ты знаешь, что всё это не более чем мистификация? Тебе непременно нужно так думать и теперь, когда больше нечему принуждать тебя быть орудием чужих туманных целей? Мне казалось, именно потому, что не хотели быть чужими орудиями, вы и покинули свой мир и поселились в Ледяном городе. Или служение этому самому «высокому свету» уже для тебя так не оскорбительно?

– Очень мило, что ты подумал сейчас об этом. Что я испытываю влияние со стороны Андо. Но Андо, дескать, ещё простительно, потому что он сын генетически изменённой Литы, хотя ты бы на его месте имел немало счетов к ворлонцам как раз за это… А сам ты разве не испытываешь влияние? Да-да, я имею в виду принца. Да, я слышала его мысли. О том, что невозможно верить в каких-то богов и вообще в какую-то высшую благую и справедливую сущность после того, как знаешь правду об Изначальных. Разве не благодаря ему ты проникся тем же атеизмом? Вопреки тому восприятию ворлонцев, которое всегда было принято в культуре Минбара, вопреки тому, что, как ты прекрасно знаешь, твой отец…

– Очень мило, что ты об этом вспомнила, Адриана, - Дэвид в бешенстве вскочил, Страж, в ощутимом шоке от происходящего, взметнулся ему на загривок, - но пожалуй, это скорее Диус стал атеистом под моим влиянием. Если иногда я мало говорю о своём отношении к чему-то, то лишь потому, что не хочу никого травмировать. Но хоть Андо мне и друг, а истина дороже. Как, по-твоему, я могу относиться к ворлонцам? Диусу на них просто плевать. А я их – ненавижу. А что я мог испытывать к тем, кто лишь на основании своего технического превосходства беззастенчиво пудрил младшим мозги, считал вправе диктовать, как им жить – меньше всего думая о их благе, младшие для них были только пешками, покорными орудиями в их древних бессмысленных играх… Кто посмел пытать моих отца и мать, чтобы узнать у них то, что могли узнать, просто просканировав? Кто демонстративно не вмешивался – то есть, обладая такой невообразимой силой, трусливо прятался за спины младших, которые были для Теней пушечным мясом, но их же не жалко, конечно, не жалко, всех этих людей, минбарцев, нарнов, центавриан, которые живут всего лет по сто, и у которых, конечно, лучше применения нет, чем пасть жертвами в их извечном споре с Тенями, чей путь круче? Кто так же, под конец войны, уничтожал целые миры – не одних только Теней, а тех ни в чём не повинных существ, чьи правительства оказались просто слишком слабы, чтобы отказать Теням в убежище? Если, в отличие от Теней, они светятся, то это ещё не делает их добром. Их порядок ничем не добрее хаоса. Они просто преследовали свои цели, а младшим теперь как-то жить, приучая себя не смотреть суеверно на небо. Гадая, сколько всего того, что они считали несомненным добром, внушено этими бесстыжими манипуляторами. А ты, ты сама не хотела бы, чтобы тебя создали ради какой-то более стоящей причины, чем эти их многовековые выяснения отношений? Так что если считаешь, что тебе нужно гордиться перед ним, то пожалуйста, гордись не тем, что тебя создали другие безответственные твари, чем его… Да, безответственные твари, потому что как Тени, уходя, не прибрали за собой, не подумали о том, чтоб оставить своим орудиям новый мир и новую цель в жизни, так поступили и ворлонцы, оставив вас как-то самих выживать в мире, который вас ненавидит и боится. И не тем, что сражаешься… Потому что тут ты в более проигрышном положении, чем он. У тебя, по крайней мере, была какая-то человеческая жизнь.

Страж предупреждающе ткнул щупальцем Дэвида, не соединяясь, но Дэвид понял, что он имел в виду – говорить тише, конечно, в соседних комнатах и внизу в обеденной зоне сейчас гвалт стоит не меньший, проблема расслышать собственную речь, куда уж там подслушивать, но если всё же услышат – звучание здесь земной речи вызовет вопросы.

– Может быть, тогда уж предложишь дракхам побрататься и жить одной большой и дружной семьёй? – казалось, Адриана взяла себя в руки, голос её стал тише, ровнее, но глаза, огромные на бледном лице, пылали.

– И предложил бы, встреться мне хоть один из них, - голос Дэвида, затихая, всё ещё дрожал, его самого ощутимо трясло, - уверен, даже если им уже предлагали, и даже если они уже отказались – это не повод не попытаться ещё раз. Я не хочу верить, что на пути зла есть такая верста, с которой уже невозможен поворот назад. Верить в абсолютность чьего-то зла – это, конечно, удобно… Для поднятия боевого духа, для того, чтобы не сожалеть о жертвах, неизбежных на войне, не чувствовать себя убийцами… Но не самообман ли это? Прежде чем объявить себя силами добра, стоит вспомнить, на какой крови строились наши собственные цивилизации.

