Человек — единственное животное, которое знает, что его ожидает смерть, и единственное, сомневающееся в её окончательности.
Малышка Мэйбл отбирает книгу у Диппера — что-то про космос и про интересную родинку у братца на лбу — и убегает, ловко лавируя между гостей.
Вокруг праздник в самом разгаре, когда подарки подарены, но не открыты, а гости уже съели все угощения и лишь танцуют и разговаривают. Мэйбл скучно, и она с громким визгом убегает от Диппера, размахивая его глупой книжкой с целью попасть близнецу по голове.
Вообще-то мальчика зовут Мэйсон, а не Диппер, это старшая Пайнс помнит точно. Так же точно, как и то, что сегодня их день рождения и последний день лета. Но братик сказал, что его родное имя ужасно, и с воодушевлением рассказывал про созвездие большой медведицы, открывая чёлку и водя пальцем по линиям.
Мэйбл всё равно, что Диппер, что Мэйсон, что Дракон, лишь бы младший близнец улыбался и был счастлив.
Да и тем более "близнецы Мэйбл и Диппер Пайнс" — это звучит.
Сегодня им исполняется шесть лет, и завтра они вновь пойдут в школу. Чистописание, счёт и чтение закончатся, и начнутся настоящие взрослые уроки. По крайней мере, так обещает мама, а маме Мэйбл верит.
Миссис Пайнс возникает прямо перед носом девочки, забирает книжку, говорит, что открывать подарки так рано — плохой тон, и отправляет играть с другими карапузами.
Мэйбл они не нравятся: слишком скучные, маленькие и не любят играть с её братом-близнецом.
Она их, может быть, даже ненавидела бы, если б не была столь мала для такого сильного чувства.
Дип-дип дуется за книгу, но потом они вместе прячутся до самой официальной части.
На ней их поздравляют, и Мэйбл, улыбаясь ярко — как новая, только поставленная лампочка, — распаковывает подарки.
Диппер же стоит чуть позади сестры и не подходит. Его не поздравляют, не ерошат волосы, он не открывает подарки.
Сколько бы Мэйбл его ни звала.
Он лишь улыбается виновато, целует близняшку в щёчку и говорит, что уступает ей праздник.
Мэйбл, в принципе, не против.
Но всегда ли ей уступал братик?
***
В школе в этом году всё ещё хуже, чем в прошлом.
У многих малышей в пять лет есть воображаемые друзья.
В шесть над этим уже смеются.
Но Мэйбл Пайнс на это откровенно плевать.
Уроки скучные, одноклассники безликие, а Диппер всегда рядом.
Если никто не разговаривает с Диппером, то Мэйбл не разговаривает ни с кем.
Всё в мире циклично. И маленький школьный круг старшей Пайнс замкнулся.
Но у родителей ещё мало причин для беспокойства.
***
Мэйбл ненавидит психолога. В этом малышка Пайнс может даже поклясться. Ей уже целых двенадцать, и она уже достаточно взрослая для таких сильных эмоций.
Доктор Харрисон смотрит прямо в глаза выжидающе и неотрывно, как ядовитая змея на вёрткого кролика.
Он улыбается уголками губ, складывает пальцы под подбородком, как в детективных сериалах, и так уверенно говорит о ней, будто знает.
Но конечно же нет.
Мэйбл не нравится, как он на неё смотрит, какие тесты даёт, как его голос становится приторным и елейным, обращаясь к ней, ну честно, как с душевнобольной.
От этого хочется блевать, но она лишь сильнее сжимает обивку кресла, потому что руку близнеца — нельзя. Потому что тогда его точно заберут. Или её отправят в психушку и не пустят брата.
Диппер же стоит, как всегда, за спиной, шепчет успокаивающе на ухо, приобнимая за плечи. Близнец прожигает психолога взглядом, шепча обманчиво ласковым голосом Мэйбл на ухо, что ещё проучит этого придурка.
Мэйбл бы не улыбаться, но это очень сложно, учитывая такие серьёзные заверения.
На следующем сеансе мистер Харрисон бледен, и на дне его зрачков ворочается первобытный животный страх.
Диппер же чуть ли не урчит от наслаждения.
Родители — такие же до синевы бледные и нервные — внимательно слушают её, Мэйбл, диагнозы. Она же в них даже не вникает. В конце концов, это Диппер мозг их дуэта, он всегда выручит, найдёт, запомнит и объяснит. Освобождая от этого близняшку, позволяя ей вести себя радостно и беззаботно словно (?) большой ребёнок.
У малышки Мэйбл Пайнс биполярное и обсессивно-компульсивное расстройства, галлюцинации и мёртвый брат.
