Desperatio

— Глава Ордена! Мы прибыли.

Цзян Чэн вздрогнул и приоткрыл глаза, тут же прищуриваясь от пронзительной белизны картины. Бледно-серое небо с редкими облаками практически сливалось с величественными, полностью утопающими в снегу деревьями и большими сугробами, которые он чертыхал чуть ли не с завидной постоянностью.

Он только что вернулся с очередного Совета Кланов, и если бы у него спросили когда-нибудь, есть ли у него причины оставить пост главы Ордена Юньмэн Цзян, то он не задумываясь бы назвал именно это. Необходимость каждый месяц-два ездить на подобные мероприятия навевала на Цзян Чэна невероятную тоску. Если раньше они и были действительно полезны — обсудить очередную военную стратегию против клана Вэнь, придумать новый план захвата горы Луаньцзан, уладить торговые конфликты и прочая ерунда — то сейчас Совет превратился в откровенно скучное мероприятие, где каждый по очереди монотонно рассказывает об «спокойной обстановке, конечно, возникают мелкие проблемы с нечистью, но клан справляется, поэтому они не стоят вынесения их на Совет». Он и сам заученно говорил что-то похожее, потому что это правда. После смерти Вэй Усяня обстановка в стране стала спокойнее воды в заледеневшей реке.

Так что теперь Совет по сути представлял собой богатый званый ужин, который устраивал Орден Ланьлин Цзинь, ну и просто повод выпить.

Он вздохнул, по привычке чуть закатывая глаза.

Единственное, что особенно врезалось ему в память из подобных Советов — то, как они обсуждали вопрос о распространении «учения» Вэй Усяня через год после его смерти. Цзян Чэн помнил, как сильно он сжимал кулаки и как сильно напрягалась его челюсть от сдерживаемых эмоций. Эта тема для него была особенно болезненной. Из всех них, глав Орденов, только он и Лань Сичень не выглядели довольными, предвкушающими расправу над последователями Тёмного пути. Украдкой поглядывая на главу Ордена Гусу Лань, Цзян Чэн отмечал подчеркнуто вежливое выражение лица, на котором все равно отгадывалась тень печали. Он не знал, что конкретно произошло у них в Ордене, но по слухам это было связано с его братом, Лань Ванцзы. Ваньинь не слишком вдавался в подробности — эта тема снова навевала не те воспоминания.

Как раз таки после этого Совета и после нескольких следующих Цзян Чэн и прославился как свирепый Саньдоу Шэншоу, уничтожающий любого, кто посмеет вступить на Тёмный путь.

Его появления в городах и деревнях заставляли содрогаться живущих в них заклинателей. Простой народ не боялся главу Ордена Юньмэн Цзян, хоть и относился к нему с уважительной настороженностью. А вот заклинатели-экспериментаторы действительно трепали себе нервы, скитаясь по всей стране, лишь бы не наткнуться на всполохи смертоносного Цзыдяня в ночной мгле. Вокруг фигуры Цзян Чэна обросло множество слухов: что пойманных заклинателей он подвергает мучительным пыткам, что он заживо варит их огромных котлах, сдирает с них кожу, хлещет своим магическим хлыстом до потери сознания, а то и жизни. Получался, в общем-то, садист не хуже Вэнь Жоханя.

Редкий заклинатель выбирался живым из Пристани Лотоса, если был пойман. Однако (опять же, по слухам) был один такой паренек, который рассказывал, как его поймали на одном ритуале, который он из любопытства пытался провернуть, даже не догадываясь, что он относится к области Темного пути. Его и еще одного рослого мужчину лет сорока отвели в подвалы и приказали ждать прихода главы Ордена. Кроме них, там были еще люди, и молодой заклинатель в ужасе глядел на полуизувеченные тела. Парень уже успел мысленно попрощаться со всей своей семьей, которая даже и не догадывалась, что творилось с их сыном, как стража резко одернула их и толкнула на колени.

Единственное, что парень запомнил сквозь волны животного страха, которые накатывали его со всех сторон в тот момент — взгляд. Холодный, яростный, презрительный, проникающий глубоко и выворачивающий все внутренности наружу. Заклинатель буквально не дышал, пока глава Ордена внимательно вглядывался в его черты лица, словно пытаясь выловить в них что-то такое, что было понятно только ему одному. Кажется, парень что-то еле слышно лепетал, но паника и страх навсегда похоронили эти воспоминания под собой.