– Всё же было ошибкой включать тебя в эту экспедицию, - Адриана отвернулась, смотреть в неистово горящие огромные голубые глаза почему-то стало очень тяжело, ей хотелось так же заслониться и от фона мыслей, надрывно звенящего, как перетянутая струна, но это было уже сложнее, - не хотелось бы, чтобы твоя вера умерла здесь, сейчас… Ты слишком наивен для своих шестнадцати лет, на войне такая наивность либо стоит жизни, либо сама умирает в муках, когда для защиты своей жизни приходится убивать.

– Для защиты своей жизни – нет, никогда. Чтобы защитить Диуса, тебя, кого-то ещё. Защитить Центавр. Если знаю, что другого пути нет. Но я очень хотел бы, чтобы он был. Потому что совершенно не рвусь в герои войны. Потому что совершенно точно, убийство другого живого существа – не повод для гордости.

– Слишком наивен, - повторила Адриана, садясь обратно к своей недоразобранной одежде. Она не могла отделаться от ощущения, что Дэвид ей парадоксально кого-то напоминает. Кого-то более знакомого, чем президент и Дэленн, которых она видела один раз в жизни, и в то же время, перебирая всех родственников и знакомых, она не могла понять, кого именно.


По правде говоря, изображать злое и разочарованное выражение лица особо даже не пришлось – пять часов бесплодного стояния в очереди (ко времени закрытия конторы он не дошёл и до порога) выведут из себя и более терпеливого. Однако и внутреннее удовлетворение от полученных результатов тоже было. Из разговоров соседей по очереди, прохожих, подсмотренного в газетах и на небольшом информационном экране – чёрно-белом, но кто б тут был в претензии – он теперь знал всё или почти всё об обстановке в городе и регионе, знал, кто управляет городом, каков род занятий, дружеские и родственные связи, вкусы и привычки тех, кто близок к правящим кругам, где сосредоточена общественная жизнь, какие здесь обычаи и развлечения. Ничего странного – в провинциальном городе, пусть и весьма крупном, где жизнь на эпохальные события как-то небогата, болтовня является чуть ли не единственной радостью, для получения первичной информации бывает достаточно развесить уши. Пока, исходя из оценки обстановки, Винтари сделал бы ставку на шахту Гатвини – она древнее, глубже, и именно там сейчас больше всего оживление. Расширение, набор новых рабочих, установка нового оборудования… Выглядело достаточно подозрительно – с чего бы шахте, с грехом напополам шевелившейся на грани загибания все эти годы, переживать второе рождение именно сейчас? Главный совладелец, Ласуро Гатвини, говорят, почти уже собрался передать бразды младшему помощнику и переселиться с семейством к родственникам на Маригол. Что заставило его передумать за два дня до отлёта? Да и само то, что шахты жили столько лет в то время, когда вся добыча тяжёлых металлов не только в регионе, но и на Приме вообще шла к своему закономерному концу – даже с учётом того, что разработки одни из самых молодых, освоение региона, лежащего в сердце континента, когда-то принадлежавшего зонам и в ходе войны более чем наполовину приведённого в непригодный для жизни вид, велось очень медленно… Официально причина была в мудрости и удачливости первого Гатвини, застолбившего место, где никто, кроме него, не предполагал богатейшую жилу, и в длительном перерыве в разработках, когда Гатвини вслед за ближайшими родственниками и друзьями ринулись осваивать новые территории в колониях и грызться за лакомые находки там, практически забросив имущество на родине… Но что если комплекс специально берегли указом «сверху»? Нет ничего сложного в том, чтобы расположить бомбу в одной из этих скважин, и нет ничего сложного среди всех тех специалистов, которые сейчас сюда съехались, прислать и соглядатая, который должен проверить состояние этой бомбы…

Винтари очнулся от того, что понял, что его окликают. Из одной у стоящих на обочине машин, немолодой темноволосый центаврианин.

– Слышь, говорю, работяга, до дома не подбросить? Или где ты пока обитаешь… Ноги-то, небось, уже после стояния не свои?

Винтари вежливо отказался, покосившись на неожиданного благодетеля с подозрением. Если уж они с их рефлексами помочь поскользнувшемуся или открыть дверь перед тем, кто несёт какую-то тяжёлую ношу, немедленно приковывали к себе взгляды, то этот-то вёл себя в высшей степени странно… Какое дело ему может быть до какого-то молодого рабочего, валящегося с ног после многочасового бессмысленного стояния в очереди? Правильный ответ – да никакого.

