Вернуть Шэнь Цинцю забытый веер не составляет труда.

      Гораздо сложнее — после принимать благодарность.

      Плавные жесты и изящные пальцы, принимающие из его рук веер, волнуют Лю Цингэ едва ли не больше собственной моральной чистоты. Одной искры — рожденной при виде утонченной красоты Шэнь Цинцю — достаточно, чтобы сердце объял огненный смерч. Это чувство моментально охватывает тело, делая его ужасно чувствительным к чуть ли не интимным прикосновениям…

      И заклинатель втайне радуется тому, что контролирует свои мучительно-яркие эмоции достаточно хорошо для того, чтобы не выдать дрожь. А замаскировать горящий желанием взгляд под выражение гнева, хмурясь, не так уж и сложно. Тем более, когда нужный образ завершают стиснутые кулаки и ледяной тон — никто не усомнится в «истинных» чувствах Бога Войны с пика Байчжань.

      «Не буду задерживаться,» — говорит он и со сдержанной силой отталкивает от лица руку с веером, беззаботно поглаживающим его по щеке.

      Шэнь Цинцю раскрывает веер со звонким щелчком, привычно скрывая за ним беспокойство. Хоть инстинкты подсказывают ему, что что-то не так, но он все же не осознает двусмысленность ситуации. Что ж поделать — Лю Цингэ не собирается ломать его картину мира.

      Лучше уж пусть Цинцю не знает, что он, выбирая столь странную форму проявления братской привязанности, ходит по лезвию ножа и зачастую оказывается на волоске от того, чтобы сорваться… Цингэ обрывает ход своих мыслей: он не желает представлять, как в порыве кипящей, дурманящей разум страсти может поневоле оттолкнуть брата.

      С видом строгой сдержанности заклинатель отворачивается и оставляет невысказанные мысли за спиной. Уходит быстрым шагом, не оглядываясь. Еще мгновение колеблясь, Шэнь Цинцю беспокойно переминается с ноги на ногу и пускается за ним со слегка раздраженным окликом: «Лю-шиди! Постой!..»