Замок Данвеган скрылся за поворотом, и Гермиона, поёжившись, сжала руку Хендри. Гермиона нервничала больше всех, хоть и точно знала, как проходит обряд и что от неё потребуется… Но всё равно нервничала.
– Расслабься, Ла Команданте, всё будет правильно, – сказала сидевшая рядом Луна, закрыла глаза и переплела пальцы в замысловатом жесте, рассеяв Фет Фиада…
Нечеловечески правильные черты лица, узкие скулы, странный разрез глаз – похоже, из-за нечеловеческих глазниц, куда сильнее развитые клыки, длинные острые уши… Гермиона крепилась. Гермиона боролась с собой. Гермиона напрягала волю… Но хватило её минут на пять. Подняв свободную руку, она принялась чесать Луну за ухом.
– Ня, – отозвалась на это Луна, блаженно зажмурившись.
Хендри только вздохнул. Картина была совершенно безумной… Хотя вряд ли безумнее поездки к волшебному холму на кемпере с безумным учёным за рулём – а Мэг сложновато было назвать здравомыслящим человеком… А, к Мордреду – уж если ты полез в кроличью нору, здравый смысл тебе не понадобится.
Холм ничем не отличался от любого другого холма на острове Скай – и тем не менее, это был именно нужный холм. В этом не было бы никаких сомнений, даже если бы его хозяин не сидел на склоне, покусывая травинку.
– Приехали, – Мэг остановила машину и потянулась. – Вылезайте, а я помотаюсь по окрестностям и посмотрю, что тут можно найти… Аппарировать, я надеюсь, вы и без меня сможете.
– Да уж как-нибудь, – хмыкнул Килан, открыв дверь и спрыгнув на землю, – спасибо, что подвезла… И не на пикапе.
– Обращайся, – хмыкнула Мэг.
Проводив взглядом машину, Сокол Лета встал, взмахнул рукой и произнёс:
– Я приветствую вас и приглашаю войти в сид Лох Клеат. Я даю клятву, что никому из живых, вошедших в сид, не будет причинён никакой вред.
Земля на склоне холма разошлась, открыв слегка наклонный проход, освещённый ярким золотистым огнём факелов.
– Я принимаю твоё приглашение, Сокол Лета, и клянусь, что не стану возмущать мозгошмыгов против тебя, – ну конечно же, Луна не могла не испортить торжественный момент.
Летний сидхе только закатил глаза, всем своим видом демонстрируя, как его достала эта сумасшедшая…
– У меня такое чувство, словно мы все провалились в прошлое на несколько тысяч лет, – протянул Дэн Грейнджер. – Хендри, помнится, говорил, что сидхе сейчас живут почти как мы?..
– В общем, да, – согласился Сокол Лета. – Многие живут с Сынами Миля, но и они не бросают своих сидов.
– Постоянно живут в холмах только вожди и упорные консерваторы, – пояснил Хендри, – ну и часть фейри, естественно. Но и те, кто не живёт постоянно, регулярно здесь бывает, да и дома стараются строить либо прямо на своём холме, либо рядом… Знаете, я никогда не был в сиде, так что все мои познания сугубо теоретические…
– А никто не может рассказать о доме лучше, чем хозяин, – с ухмылкой закончила Диорвел. – А уютно у вас здесь…
***
Гермиона поёжилась. Время пришло…
Две девчонки лет десяти на вид увели её в какую-то комнатку, освещённую добрым десятком факелов, и принялись раздевать. Вспомнилось ехидное мамино: «Милая, тебе же почти шестнадцать, неужели у тебя нет чего-нибудь менее приличного?» Есть, конечно, но – не в этот раз…
Обнажённая Гермиона стояла неподвижно, пока девчонки, весело пересмеиваясь, расчесывали её волосы и скрепляли причёску шпильками-стилетами из белой бронзы, а затем разрисовывали тело замысловатыми узорами.
Что ж, всё готово, последний штрих – и Гермиона Грейнджер шагнёт в легенду…
Поудобнее перехватив кинжал, Гермиона усмехнулась, взмахом руки заставила землю расступиться и шагнула в ночь.
***
Оба кинжала Хендри отдал Луне – никакого железа, обряд слишком стар, чтобы ужиться с ним…
– Очки, – негромко сказала Луна.
– Я же ни хрена не вижу без них!
– Это не то, что должно тебя беспокоить, Летнее Дитя, – Луна осторожно стянула очки и закрыла глаза ладонями…
В глаза словно плеснули жидким азотом, Хендри взвыл и попытался шарахнуться в сторону – но не смог.