Войдя в комнату – сейчас преодолеть путь по двум коридорам и лестнице ему удалось практически спокойно, а уходя, он едва не был втянут в стихийную драку, и сильно подозревал, что явление это здесь не разовое – по напряжённым лицам он решил сперва, что за время его отсутствия случилось что-то серьёзное.

– Мы просто волновались за тебя, - пояснила Адриана.

– Правильную стратегию выбрали, - проворчал он, - здесь волноваться придётся постоянно.

Следовало подытожить имеющееся и выработать стратегию, хотя бы какой-то её рабочий вариант на ближайшее время. За неимением стульев, расположились прямо на полу, расстелили карту. Винтари помечал на ней наиболее заинтересовавшие его объекты, подписывая имена и должности их особым шифром, в котором они сами пока ещё нередко путались. Да, хорошо б было иметь идеальную память… Раньше Винтари казалось, что память у него прекрасная. Теперь он понимал, что не всё из того услышанного важного может вспомнить, а из того, что может – не во всём уверен, что вспомнил правильно. А ошибка здесь может дорогого стоить…

– Собственно, сам владелец, Ласуро Гатвини… На роль агента дракхов идеальная кандидатура. За последние несколько лет здесь он провёл в общей сложности меньше года. Был и в столице, и много где… Сейчас вот вернулся и вдруг, ни с того ни с сего, рьяно взялся за семейное дело. Странно, если учесть, что до этого взор его был обращён к колониям… Стоит его проверить – не факт, что он остражен, по свидетельствам очевидцев, пьёт как здоровый… Вместе со вторым совладельцем, Сонна – тоже, кстати, лошадка тёмная, где он мотался все эти годы, сведенья вообще отрывочные и противоречивые – любит проводить время вот в этом казино.

– Казино… - Адриана задумчиво оглядела свою одежду, - мне туда вряд ли проникнуть… Разве что в качестве побирушки на входе.

– Какой город, такое и казино, сомневаюсь, что там строгий дресс-код… Но это мы ещё обсудим. Третий совладелец – вообще тёмная личность, никто его никогда не видел, сюда он не приезжал… А владеет чуть менее, чем третью акций. Эх, жаль, в Сеть сейчас забраться ни малейшей возможности нет, а как бы всё было просто… Может быть, когда свяжемся с ребятами… Когда свяжемся, ну да, время сейчас осень, ждать, когда распогодится, чтобы зарядить переговорники, можно долго… Ждать у моря погоды мы, конечно, не будем. Сегодня ночью проведём небольшую разведку у шахт, потом Адриана попробует подобраться к Гатвини, а Дэвид походит вокруг домов прочих шишек – возможно, остражен и не Гатвини, а кто-то из его ближайшего окружения, такое тоже сбрасывать со счетов не стоит. По итогам уже будем думать о том, как вывозить бомбу. Больше мы могли б узнать, если б получилось попасть внутрь – законным путём, я имею в виду, если б меня в ближайшее время приняли на работу… Но надежды на это немного, очередь движется со скоростью похоронной, такое чувство, что они там с каждым кандидатом играют в покер и по итогам принимают решение о его приёме на работу… Радует во всём этом только одно – если шахта действующая, значит, бомба небольшого размера, такая, чтобы не привлекать внимания… Значит, и вывезти её будет проще…

Дэвид помотал головой.

– Исходя из этого, мы знаем только, что бомба меньше, чем самолёт. Но если она, например, с кого-то из нас ростом, то спрятать её в каком-нибудь малоиспользуемом боковом туннеле не думаю, что такая проблема, а незаметно в кармане такое не вытащишь.

– В крайнем случае, возможно, сойдёт вариант просто отсоединить от системы дистанционного управления… Но хотелось бы до крайнего случая не доводить.

Дэвид закусил губу.

– Если связь в самое ближайшее время не появится, это будет для нас… Оправдание самых страшных ожиданий, рушится наша ненадёжная связь – рушится всё. Я не знаю, как мы сможем сами, без поддержки агентов…

Винтари свернул карту.

– Ладно, паниковать раньше времени не будем. Сейчас отправляемся гулять. Время, пока стемнеет, всё равно надо скоротать, если мы уйдём в ночь, это, боюсь, больше внимания привлечёт… Да и оценить обстановку лишний раз никогда не повредит…