Следующее мгновение — и он оказывается на сыром осеннем воздухе. Стража сказала ему, что он свободен, но если его поймают на таком еще раз — он труп. Парень не дурак — припустил оттуда, не видя и не разбирая, куда он бежит. Лишь бы подальше от Пристани Лотоса.

Видимо, он напился в каком-нибудь борделе и без задней мысли выложил эту историю очередным приятелям на вечер. Оттуда и пошла молва обо всех этих ужасах, которые скрывает Орден Юньмэн Цзян.

Цзян Чэн знал об этих слухах о нем, ходящих от жалких деревушек на окраине страны до крупных городов и столиц, однако и не подтверждал их, и не опровергал. Да и зачем? На его действия люди не отзывались с явной неприязнью, также считая последователей Тёмного пути отступниками и угрозой для себя и других заклинателей.

Он еще раз моргнул, привыкая к светлым пейзажам вокруг себя. Он спрыгнул на пристань, оглядывая слуг и охрану вокруг себя, которые суетились, разгружая лодки. В этот раз после Совета они решили заехать в Нечистую Юдоль навестить Не Хуайсана — глава Ордена Цинхэ Не чем только не заманивал Цзян Чэна, и в конце концов тот соблазнился парочкой интересных томов с древними заклинательскими практиками. Не Хуайсан ими даже радушно поделился. Вслед за ним из лодки вылез Цзинь Лин, тут же начав разминать затекшие в дороге мышцы и вертеть головой по сторонам. Мальчишка уговорил взять его с собой в Пристань Лотоса. «Я соскучился, — смущенно буркнул тот, стоя перед грозной фигурой дяди и сжимая меч, и где-то в глубине души (он это отрицает) у Цзян Чэна что-то тепло кольнуло.

Их встречала группа молодых адептов во главе с его приближенным Хань Ши. Сегодня было не холодно, но ветер дул пронизывающий, так что юношей немного потряхивало, хоть они и пытались скрыть это. Цзян Чэн поманил Цзинь Лина и подошел к ним.

— Приветствую, глава Ордена, — вперед вышел высокий хмурый заклинатель, тут же сгибаясь в уважительном поклоне — это и был Хань Ши. — Молодой господин Цзинь, — он отдельно поклонился Цзинь Лину и повернулся к главе Ордена. — Как прошел Совет кланов?

Цзян Чэн закатил глаза, поджимая губы.

— Как обычно, — отрезал он, и Хань Ши кивнул, привычно не ожидая от главы развернутого ответа. — Что нового? Что-нибудь случилось?

Теперь к выражению лица Хань Ши, кроме хмурости, примешалась легкая растерянность. Цзян Чэн прищурился. Точно что-то произошло.

— Цзинь Лин, — громко обратился он к племяннику, и тот встрепенулся, — иди вперед, я позже приду. Пусть его проводит кто-нибудь из адептов, — он кивнул на группу заклинателей позади своего приближенного. Пара юношей тут же отделилась от них и повела Цзинь Лина в сторону резиденции.

Как только взгляд Цзян Чэна оторвался от исчезающих вдали фигур и ожидающе переместился на Хань Ши, тот тихо заговорил:

— Мы нашли еще нескольких последователей Тёмного пути.

— И? — выгнул бровь глава Ордена. — Убили бы их и дело с концом.

Вот чего Цзян Чэн действительно не понимал, так это того, что с каждым днём, несмотря на то, что на них ведут, по сути, открытую охоту, количество темных заклинателей не только не уменьшается, а наоборот, растёт как на дрожжах. Ему не было жаль таких людей — в конце концов, они сами выбрали себе такую судьбу. Боги, ну почему нельзя просто понять, что Тёмный путь — это глупо, неправильно и опасно?

Не будет темных заклинателей, постепенно будет исчезать сама сущность Темного пути, а значит, люди будут обучаться и самосовершенствоваться правильно, так, как нужно.

Тогда на земле не останется ни одного живого упоминания о его ненавистном шисюне.