– Прости, Летнее Дитя, – в голосе Луны – нет, Зимнего Безмолвия – слышалось искреннее сожаление, – я лишь недавно смогла овладеть этим… и не посмела бы сделать это не здесь, в средоточии силы Лета. Это было бы погибельно для тебя.
Хендри проглотил заковыристую матерную конструкцию, глядя на стоявшую перед ним девушку в платье из лунного света. Вместо смазанного силуэта он видел её в мельчайших деталях…
– Луна, безумное отродье Зимы… – вздохнув, Хендри почесал её за ухом. – Ладно, спасибо, но в следующий раз хотя бы предупреждай, ладно?
– Ня, – безмятежно отозвалась Луна, крутанулась на пятке и выскользнула из комнаты, позволив мальчишкам приняться за дело.
Одежду долой. Голубые линии вайды ложатся на кожу, сплетаясь в узор, смысл которого помнят лишь сидхе. Пояс с мечом и два копья – и всё. Здесь и сейчас нет Хендри Маклауда – а юный воин, не нуждающийся в ином одеянии, кроме собственной доблести, шагнул в ночь, готовый к новому сражению…
Хендри стоял в двойном кольце костров, отобравших у ночи футов тридцать. Там, в ночи, за чертой, мелькали тени, рокотали бубны и звенели флейты, там, скрываясь от глаз человека, таилось неведомое…
И оттуда шагнула в кольцо огней Гермиона. Блики огня скользили по обнажённому телу, заставляя рисунки извиваться в причудливом танце, зажгли нестерпимым блеском кинжал, играли в глазах…
Хендри вонзил оба копья в землю, бросил меч и раскинул руки, показывая, что безоружен. Гермиона, чуть пригнувшись, плавным звериным движением скользнула вперёд, заставив Хендри напрячься, одним стремительным ударом вспорола шрам и отпрыгнула назад.
По лицу словно ударили плетью, из шрама хлынула маслянисто-чёрная дымка, постепенно сгустившаяся в человекоподобный силуэт…
– Ты безоружен, – зашипел знакомый по кладбищу голос, – ты выбросил палочку, и теперь ты не более, чем жалкий магл…
– Alba gu brath! – Хендри пальцами ноги подхватил копьё, подбросил его и поймал, перехватывая для удара. Тень метнулась в сторону, вскинув призрачную палочку – даже более опасную, чем настоящая – и дёрнулась, когда копьё вспороло ей бок.
– Ты будешь молить меня о пощаде, жалкий червь, – снова зашипела она. – А потом я заберу твоё тело… И ты будешь видеть, как я твоими руками убиваю всех тех недочеловеков, которых ты так обожаешь, и ниче…
Тень замолчала на полуслове, когда копьё пробило призрачную грудь и вонзилось в землю за её спиной, полыхнула смесью ужаса, ненависти и бессильной ярости – и рассеялась. Хоркрукса больше не существовало…
Хендри стоял в двойном кольце костров, отобравших у ночи футов тридцать . Там, в ночи, за чертой, мелькали тени, рокотали бубны и звенели флейты, там, скрываясь от глаз человека, таилось неведомое…
А прямо перед ним, бросив кинжал на землю, стояла Гермиона. Блики огня скользили по обнажённому телу, заставляя рисунки извиваться в причудливом танце, играли в глазах, резко очертили приоткрытые губы…
Шаг вперёд, взгляд скользит по стремительным извивам рисунка, бегущего по телу, свивающегося в тугие спирали вокруг сосков, подчёркивающего талию, стекающего к кончикам пальцев. Ещё шаг – вплотную, глаза в глаза, судорожный вдох – не поймёшь, чей – и во всём мире не осталось ничего, кроме пляшущего в глазах пламени и обжигающего женского тела в руках…
Костры давно погасли, поляна опустела, а солнце клонилось к закату, когда Хендри открыл глаза. Он лежал на земле, рядом – а по большей части на нём – устроилась Гермиона. Чуть дальше лежали оба копья, меч и кинжал, а рядом с ними стояла корзина…
– Доброе утро, – сонно пробормотала Гермиона, не открывая глаз и крепче прижимаясь к Хендри.
– Скорее уж добрый вечер, – рука парня скользнула по её спине, на мгновение задержалась на талии и двинулась дальше. – Похоже, мы проспали большую часть дня…
– Учитывая, чем мы занимались большую часть ночи…
– Да уж, а ты, оказывается, горячая штучка…
– Да и ты не хуже, – Гермиона, не вставая, потянулась. – Признайся, такого ты не ожидал?