План был хорош, но для его осуществления ещё надо было выбраться из-под гостеприимного крова. Коридор и спуск на первый этаж они преодолели практически без проблем – один только раз Винтари едва не убило резко распахнувшейся дверью и вылетевшей в эту дверь тушей рыжего рябого пьяницы из соседнего номера. Ничего экстраординарного – супружеские баталии, как уже знал Винтари, случались каждый вечер как по расписанию, вероятно, потому, что каждый вечер господин Туйо стабильно преуменьшал семейный заработок на нестерпимую для сердца госпожи Туйо величину, и госпожа Туйо, хоть и была замужем за сим субъектом уже двадцать пять лет, всё никак не могла смириться с этим. Вот и сейчас она возвышалась в проёме открытой двери грозным видением из кошмаров любого женатого человека – одного взгляда хватало, чтобы понять, почему удача в бою никогда не была на стороне господина Туйо, госпожа Туйо была по самым скромным прикидкам на две головы выше мужа и вдвое его толще. Дэвид, за время их скитаний, успел убедиться, что центаврианки бывают не только такими тоненькими и изящными, как Амина Джани, но параметры этой достойной матери семейства поистине ужасали. Самое печальное было то, что упавший господин Туйо перегородил собой весь узкий коридор, а перешагивать его казалось как-то уж невежливым.

– Убирайся дальше пьянствовать! Сил моих нет на тебя смотреть!

Господин Туйо поднялся, отряхнулся, пытаясь придать себе вид горделивый и оскорблённый. Получилось у него это, надо сказать, не с первого раза, и чтобы не упасть вновь, он схватился за то, что подвернулось – то есть, за плечо Винтари. Винтари испуганно дёрнулся, но клешня старика оказалась удивительно цепкой.

– И пойду! Змея ты, Мерисья, как есть, змея! Хоть бы перед людьми постыдилась показывать, как ты не уважаешь мужа!

– Кого мне тут стыдиться, собутыльников твоих?

– Леди, позвольте, я не знаю, с чего вы решили…

Дэвид чувствительно наступил ему на ногу. Не хватало ещё вступать в супружеские свары, лучше просто тихо продолжить свой путь.

– Змея! Где были мои глаза, когда я на тебе женился? Хотя что я говорю… змеи – у них и яду поменьше, и фигура совсем не твоя…

Дэвид испуганно потянул господина Туйо от двери – пусть этот центаврианин ему совсем никем не был, но ему совершенно не хотелось, чтоб его убили прямо здесь, на его глазах, а именно это оскорблённая Мерисья с ним и сделает.

– Прошу, перестаньте, опомнитесь, не злите её!

– Ага, уже и за проституток своих прячется, а ещё мужик! Нет, ты, я тебя не спрашиваю, как не стыдно с женатым мужиком путаться, сама грешила, я спрашиваю, что ты нашла-то в этом ничтожестве? Думаешь, он тебя второй женой возьмёт? Куда там, он и одну обеспечить не может!

– Леди…

Но у госпожи Туйо, видимо, иссяк боевой пыл, и она скрылась за дверью, хлопнув ею так, что Адриана невольно втянула голову в плечи – этот постоялый двор, говорят, стоял с самого основания города, но теперь-то, казалось, он точно рухнет от такой встряски.

Спускаться, хоть как, пришлось всем вместе – лестница одна. Внизу бурлило обычное в это время дня веселье, но зря, очень зря они надеялись, что на них не обратят внимания.

– Оба-на, какие сразу две звезды озарили наш небосклон! Давайте к нам, красавицы! Не-ечего нас щемиться, мы не кусаемся! Слышь, ты не хорохорься, пацан, я не с тобой, я с сёстрами твоими разговариваю! Ты чего, на драку, что ли, нарываешься? Я не знаю, откуда ты прибыл, может, там у вас так принято, а у нас тут принято быть вежливым, приглашают к столу – так морду не вороти!

«Началось…» - закатил глаза Дэвид.

«Быдло – оно, говорят, везде быдло, - мрачно подумал Винтари, - быдла только на Минбаре нет, в силу культурных особенностей…».

– А ну цыц, молодёжь! – вздёрнул подбородок господин Туйо, изо всех сил стараясь держать прямую осанку, - они со мной! Ну-ка расступись, мелкотня! Девка! Эй, девка, ты там оглохла, что ли? Прими заказ! Да смотри, доверху наливай, а то знаю я вас… Так, не спорить! Я угощаю!

Туйо не то чтоб уважали… Едва ли уважали, с чего бы. Скорее, подогретой алкоголем публике стало интересно посмотреть и послушать интересное представление, поэтому дебоширы прекратили домогаться до Дэвида и Адрианы, и заняли наблюдательную позицию.

«В конце концов, мы ж хотели скоротать время? Кто сказал, что это получится у нас легко и приятно… Подождём, пока этот завсегдатай дойдёт до желанной кондиции, а остальные отвлекутся от нас, и тихо выскользнем. Может, кстати, и здесь что интересное выловим…».

Разносчица бухнула на стол четыре огромные, с голову, кружки с какой-то мутной жидкостью, Винтари посмотрел на неё с затаённым страхом. «Да уж, не бревари из императорских погребов», - ехидно телепатировала Адриана.

