Примечание
лучше всего читается под welcome to paradise от grandson
Райнер никогда не был оптимистом. Трусом, в растерзанной грудной клетке которого билась глупой птицей надежда, идиотом, который хотел стать чем-то большим, кем-то значимым, другом, который так и не научился дружить, сыном, который не знал материнской любви, солдатом, познавшим войну слишком рано. Райнер был Райнером.
Он слышит голоса. Не известно, кому они принадлежат и откуда доносятся, но они настойчиво зовут его. Упороно шепчут "Paradise", и Райнер не знает, они приглашают в рай или напоминают про адский остров. Браун понимает, что ни там, ни там места ему нет.
Потолок спальни, из которой он вырос много лет назад, начинает вращаться и падает на Райнера мёртвым грузом. Сверху камнем валится туша бронированного титана, несущего вечное чувство вины и нескончаемого страха. И Райнер задыхается, сминает рубашку на груди, измученно хрипит, и смотрит, смотрит в этот чёртов потолок, помня каждую трещину над собой. Потолок, кажется, смотрит в ответ и выворачивает наизнанку всё солдатское естество Брауна, ведь знает того как облупленного. Птицы в его груди разлетаются, и ему остаётся только сдаться воле судьбы, стать кормом для кого-то более сильного и смелого, кого-то, кто сможет вынести это адское бремя.
Недостойный. Сын подонка, растворённый в материнских ожиданиях, слабое звено в цепи кандидатов. Вымахал таким большим, а в душе дитя запуганное, трясётся, просит на ночь свет включить, только сил плакать не находится. В детстве точно сильнее был, голову держал выше. Сейчас же хочется пустить шальную в эту самую голову и навсегда склонить её в вечной молитве, перемешанной с бездумными извинениями.
Ему снится семейное застолье. Тарелка переполнена домашней едой, Райнер думает, что вовсе не голоден, когда в окно столовой стучится огромная белая сова, заглядывает ему в остатки души ярким и зелёными глазищами, продолжает биться в окно. Браун отворачивается, поведя плечами.
В следующий момент он оказывается на полу.
Мать прижимает его к холодному дереву, сдавливая шею с нечеловеческой силой. Почему она такая сильная? Разум затуманивается, пока мысли утекают одна за другой. Не то что бы в светлой голове их было много, но Райнер не понимает, почему она считает его зубы, зачем эта женщина так отчаянно бьёт его по щекам, сама же лишая доступа к кислороду.
Понимание не приходит, пока он не подскакивает на кровати, где простынь сбита, подушка где-то на полу, а массивное тело смотрится настолько нелепо, что его пробирает дрожь. Холодный пот продолжает стекать по позвоночнику, когда Райнер подходит к окну.
Он видит луну. Большую, круглую, налитую отражённым солнечным светом. Никакая сова не стучится в его окно, а в столовой, как и во всём доме тихо.
На душе его легко.
Впервые за долгое время Райнер ухмыляется, улыбается, хихикает и уже раскатисто смеётся, запуская руку в волосы.
Это последняя битва.
Он скоро умрёт.
Райнер никогда не был оптимистом, но жизнь, кажется, налаживается.