– У меня были подозрения, но да – такого я не ожидал точно, – Хендри поцеловал Гермиону, – спасибо… И не пора ли всё-таки вставать?
Вместо ответа Гермиона вскочила, провела ладонями по телу и прыгнула в озеро. Хендри последовал её примеру – получилось далеко не так изящно – и нырнул.
– Не знаю, как ты, а я дико проголодался, – сообщил он, вынырнув, – и не думаю, что наша родня будет довольна, если мы явимся прямо в таком виде…
– Думаю, в той корзине есть все необходимое, – хмыкнула Гермиона, выбравшись из воды и выжимая волосы. – И кстати, а где твои очки?
– Луна вылечила, – ответил Хендри. – Ну что, посмотрим, что нам оставили?
Он полез в корзину, в которой обнаружились кувшин вина, хлеб и варёное мясо, а так же сверток с одеждой и их палочками. Правда, одежда оказалась… Своеобразной.
– Нас примут либо за помешанных, либо за реконструкторов, – довольно ухмыльнулся Хендри, разглядывая алую, расшитую золотом рубаху и пояс с ножнами. – Кстати, оружие-то вполне стальное…
На самом дне обнаружилась записка от Луны: «Можете не торопиться, пир без вас не закончится».
– Значит, начался он без нас, – фыркнула Гермиона сквозь мясо. – И надеюсь, что папа будет достаточно пьян, чтобы не наделать глупостей.
– Достаточно пьян?..
– Да. Пьяным я его, правда, ни разу не видела, но могу тебя уверить – все глупости он всегда делал на трезвую голову…
– Что скажешь? – Гермиона крутанулась на пятке.
– Скажу, что ты великолепна в любой одежде, а без неё – тем более, – ответил Хендри.
Расшитое золотом и серебром зелёное платье и впрямь смотрелось на Гермионе потрясающе. Дополняли картинку тартановый плащ цветов Маклаудов, сандалии и, разумеется, золотой торк на шее. Такой же плащ был и на Хендри, наброшенный поверх той самой алой рубахи, и торк с оленьими головами на концах.
– Ну что, пойдём? – поправив пояс с мечом и ножом, Хендри поднял копья и протянул Гермионе руку.
– Подожди, – Гермиона взмахнула палочкой, поймала взлетевшие гребни и протянула их Хендри. – Вот. Сделай, пожалуйста, что-нибудь с волосами.
– Что-нибудь, говоришь… – за пару минут Хендри соорудил некое подобие причёски и скрепил её гребнями. – Такое пойдёт?
– Отлично! – заявила Гермиона, на несколько секунд склонившись над водой. – А вот теперь – вперёд! Надо же нам официально заявить о нашей помолвке?
Пир, разумеется, был в самом разгаре. Золотое пламя факелов заливало светом пиршественный зал, поднимались кубки, блестели ножи, кипел котёл над очагом…
Люди и сидхе пировали вместе – едва ли не впервые со времён Артура. Эль лился рекой, и никто не удивился, когда Сокол Лета сам поднялся, чтобы приветствовать гостей.
– Ла Команданте, Летнее Дитя, – заговорил он, – вы сокрушили скверну, и я приветствую вас, как подобает приветствовать героев. Знай же, Летнее Дитя, что отныне ты вправе прийти в мой сид, когда пожелаешь и с кем пожелаешь. Леод из Дал Риады заключил союз с Благим Двором – но тебя я называю своим другом и вновь повторяю: сид Лох Клеат открыт для тебя и для твоего рода!
С этими словами он забрал у стоявшего рядом с котлом воина большую двузубую вилку, вынул из котла кусок мяса побольше и протянул его Хендри. Тот, достав нож, отрезал половину и отдал Гермионе, не заметив, как блеснули глаза Луны… Тем более, что свинина была отменной.
– Пусть же Летнее Дитя и возлюбленная жена его воссядут за моим столом по правую руку от меня, ибо так подобает доброму хозяину привечать героев! – провозгласил Сокол Лета.
– Мы точно собирались ограничиться помолвкой?.. – Хендри с подозрением уставился на Гермиону, а та – на него, после чего оба посмотрели на девушку в платье из лунного света, что сидела за столом по левую руку от хозяина… И хором выдохнули:
– Луна, безумное исчадие Зимы!..