– Что принюхиваешься? Не боись, не отравят! Я свидетель, каждый вечер тут заправляюсь! Давай, не мнись, как барышня, я в твои годы весь взвод перепивал, да ещё товарищей до казармы на себе пёр… Ну да нынешняя молодёжь, конечно, пить не умеет…

За соседим столом противно заржали.

В конце концов, ну просто нет и не может быть такого напитка, который бы валил центаврианина с одного бокала! Что бы это ни было за адское пойло, мерзкий вкус он как-нибудь переживёт, а остальное не важно…

– За Центавр, - пробормотал Винтари, опрокидывая в себя первый богатырский глоток. Сильно подозревая, что делать второй не вдруг-то захочется.

– Ну вот, другое дело… Вот теперь уважаю, вот теперь за знакомство!

– Оно точно, - хихикнула за соседним столом заметно пьяная девица, - гордись, парень, великую честь оказали!

– А ну цыц! Кто это там? Ишь, разострилась, острячка! Вы, мелочь, это, пейте, гуляйте, веселитесь – это верно, ваше время, куда уж мне, старику, за вами… Да не забывайте, кому всем обязаны! Да такими, как я, Центавр издревле держался!

По углам раздались издевательски-уважительные возгласы.

– А чего, не так? Оно конечно, эти вон, аристократы, мать их, полководцы, заглота б им в тёщи, думают, что ими… Ну пусть думают, мне что? А вот бы хоть один попробовал из своих крейсеров на передовую, в самое пекло выползти? Да что там – я уж не говорю, врукопашную с врагом схватиться, чтоб вот так, чтоб пасть его поганую клацающую перед самой мордой увидеть? Войны они выигрывают… Да чего они там выигрывают? Покойный император, чтоб ему на том свете на одном боку не лежалось, слыхали, каждую годовщину, плевать, чего: «Наши храбрые генералы… Наши бесстрашные воины, оплот отчизны…». «Мы победили, мы расширили границы…». Кто «мы»-то? Победу не генерал, победу солдат делает! Да где б они все были, если б не мы? Вышли б один на один в поле биться? Вот тогда б и носили свои медали… Оно правда, - он хихикнул в кружку, - Моллари наш против Г’Кара-то… пяти минут бы не простоял… Куда ему, с таким брюхом… Кто говорит – я, мол, в бою своими руками столько-то нарнов убил – в рожу брехуну харкайте! Врать тоже умеючи надо.

– А ты сам – скольких убил? – послышалось сзади.

– А я – не считал! Не до того там. Это эти вон… полководцы… счетоводы… те считают, у них других-то дел нет.

– Посадят тебя, дед, - беззлобно рассмеялась одна из девиц, может быть, та самая, что до этого хихикала, - довыступаешься.

– Кого посадят – меня посадят? Нее, не посадят. Не посмеют! Такими, как я, Центавр держится.

– И то верно, не посадят. Кому ты нужен – только и умеешь, что напиваться да на власть ругаться.

– Кто ругается – я ругаюсь? Нее, я не ругаюсь, я правду говорю! Где я сказал, что власть плохая? Какая надо, такая и есть! Что полудурки – так ничего, мы сами полудурки, вот полудурки нами и правят. И что без поклонения и почестей не могут – это тоже для полудурков нормально… Этот вон, Руффи, с собой сюда кучу столичных дружков притащил, генеральских и чиновничьих сыночков… Что они все здесь забыли? На грязь и убожество потянуло вдруг? А просто в почёте и обожании покупаться захотелось, там-то, в столице, их таких как грязи, особо не повыделываешься, а здесь вон, как повозбудились, заегозили, давай в друзья набиваться, мамаши засуетились, давай дочек подпихивать… Моя тоже суетилась, пока я на неё не прикрикнул…

Дэвид тем временем радовался тому, что, под прикрытием широкой фигуры Винтари, ему несколько раз удалось отлить пойла из своей кружки в соседние – в основном господину Туйо, но по разу и Адриане и Диусу. Диус ему, конечно, помнится, что-то пытался объяснять, из мудрёной науки изображать, что пьёшь, на самом деле не делая ни глотка, но толком он ничего не понял, видимо, потому, что Диус этого и сам не умел. Ну, кажется, за соседними столами никто его манипуляций не заметил, во всяком случае, виду не подал…

В обеденный зал с улицы ввалилась громко горланящая уже выпившая компания, уже сидящие очень удачно отвлеклись на них. «Понемногу начинаем выбираться, - телепатировала Адриана, - насиделись, хватит… Вон уже свежая толпа потенциальных ухажёров подвалила…».

Первым, воспользовавшись суматохой и толчеей – за соседний стол плюхнулось аж пятеро новоприбывших – из-за стола выскользнул Дэвид. Винтари нервно заозирался – отпускать его одного он боялся, но пытаться уйти тоже посреди очередной солдатской байки господина Туйо было как-то не с руки.