— Кхм… Ситуация немного… — Хань Ши замялся, скосив взгляд в сторону. — Дело в том, что… Что…

— Говори, не мямли, а то я и тебя к ним отправлю, — раздражённо перебил его Цзян Чэн. — Я только с дороги, жутко устал и не хочу ждать, пока мои подчиненные высунут язык и скажут мне, что нужно.

— Один из пойманных, господин… Он… Я не могу утверждать наверняка, но по реакции других… Этот мальчишка поразительно похож на Вэй Усяня, я…

Цзян Чэн застыл. Хань Ши продолжал говорить что-то еще, но его слова долетали до него как будто сквозь толщу воды. Он абсолютно не улавливал их смысл, вся его голова была заполнена единственным именем.

Вэй Усянь.

Он почувствовал, как кулаки бессильно сжимаются, а ногти оставляют на коже болезненно красные следы-полумесяцы. Кольцо матери опасно засияло фиолетовым, и фоновое лепетание тут же резко затихло.

— Отведи меня к нему, — его голос резко хрипло прозвучал в тишине. — Пусть остальные отнесут мои вещи и вещи Цзинь Лина в комнаты и подготовят обед.

— Слушаюсь, глава, — Хань Ши поклонился и отошел к адептам, чтобы отдать приказания. По его виду было заметно, что мужчина занервничал ещё сильнее, чем когда только готовился рассказать эту новость главе Ордена. Как только все занялись своим делом, заклинатель подошел к главе Ордена. — Идемте.

Цзян Чэн моргнул, выныривая из круговорота своих мыслей, который бешено вертел лишь одно проклятое имя, и зашагал в сторону резиденции, внезапно понимая, что это не будет обычным убийством отступников, к которому он привык.

***

В подвале просторно, светло, слегка сыровато и немного пахнет кровью.

Иногда Цзян Чэн с горечью отмечает, что раньше здесь пахло только хорошо выдержанным вином.

Хань Ши был прав — мальчишка внешностью действительно напоминал его шисюна. Те же растрепанные темные лохмы, крепкое телосложение, хитрая физиономия, знакомый изгиб губ и совершенно невинный взгляд голубых глаз, сверлящих его снизу вверх. Цвет глаз — единственное, в чем они отличались, но Цзян Чэну до отвратительного просто представить вместо них светло-серый оттенок.

И это приводило его в тотальное бешенство. Кулаки в очередной раз за этот день сжались с невероятной силой.

Незнакомец был полностью спокоен, его лицо и наклон головы излучали легкое любопытство и недоумение, и это приводило главу Ордена Юньмэн Цзян в ярость.

Он должен смотреть на него со страхом и покорностью. Должен.

И он тоже должен был.

Цзян Чэн вдохнул поглубже и подошел к пленнику, резко хватая его за волосы и закатывая голову наверх.

— Скажешь что-нибудь в свое оправдание? — Его голос чуть подрагивал от злости, которая была готова выплеснуться и поглотить всех здесь под собой.

Но мальчишка ничуть не изменился в лице, все также глядя на главу Ордена с показательным удивлением на лице.

прямо как он он делает это прямо как он он не имеет права так делать он не имеет права он должен умереть в эту же секунду умри умри умри

Рука Цзян Чэна сильнее сжала волосы, от чего пленник поморщился.

— Полегче, господин, — его голос в голове Цзян Чэна явственно накладывается на образ Вэй Усяня, и ему становится плохо от этого. — Я на самом деле искренне недоумеваю, чем вам не угодил.

Цзян Чэн усилием воли не зажмуривает глаза от накатывающего бешенства и желания убить этого сукиного сына прямо сейчас. Не сбавляя хватку в волосах наглеца, он с силой швырнул его об каменную стену. Лицо заклинателя (да его даже заклинателем назвать нельзя, жалкое подобие человека, посмевшего отступить от правильного пути, как он смеет быть таким же) искажается в гримасе боли.

Вот так и должно быть. Он должен страдать, он не заслуживает ни капли жалости, пусть захлебнется, подавится этой болью, которую причинил ему.

Он снова хватает мальчишку и прикладывает головой об стену. Раздается тихий, болезненный стон. В тишине раздается звук капающей крови. Сзади шуршит ханьфу притихший Хань Ши; он знает, что в таком состоянии к главе Ордена лучше не приближаться

— Ах ты не понимаешь, поганая сволочь? — голос Цзян Чэна сочится ядом; он хочет, чтобы этот яд проник в него, отравил изнутри, заставил корчиться в муках и вопить от того, как все внутренности сгорают дотла.

