Сознание вернулось рывком, если то куцее самоопределение можно было назвать сознанием. Меня мгновенно поглотила непреодолимая стена боли; голова каждую секунду будто бы раскалывалась на тысячу кусочков; я не мог даже пошевелиться. Осколки стекла впились в кожу, из свежих порезов хлынула кровь, кажется, заполняя все вокруг… На этом все померкло, только иногда слышались какие-то голоса. Один из них звал меня по имени и казался знакомым:

— Япония! — голос звал все настойчивее, но мне было не вспомнить, чей он. Вскоре исчез и он.

Не знаю, сколько я пробыл в таком странном состоянии. В той темноте не было ничего: ни звуков, ни красок, не было даже запахов и ощущений. Я не чувствовал ни тепла, ни холода, ни боли, ни прикосновений. Была лишь бесконечная тьма. Она опутывала меня со всех сторон, проникая в само сознание. В какую-то секунду мне показалось, что этот ад вечной пустоты никогда не закончится.

Но в одно мгновение всё изменилось. Первым вернулся свет и краски, ограничивающиеся, впрочем, белым. Потом пространство вокруг стало обретать очертания. Увы, осмотреться должным образом не получилось: голова отказывалась двигаться, будто бы была привязана.

— Как я рад, что ты очнулся, — раздался до дрожи знакомый радостный голос. Ну почему именно он?.. Возле меня сидел Россия. Кажется, не первый день сидит… — Как ты себя чувствуешь, Япония?

— Р-росс-сия-сан… — говорить откровенно больно, но я все же попытался. — Что с-случилось?

— Ты не помнишь? — он, кажется, удивился. — Хотя, ты же сильно ударился головой, так что всё понятно, — задумчиво добавил русский. — Твоя машина упала в заброшенный котлован. Не помню, когда его рыли и зачем, давно дело было. Я как узнал, сразу поспешил в больницу, куда тебя отвезли, и забрал к себе. Нечего простому люду государственные тайны доверять.

Сил хватило только на дёрганный кивок. В общем-то все было понятно, но мне не верилось, что он сделал это просто так. Здесь явно был подвох, но я не мог ни возразить, ни сбежать отсюда. Оставалось только ждать своей участи жертвы Империи Зла.

— Ты лучше не двигайся, только хуже станет, — почти доброжелательно посоветовал предмет моих мыслей. — Я скоро вернусь, — он вышел и закрыл за собой дверь.

Когда его шаги окончательно затихли, я решил осмотреться. Что ж, Россия-сан не соврал — это не мой дом. Впрочем, на Обитель Зла это место тоже походило мало: самая обычная комната.

Немного обречённо вздохнув, я решил действовать. Попытка пошевелить рукой на удивление увенчалась успехом, пусть и не с первого раза. Больно — да, но уже что-то. Чувство, что я — беспомощная кукла в руках России, пропало. Другая рука упорно не хотела меня слушаться, да что там, её не получалось даже ощутить.

Следующем действием стала попытка встать. Боль в спине оказалась чудовищной, но я постарался хоть чуть-чуть сдвинуться. Ясно было одно: оставаться здесь нельзя — неизвестно, что задумал Россия. С трудом, опираясь на единственную подчиняющаяся мне руку, я кое-как привстал с кровати. Как выяснилось — очень зря. Не удержав равновесие, я просто рухнул на пол. Или почти рухнул.

— Ну вот зачем ты встал? Я же сказал тебе лежать, — укоризненно обратился ко мне Россия, придавив все вокруг своей устрашающей аурой. Именно он и не дал мне упасть, хотя перед глазами все равно поплыли чёрные круги от напряжения.

Не в силах ответить, я только неопределённо дёрнул подбородком, чувствуя нарастающую боль в груди. К сожалению, совершенно не абстрактную. Закашлявшись, я почувствовал, как по щеке потекла кровь. Тогда я, видимо, потерял сознание, потому как проснулся уже на кровати.

— Что скажешь в своё оправдание?

Похоже, это конец. Я разозлил Россию-сана. В голове всплыли устрашающие картины того, что он со мной сделает за непослушание, однако сам русский просто сидел и ждал моего ответа.

— Я… просто… — не говорить же, что пытался сбежать. Сказать было нечего и я замолчал.

Россия нагнулся надо мной и доброжелательно, с улыбкой прошептал:

— Ещё раз дёрнешься — привяжу. Чтоб это было в первый и в последний раз.

Я с трудом кивнул. Единственный шанс на побег провалился, теперь оставалось только ждать своей судьбы. Я был уверен, что нахожусь тут на правах пленника, и вряд ли целым вернусь к себе.

— Вот всегда так. Я же со всей душой, с распахнутыми объятиями, а вы убегаете, — Россия-сан смотрел на меня с какой-то почти животной тоской в глазах. — Почему вы все меня так боитесь? Я что, чудовище? Монстр?

Казалось, что он вот-вот заплачет, но этого не произошло. Он просто сидел и смотрел прямо мне в глаза, не думая никуда уходить. Повисло неловкое молчание. Сказать было нечего вдвойне. Наконец он отмер и, налепив на лицо привычную улыбку, сказал:

— Ты, наверное, голоден. Я принесу тебе поесть.

Россия-сан вышел из комнаты и пошёл куда-то, оставив меня наедине со своими мыслями. О побеге не было и речи: сил нет, желания лежать привязанным — тоже. Слова русского что-то задели в моей душе, но я решил не придавать им значения. Нельзя было расслабляться.

— А вот и я! — Россия-сан вошёл в комнату, прервав ход моих мыслей. Он поставил возле меня поднос с едой и сел рядом. — Я, конечно, не особо знаю, что ты любишь, но все же.

Я с удивлением посмотрел на тарелку. Никогда такого не видел — Россия-сан приготовил что-то, цветом отдалённо напоминающее мисо. Пахло очень даже вкусно, а есть и правда хотелось, так что отказываться было глупо.

— Не бойся, не отрава, — улыбнулся чуть шире русский. Теперь меня преследовала чувство, что все это веселье — напускное. — Ложку держать сможешь? — спросил русский, помогая мне ровно сесть.

— Да, спасибо, Россия-сан, — по крайней мере одна рука меня слушалась точно.

Глотать оказалось тяжело, но терпимо. Я понимал, что слабость, завладевшая моим телом, отступит, только если нормально поем. Хоть эта еда была странной и на вкус, и на вид, она была даже вкусной. Доев это непонятное нечто, я ещё раз поблагодарил русского, все же он ни по какой причине не должен был со мной возиться:

— Ещё раз спасибо, Россия-сан, очень вкусно.

— Молодец. Есть нужно как следует, если поправиться хочешь, а не лежать тут как скелет!

Россия улыбнулся и ушёл куда-то, а я лег обратно на кровать, покосившись в окно: день близился к вечеру. Мне впервые стало спокойно. Может, все не настолько и плохо, как казалось раньше? С такими мыслями я и уснул, уже чувствуя, что нахожусь в безопасности.