Господин Туйо, даром что пьян был уже до зелёных соплей, отход Дэвида заметил. Он неожиданно притянул Винтари к себе за шею, дыхнув на него ядрёным перегаром.

– А ить не сестра она тебе.

– Что?

– Не сестра. Эта, может, и сестра, а та, в платке – нет. Да не боись, не сдам. Нешто, ты думаешь, у меня глаз нет? От родителей небось сбежали, жениться запрещают? Я ж тебе не дитё пятилетнее, не вижу, что ли? Какие вы рабочие? Ты на ручонки-то свои посмотри, беленькие, мягонькие, как у девушки… Говоришь, опять же, не как рабочий… Эээ, ты не смотри, что сейчас я старый пьяница, был в твоих годах… Видел бы ты супружницу мою первую… Больше таких баб нет, да по-честному, и не надо. Кухаркой в нашей части была. Не так чтоб красавица, но было в ней что-то эдакое… Приятель мой один, как её увидел – так, голову свернув, шагнул да в колонну с размаху вписался. Но за такой бабой ухлёстывать-то опасно, потому как чуть не по её – двинет в бок так, хорошо, через неделю им снова пользоваться сможешь… А как пила – не каждому мужику такое по силам! Через то, правда, и померла. Лет пять я по ней горевал… Потом Сисиэлл встретил… Или она меня встретила, это как посмотреть. Сбежала она от меня. С каким-то эдаким вот столичным хлыщом сбежала. Ни слуху ни духу с тех самых пор, как в воду канула. А я всё развод не оформлял, всё ждал, что может, вернётся… пока меня Мерисья за рога не взяла – мол, ладно б, я тебя с живой-действующей женой делила, а то со сбежавшей… А если она там кого себе приблудит – мне что их, в пасынки брать? Правду сказать, Мерисья меня тогда шибко любила. Эх, куда всё девалось…

– Купите ей бусы, - вымолвила Адриана.

– Чего?

– Бусы. У вас же, вроде, к тому же круглая дата, со свадьбы? Купите ей бусы. Сходите куда-нибудь вместе, да хоть просто прогуляться. Ей будет приятно.

Туйо поскрёб щетину.

– Бусы, говоришь… Ну, это можно, побрякушки-то она всегда любила… Думаешь, оттает?

Решив, что на этой по-своему позитивной ноте господина Туйо можно уже и оставить, Винтари подхватил Адриану под локоть и устремился к выходу. По пути им ещё несколько раз настойчиво предложили подойти познакомиться, пришлось Адриане по-быстрому сообразить для них какую-то отвлекающую иллюзию. А последнего и отвлекать ничем не пришлось – налетевшего на него неопрятного юнца стошнило прямо на его новенький костюм, которым он, видимо, как раз был очень горд.

– Ну и ну…

– Ваше высочество, кажется, травмировано во все свои эстетические чувства? – одними губами улыбнулась Адриана.

– Если всё-таки стану императором… Вменю в новую традицию, всем кандидатам на престол устраивать такие вот экскурсии. Кто выживет, тот выживет.

– Да ладно, могло быть хуже. Кстати, помните, как я вам советовала поработать над легендой. Сёстры… придумали тоже… Теперь вот обороняйте нашу девичью честь как хотите. Надо было хоть кого-то из нас всё-таки под старуху замаскировать, всё проще было б.

– Учту… Кстати, это ты, насчёт бус… просканировать что ли успела эту циклопиху?

– Ну и просканировала, а что? Сильно-то сканировать не пришлось… А вам что? Мораль читать собираетесь? Вы что, Пси-Корпус?

– Да не, ничего, сканируй на здоровье. Пусть считают, что это женская интуиция такая блестящая…

Адриана дотронулась до руки Винтари.

– Что касается Дэвида… Мне не хотелось бы, чтоб вы восприняли эти слова как что-то тревожное, это просто мысли… Я подумала сегодня… Мне не хотелось бы, чтобы он подумал, что я считаю его ненадёжным, что он подведёт в бою, или что-то подобное… Но я пока не знаю, как вернуться с ним к этому разговору. Я просто хотела бы сказать вам – берегите его. Потому что он может беречь нас, а вот себя – не знаю…

Дэвида они нашли, к счастью, раньше, чем Винтари начал паниковать – он прятался в тени за углом.

– Слава Создателю, вот ты где! Ты в порядке? Надеюсь, ты эту гадость не пил? Мне, признаться, как-то нехорошо… Видимо, чтобы употреблять подобное, нужно всё-таки иметь более сильную закалку.

– Нет-нет, всё хорошо.