заслужил заслужил заслужил

— Ты — грязный отступник, ты отрекся от правильного пути и сам избрал себе такую судьбу. Последователи Тёмного пути — угроза миру заклинателей. Смерть — единственное, чего ты достоин.

Еще один удар — более сильный, чем предыдущие, и Цзян Чэн отпускает чужие волосы. Пленник тяжело валится на пол. Кровь стекает по его лицу, взгляд мутный, глядящий будто сквозь пелену боли и накатывающего бессознания, но даже в таком состоянии он умудряется смотреть на главу Ордена пронзительно и с лукавым пониманием.

Цзян Чэн готов выть от бессильной ярости. Почему этот щенок продолжает смотреть на него, почему не молит о пощаде, как остальные, почему он выглядит так спокойно, будто вот, сейчас пройдет пару мгновений, и он встанет, отряхнется и, озорно подмигнув, как ни в чем не бывало, пойдет пропустить стаканчик-другой в ближайшую винную лавку.

— А кто решил, что Тёмный путь — это не правильно?

Тишину подвала разрезали щелкающий звук Цзыдяня и судорожный вдох Хань Ши где-то на периферии.

Тело пленника дернулось в сторону, и он согнулся пополам от разрывающей боли хлыста, но не издал ни звука. Руки Цзян Чэна дрожали от смешанных эмоций, он напряженно кусал губы, и сердце заходилось в неистовом стуке.

больше надо больше чтобы он корчился мучился он должен понять какую боль нам причиняет бей бей

Воздух в подвале ходил ходуном от ударов Цзыдяня, яростно наносимых Цзян Чэном. Его разум буквально затуманился, он чувствовал смутное темное неправильное удовольствие, и перед глазами ничего, кроме еле двигающегося тела, в котором он даже в таком состоянии видел проклятого Вэй Усяня. Вот сейчас он повернется и посмотрит на него своим знакомым теплым взглядом светло-серых глаз.

Он плохо помнит, чем всё закончилось. Отрывками в его памяти проносятся моменты, как окровавленные губы пленника складываются в нечто знакомое. Тень родной озорной улыбки. Потом беспечный блеск во взгляде, незаметный обычному глазу, но только не Цзян Чэну. Финальный удар хлыстом, полный отчаянной и бессильной ненависти, и тело издает последний хриплый вдох.

Он помнит испуганного Цзинь Лина, которого поспешно увел Хань Ши, с натянутой улыбкой объясняя, что «твой дядя сейчас немного не в духе, лучше не тревожить его сейчас». Он помнит, как отмахнулся от приготовленного обеда, перепугав прислугу свирепым выражением лица и полыхающим кольцом на пальце правой руки.

Несколько следующих дней он провел в подобной прострации, механически выполняя привычные действия. Он даже поговорил о чем-то с племянником, который общался с ним довольно настороженно, улавливая непривычное состояние дяди.

Затем, еще одним моментом, врезавшимся в память, было то, как из подвала выносили труп того мальчишки.

Обычно мертвые тела убитых им отступников закапывали в лесу за пределами Пристани Лотоса или топили в реке в каких-нибудь неприметных местах.

С закрытыми глазами и безмятежным выражением лица он был больше похож на Вэй Усяня. Наверное, так бы и проходили похороны его шисюна, если бы он не погиб на горе Луаньцзан — только вместо пыльной порванной накидки была бы знакомая, привычная глазу черная ханьфу. С хмурым отсутствующим видом он наблюдал, как его выносят за пределы резиденции.

И вот уже несколько дней подряд ему снятся кошмары, в которых он безостановочно видит окровавленное, еле дышащее тело на каменном полу, мягко обнимаемое тенями от света факелов, смотрящее на него печальным взглядом светло-серых глаз.

От злости Цзян Чэн ломает добрую половину мебели в своей комнате. На следующее утро слуги безмолвно убирают мусор и заносят новую. Хань Ши, нервно покусывая губу, смотрит на это и с тревожной грустью провожает Цзинь Лина до пристани. Нечего мальчику здесь делать, когда у его дяди такое шаткое, нестабильное состояние.