– Как это понимать?! – поднявшийся Дэн Грейнджер – в сине-серебряной рубахе и алом плаще, с кубком в одной руке и кинжалом в другой выглядел ни разу не смешно. Правда, глаза его как-то подозрительно блестели…
Хендри не ошибся – Дэн играл. Он разразился свирепой речью, обещаниями страшной мести и прочих небесных и вполне земных кар, и закончил её заявлением:
– Это самое дикое объявление о помолвке, какое я слыхал со времён Лета Любви, а потому благословляю вас, дети мои! – и залпом опустошил кубок.
И пир продолжился…
Хендри не знал, сколько прошло времени, и его это и не волновало – да и был ли смысл говорить о времени здесь, в сиде? Пространство и время были истинной стихией сидхе, ни один маг не мог даже мечтать приблизиться к этим высотам – и под холмом часы действительно могли обернуться веками… И наоборот. Вот только сейчас всё это значения не имело – порыв холодного ветра пронёсся по залу, когда Луна поднялась с арфой в руках, и под сводами зазвучала незнакомая плывущая мелодия…
– Волчий глаз темноты.
Намагничен зрачок грозой,
Я шагаю в него,
Пробиваюсь немой слезой
На ту сторону сна,
На ту сторону сна…
И в самом деле, какое время может быть по ту сторону сна?..
Последний звук растаял в тишине, наваждение отступило, и пир продолжился.
– Луна… – протянул Хендри. – Кстати, как-то слишком легко твой отец воспринял новости – мне казалось, что он вполне мог и метнуть кинжал.
– Вообще-то, – усмехнулась Гермиона, – мои родители были чуть старше нас с тобой, когда впервые встретились в Хайт-Эшбери… Сам понимаешь, что это значит.
– Вот уж никогда бы не подумал…
– Ага. Говорю же – Гриффиндор головного мозга мало того, что заразен, так ещё и наследственное. Нет, меня, конечно, пытались воспитать нормальным ребёнком… Но как можно стать нормальным, если твои родители – матёрые хиппи? И, главное, зачем?.. Будь мы нормальными магами, этого всего бы не было… Да, кстати, как так получилось, что помолвка превратилась в свадьбу?
– Так с точки зрения сидхе мы женаты, – пожал плечами Хендри. – Насколько я понимаю, их представления о семье от наших отстоят тысячи на три-четыре лет – мы ведь сейчас, считай, в бронзовом веке… А Луна вообще странная по меркам любой эпохи.
– Вот уж точно, – вздохнула Гермиона, задумчиво крутя в руке кубок. – Тебе не кажется, что что-то затевается?
– Очень может быть. Какой же это пир без хорошей свары? – хмыкнул Хендри.
Пир продолжался. Мелькнувшие брауни утащили котёл с догоревшего очага, притащили эль и вино и снова скрылись. Разговоры за столами становились всё громче, кто-то с кем-то спорил, кто-то явно затевал свару…
– Я не могу? Да ты просто боишься, Чёрная Луна!
– Упс… – Гермиона отставила кубок. – Маму разозлили…
– Не слабее вас Дети Миля!
Луна снова ударила по струнам, выпустив на волю неистовую мелодию:
– Снова теченьем реки
Музыка бьет изнутри,
В этой мелодии жизни – сила!
Жизнь разбивает мечты,
Надежды, другие миры,
Но музыка сердца сотрет – что было!
И сидхе, и люди замерли, иные – не донеся до губ кубок, когда Джин Грейнджер, сбросив платье, шагнула на рдеющие угли и вскинула над головой руки.
– ... оставь оковы на земле,
И воспари над этим миром ввысь...
Мечте, своей мечте,
Открой свой мир земной,
Зажги в груди своей
Огонь!
Босые ноги бешено кружащейся в пляске женщины выбивали облака искр, свет факелов играл на коже, а музыка неслась неудержимым потоком:
– Отдай свои прошлые сны,
В сомненьях себя обрети,
В бешеном танце душа кружится!
Не думай, что будет потом,
Здесь и сейчас мы живем,
Стань хоть на миг сам собой, слышишь!
Она – слышала. Слышала и подчинялась, повелевая, взметнувшись над углями, словно беснующееся пламя…
– Оставь сомненья и иди,
Мир в ожидании затих.
Танцуй,
Впусти в себя огонь,
Познай желаний боль,
Сомнений плен и слабость…
Кажется, сам холм пришёл в движение, подчиняясь неистовой музыке…
– Танцуй,
Лети к своей мечте,
Она твоей судьбы
Одна откроет тайну!
Музыка оборвалась. Танцующая замерла застывшим языком пламени…
И впервые за тысячи лет вождь сидхе склонился перед смертной.