– Ну, думаю, можно уже выдвигаться неспешным шагом в сторону шахты…


Прогулка вышла даже удачной в том плане, что из Винтари окончательно выветрилось тягостное ощущение после выпитого. В остальном она сама по себе могла считаться экзаменом на выживание – шахты находились далеко за городом, по единственной нормальной дороге из осторожности было решено не идти, а тропинки по изрытым оврагами лесистым холмам могли за таковые не считаться, учитывая, что начинающаяся осенняя распутица превратила их в низинах в сплошные непроходимые болота, не говоря уж о том, что они регулярно сворачивали куда-то в сторону, и тогда до следующего подобия дороги приходилось ковылять совершенно по бездорожью.

– В такие минуты чувствуешь себя беспомощным… - ворчал Винтари, вытаскивая увязший в грязи башмак, - не хочется, а представляется – мы, вот так, пешком, с бомбой на горбушке… Ладно б, на машине… Не знаю, конечно, на какой машине здесь можно проехать…

– На танке.

– …Но, во-первых, нет у нас машины, во-вторых, машина привлечёт внимание куда гарантированнее, чем три идиота, ныкающиеся в кустах…

Темнело. Дэвид снова подумал, что до Центавра он, пожалуй, не видел по-настоящему тёмных ночей. В городах Минбара всегда светло от подсвеченных кристаллов зданий. В малых городах Центавра с фонарями было туговато… А в поле, понятное дело, и фонарей не было. А на звёзды, даже в очень ясную ночь, надежды немного. Фонари с собой были, но без крайней нужды их лучше не включать. Адриана указала на мутное зарево на горизонте – кажется, идти осталось недалеко…

Было также высшим благоразумием захватить с собой смену обуви. Дэвид как раз подумал, что ботинки пора хоронить с почётом, когда они подошли к обрыву.

– Засядем здесь. Не больно-то много увидим, и едва ли что-то услышим, но подбираться ближе будем только когда сосчитаем, сколько там охраны.

Винтари вытащил оптику – биноклем тут, пожалуй, не обойдёшься, хотя бинокль, конечно, так плечи бы не оттянул. Что ещё хорошо – в полной мере прибором ночного виденья эта вещь считаться не могла, но в темноте видела лучше, чем невооружённый глаз.

– Какая-то возня там, определённо, происходит… Но что именно… Эх, разбирайся я в этой сфере чуть получше! Примерно настолько хотя бы, чтобы суметь обмануть старика Туйо… А, не важно… Так, выгружают какое-то оборудование… Почему ночью? Им что, днём времени не хватает, что такие трудолюбивые? Ого… Может, я ошибаюсь, но я вижу там самого Гатвини… Ему-то что в тёплой постели не спится? Интересно…

– Диус, у меня плохие новости.

– Что?

– Высочество, очень плохие новости! Нас засекли!

По плечу Дэвида скользнул луч вертолёта.

– Бежим!

«Хорошо неделька начинается… - Винтари на бегу упаковывал оптику обратно в чехол, поминутно спотыкаясь о коварные камни и кочки, - если они нас вот здесь умудрились засечь… Это, правда, пожалуй, намекает, что мы на верном пути… То как мы надеемся пробраться в саму шахту? Может, конечно, я завтра чего-то выстою… Может, нам удастся украсть рабочую форму, и стоит надеяться, они там всех новонанятых в лицо не успели запомнить… Если максимум послезавтра не выглянет солнце, я озверею…».

Главное – добежать до леса, может, они и продолжат поиски, но они уже не будут для них лёгкими… Определённо, что-то очень интересное здесь происходит, раз у них всё так серьёзно с охраной… Ворвавшись под своды ближайшего перелеска, Винтари ощутил почти ликование. Темно – хоть глаз выколи, а на них, к счастью, не самая светлая одежда… Слишком поздно он осознал один печальный факт – что друг друга они в этой темноте тоже могут потерять. Он слышал рядом тяжёлое, загнанное дыхание Адрианы, но не слышал Дэвида.


Дэвид остановился, когда понял, что паника владеет им настолько, что он бежит, не разбирая дороги. Велика всё же над человеком бывает власть нерассудочных движений подсознания! То самое чувство из снов, когда за тобой кто-то гонится, и ты бежишь, коридор за коридором, комната за комнатой, дальше, глубже, движимый одним порывом – укрыться… Хорошо хоть, он вовремя взял себя в руки, раньше, чем забежал совсем в глушь или упал в овраг! Всё же чему-то научили его учителя, но лучше б, конечно, рассудок вернулся пораньше.

Он прислушался. Погони слышно не было. Диуса и Адрианы, впрочем, тоже. Сердце кольнула новая волна паники. Потерялся! Нет, нет, только не поддаваться отчаянью! Да, конечно, вот ещё одно свидетельство, какие они отличные шпионы… Попёрлись, как на лёгкую прогулку – без связи, без всего… Но лес ведь не может быть большим, насколько они видели по дороге, это небольшие куски… В конце концов он их найдёт… Правда, кричать, наверное, всё же пока не следует…

Страж мягко ткнулся в шею, запрашивая соединение.