По правде говоря, у Цзян Чэна нечасто случались подобные срывы. Но от этого они казались непривычнее, страшнее и отчаяннее.

А ещё каждая из них так или иначе затрагивала его печально знаменитого брата.

Хань Ши не довелось познакомиться с Вэй Усянем лично, но он имел удовольствие наблюдать за ним на одном из военных советов во время Аннигиляции Солнца. И он искренне недоумевал, что должно было случиться с человеком, чтобы потом он превратился в такое.

Небо заволокло тяжелым полотном туч. Погода портилась. К вечеру начался сильный снегопад.

Ваньинь отчаянно тешил себя мыслями о благородности своей цели. Он же хочет уничтожить последователей Темного пути ради светлого безопасного будущего. Чтобы больше никто не посмел ступить на эту скользкую опасную дорожку. Чтобы ни один заклинатель не посмел даже помыслить об этом. Чтобы никогда больше в мире не появился новый Вэй Усянь.

Однако в моменты особенно сильных душевных терзаний он позволял отбросить все маски, за которыми тщательно скрывался (в том числе и перед собой) и с горечью, пеплом оседавшей в горле, понимал, что все это полная чушь.

В каждом из этих жалких недоумков, гордо называющих себя темными заклинателями, он пытается найти его частичку. Что-то знакомое, раздражающее, но родное до боли. Цзян Чэн не знает, от чего он больше впадает в ярость: от того, что заклинатели верят этой чуши и встают на Тёмный путь, или от того, что ни один из них даже близко не сравнится с ним.

Сложно. Страшно. Непонятно. Плохо.

Да будь перед ним Вэй Усянь хоть даже в это самое мгновение, поставленный на колени и смиренно готовый принять смерть от его руки, он бы никогда не сумел нанести ему смертельный удар. Хлестнуть Цзыдянем — да, и не раз, до изнеможения, до полного удовлетворения, до кровавых полос и срывающегося на хриплый шёпот от боли голоса своего шисюна. Но едва Цзян Чэн представлял себе мёртвое тело Вэй Ина, лежащее перед его ногами, и его кровь на своих одеждах и мече… Он даже себе боится признаться, что горечь в горле тогда превращается в мучительную тошноту.

Эти чувства он прогоняет, заталкивает глубоко внутрь, чтобы никто ни в коем случае не узнал, не догадался. Его взгляд покрывается холодной коркой льда, скрывая за своими мутными голубыми толщами настоящие эмоции, приучает себя контролировать их.

Он должен. Он — Саньдоу Шэншоу, Цзян Чэн, глава Ордена Юньмэн Цзян, у него репутация уважаемого заклинателя, яро ненавидящего последователей Темного Пути и любые упоминания о своём названном брате.

Ваньинь вздрагивает, просыпаясь посреди ночи ото сна, в котором Вэй Усяня с жадностью и злобой пожирают лютые мертвецы, вышедшие из-под его контроля. Лицо Вэй Ина растерянное, но в то же время усталое и смиренное, словно бы он знал, что заслужил этого.

Действительно, заслужил. Цзян Чэн хмурится, поджимает губы и переворачивается на другой бок. За полузакрытым плотной тканью окном порошит снег. Ночь сегодня особенно холодная.

Он заслужил такой смерти. За все, что он совершил, что сделал, будучи Старейшиной Илин, он заслужил такого конца. Он заслуживает гореть в аду вечно за одну только сгоревшую Пристань Лотоса. Но Цзян Чэн почему-то все равно чувствует, что этого недостаточно. Его ненависть к Вэй Усяню должна быть ещё сильнее.

Он жмурится. Тоска все равно тонкой струной гуциня опутывает его сердце, разнося в самую глубину души свои пронзительные звуки, которые складываются в тихую мелодию безысходности.

На следующий день растерянные адепты перешептываются о странном настроении главы Ордена в последние дни. Сегодня была среда — день, когда к ним на тренировку приходил сам Цзян Чэн и учил их различным приемам, проводил тренировочные бои. Но на тренировочной площадке только их наставник, и они лишь мельком видят грозную фигуру в фиолетовых одеждах, стремительно шагающую по резиденции.

Прохладные каменные помещения вновь оглашаются криками и отчаянием.

В груди, в районе золотого ядра проносятся вспышки фантомной боли.