Психолог говорит что-то о терапии и смене обстановки. Родители понятливо кивают.
Диппер улыбается.
***
В Гравити Фолз Мэйбл спокойно. Можно кутаться в свои любимые свитера, потому что довольно прохладно, изучать аномалии и не опасаясь говорить и играть с братом.
Ведь здесь его видят.
Тут Диппер заводит друзей, насколько можно считать такими Зуса с Гидеоном, влюбляется в Венди, общается с обычными жителями города и покупателями в хижине, переругивается с дядей Стеном.
Пусть теперь Мэйбл — такую яркую, будто звёздочка — не замечают, почти не разговаривают, забывают, стоит ей уйти из поля зрения.
Пусть. Да она умереть готова за Диппера, а тут такая мелочь, как общение в социуме.
И всё равно, что прадядя Стен удивлённо вскидывает брови каждый раз, когда Мэйбл обнимает его, или что Венди почти никогда не отвечает на её реплики.
Какая разница, если её брата-близнеца заметили?
Ни-ка-кой.
***
Стенфорд смотрит внимательно и не может поверить своим глазам.
Девочка, сидящая перед ним на стуле, прозрачная, изменчивая и будто ненастоящая. Говорит на грани слышимости, улыбается широко-широко, качает фантомными ногами.
Она — сестра-близнец Диппера, забредшая сюда случайно и не вписывающаяся в этот мир.
Она — идентичное отражение необычного мальчика с поправкой на пол, рост и длину волос.
Ну и, естественно, она жива.
Что очень странно, учитывая волшебный барьер, мёртвый городок и разную линейность времени.
Форду это хочется изучить, и в дневнике, вверху страницы, над обычными данными, записывает, что она феномен. Название придумывается как всегда легко: "девочка вне жизни и смерти".
Правда, это не совсем точно, зато прозаично и интригующе.
Но, прежде чем вплотную заняться своей работой, Форд подзывает Диппера.
Племянник, внук Шермана, шебутной, чуть нервный и помешанный на аномалиях.
Время перед Стенфордом будто отступает назад, и он видит маленького себя из другой реальности, где вместо шести пальцев на каждой руке — родинка в виде ковша большой медведицы на лбу.
Форд выбрасывает из головы мысли о колесе сансары, двойственности восприятия и бесконечных Вселенных, что пересекаются в одной точке, и спрашивает у Диппера давно мучавшую его вещь:
— Как сюда попала Мэйбл?
Диппер недовольно смотрит из-под чёлки, насупливается, пожимая острыми плечиками.
— Со мной вместе приехала. Разве так важно, как?
Мальчик отводит взгляд и тут же, улыбаясь, хитро обещает:
— Она к нам скоро присоединится, дядушка*.
И убегает играть с сестрой в лес.
В конце концов, то, что мертво, умереть не может.
И если Мэйбл будет с ними — реальная, громкая и весёлая, — то Форд не против.
Совершенно.
***
Каждый день приближает близнецов к тринадцатилетию.
Лето подходит к концу, и ветер срывает плёнку хоть какой-то адекватности грядущего и минувшего.
Билл — уже однажды побеждённый в голове Стенли — рассыпается в пыль, громко вопя что-то о пространственных аномалиях, усиленных реальностью происходящего.
Мэйбл не совсем понимает, как это, и, не заморачиваясь, скидывает всё на Диппера.
Брат смеётся, обещает всё пояснить, и смотрит буквально в самую душу.
Гравити Фолз — вполне реальный город мёртвых, что плотно осел в полотне данной реальности, застряв меж временных потоков.
Лесорубы, графы, трудяги и мошенники — все, кто когда-то умирал в этом месте, тут же и остаются, застревая в моменте своей смерти и проживая так целую вечность.
Мэйбл это понимает довольно отчётливо. Да и, согласитесь, сложно не заметить, когда из головы девчонки Кордрой торчит топор, из спины дядушки Стена нож, а лебединую шейку Пасифики стягивает синий ошейник — след от петли.
Мэйбл Пайнс хочет умереть в свой тринадцатый день рождения и запечатлеть этот момент в их ненормальной реальности, чтобы быть рядом с братом всегда.
Души, случайно забредшие в этот городок, тут и остаются, не попадая на аукцион реинкарнации.
Больше не попадают в живое тело, но могут пользоваться мёртвыми сколько угодно, соблюдая, впрочем, рамки онной Вселенной.
Билл, когда ещё существовал, кричал, что этих рамок нет, пока не врезался в одну из них.
Мэйбл Пайнс простреливает себе абордажным крюком череп.
Ведь смерть — начало бессмертия.