«Что-то пошло не так, да?».

«Увы, как видишь».

«Ты не знаешь, где мы, так?».

«В лесу близ шахты Гатвини. Но да, мы потерялись, я понятия не имею, где Адриана и Диус, я не видел, куда они побежали».

«Плохо… Я могу почувствовать телепата, если он подойдёт ближе, сейчас я слышу только слабый сигнал. Я могу настроиться так, чтобы сориентироваться по сторонам света, но мы не знаем, какое направление выберут они».

«Ну, не важно, что-то делать всё равно надо. Можно попробовать идти на этот слабый сигнал… Это ведь лучше, чем сесть и заплакать, верно?».

Ему пришло в голову, что, если он был в лесу всего несколько раз в жизни, то Страж-то – вовсе ни разу. То есть, конечно, с одной из предыдущих точек они шли через лес… Но шли по широкой грунтовой дороге, не углубляясь в чащу. И, разумеется, стоял день…

«Нет, мне не страшно. Существа, обитающие в этом лесу, не могут причинить мне вред».

«Ну да, верно… У тебя нет этого страха, как у людей…».

«А почему люди боятся темноты? Из-за Теней?».

«Нет, думаю, это никак не связано. Это такой древний страх… Я думаю, потому, что люди, как и большинство рас, впрочем, довольно плохо видят в темноте. Темнота скрадывает очертания, невозможно адекватно оценить обстановку, а при наличии развитого воображения можно увидеть врага в каждом углу. Отголоски тех времён, когда человек вынужден был бороться за выживание каждый день, когда в темноте его могли подстерегать хищники… Эти времена были не настолько давно, чтобы люди могли полностью освободиться от инстинктивного страха».

«Почему ты не стремишься к выживанию?»

«Что?»

«То, о чём ты говорил днём телепату. Что не убьёшь ради своего выживания. Ты говорил об этом так, словно это твоё личное решение, а не сбой в защитных механизмах вследствие эволюции, подобно утрате острых клыков и когтей».

«Так и есть. То есть… Это то, что было бы желательно, мы не можем быть уверены, что в критической ситуации поступим именно так, как сейчас о себе думаем, но это то, к чему стоит стремиться».

«Почему? Разве это не самоубийство? Тебе не нравится жить?»

«Ты же знаешь, что не в этом дело. Помнишь, я говорил тебе о принципах разумного существа? Ключевое слово здесь – разумный. Это эволюция, конечно, не в том смысле, о котором чаще думают… Живое существо, становясь разумным, рано или поздно задаётся вопросом, в чём смысл. Для чего всё. Приобретает абстрактные понятия и ценности за пределами одного ограниченного «я». На этой стадии личное выживание уже не является для существа приоритетом. Приоритетом становится осмысленность».

«Ты считаешь свою жизнь бессмысленной?»

«Конечно нет! Это не какая-то депрессия, вовсе нет. Это приобретённое эволюционно, за счёт развития разума и абстрактных понятий, представление о том, что… Выживание индивида как таковое не является конечной и главной целью. И в момент выбора существо способно задать себе вопрос, более ли оно достойно жить, чем его противник. Достаточно ли велика цель – ею должно быть не выживание как таковое, а что-то другое – чтобы совершить насилие. Грубо говоря, если я буду готов без колебаний убить – я ничем не лучше. Способность поставить себя на место другого – свойство разумного человека, шагнувшего дальше животного».

«Ты говоришь о какой-то другой эволюции, чем то, о чём говорили Тени».

«Конечно, понимаю. Тени говорили лишь о том аспекте эволюции, который касается борьбы за выживание, апеллируя к самым тёмным чертам в человеке. Они утверждали, что без межвидовой борьбы развитие остановится. Но на мой взгляд, это они остановились в развитии. У эволюции есть и другой смысл – улучшение. Достигнув некоторого уровня прогресса, приобретя прочный фундамент для защиты своей жизни, можно позволить себе вести себя иначе, чем пещерный человек, окружённый враждебной средой и рискующий жизнью ради каждого куска. Мы способны по-настоящему познать себя лишь в тот миг, когда понимаем, что наша привязанность к другому существу или наша верность идее для нас значит больше, чем наша личная любовь к жизни. Не познав этого, человек не будет счастлив, а значит, все его усилия, прилагаемые для личного выживания, будут лишь бесплодной погоней за удовлетворением».

За деревьями почудилось какое-то движение.

«Опасность! – успел встрепенуться Страж, - не тот! Не наш!»

Дэвид не успел даже испугаться…