27 июля 1996.

Раннее утро – самое благодатное время для жителей Неаполя. Солнце пока не плавит беспощадными лучами крыши домов, неугомонные туристы не блуждают по запутанным улочкам, спеша поскорее осмотреть все достопримечательности, никто не спрашивает, как пройти к Кастель-Нуово, или в какой стороне находится Королевский дворец, и место ночлега тоже пока никто не ищет.

Старый Джованни с громким скрипом отворил кованые решетки, что помимо дверей защищали вход в его дом, по совместительству являющийся мини-отелем, вытащил за порог складной стульчик и, хрипло крякнув, с удобством устроился на нем, вытянув ноющую ногу на булыжную мостовую. Сверху послышался шорох: задрав голову, старик проводил взглядом скрывающийся в окне третьего этажа рукав розовой кофточки. Через несколько секунд из того же окна показались руки Фьяметты, проворно развешивающие свежепостиранные рубашки. Оглядевшись в поисках чего-нибудь более интересного, Джованни приметил Франческо Пирелли, цветочная лавка которого находилась ниже по улице – молодой человек знатно припозднился, лишь сейчас выставляя на мостовой многочисленные вазы с цветами. Это могло означать лишь одно – накануне Франческо опять подцепил горячую молодушку-туристку и развлекался всю ночь, развратник. Джованни набрал в легкие побольше воздуха и что есть мочи крикнул:

– Опять всю ночь трахался, похотливый распутник?

– А ты завидуешь, старый пень?

Джованни гоготнул. Это он-то старый? Посмотрел бы этот щеголь на то, как ловко он обходится со своей женой! Сложно ли затащить ищущую приключений цыпочку в постель на одну ночь? Да тьфу! А вот он, Джованни, свою Бьянку ублажает без малого сорок лет, и весьма качественно!

Стоило Джованни высказать все это посмеивающемуся Франческо, как в его спину прилетело кухонное полотенце вкупе с отборной руганью Бьянки.

– Молчу, молчу! – вскинул руки Джованни, хитро поглядывая на разъяренную жену. Столько лет прошло, а Бьянка по-прежнему оставалась красавицей. Ее брань была музыкой для его ушей, ведь он прекрасно понимал, что за всеми: «позоришь меня перед соседями» кроется: «о, да, пусть эти фригидные коровы знают, что у нас в постели все хорошо!»

Напоследок, когда Бьянка развернулась, чтобы скрыться в тени дома, Джованни со смаком ущипнул ее аппетитный зад, за что снова получил полотенцем и задорно рассмеялся.

Франческо установил тент и скрылся в собственной лавке, и Джованни остался один на пустынной улице. Он снова с наслаждением прислушался к тишине и призадумался.

В молодости он чрезвычайно гордился удачным расположением собственного жилища. Via Solitaria – улочка, на которой располагался его дом, совершенно напрасно звалась уединенной. Она находилась прямо на задворках Пьяцца-дель-Плебишито и величественного Сан-Франческо-ди-Паола, в прохладе колонн которого Джованни так любил играть в детстве. Самое сердце города, в шаговой доступности от Королевского дворца – такое месторасположение позволяло брать приличную плату за приют туристов, да и скучать никогда не приходилось. Но шли годы, поток туристов становился все более полноводным, превращая жизнь в ежедневную круговерть, отдохнуть от которой удавалось лишь в спокойствии раннего утра.

За спиной послышались торопливые шаги – это Бьянка принесла кофе. Жена не могла позволить себе полноценные посиделки на пороге, так как ей было необходимо готовить завтрак для постояльцев, но все же она старалась хотя бы несколько минут постоять рядом с ним, вдыхая по-утреннему свежий воздух и потягивая ароматный эспрессо – это было их маленькой традицией.

Миг их уединения прервал звон разбитого стекла и последующая экспрессивная брань:

– Ты что делаешь, придурок?! Ты снова что-то разбил?! Ты идиот? У тебя руки растут из задницы?! Кретин! О Мадонна! В чем я провинилась?..

Джованни, не вставая со своего стульчика, старательно вытянул шею, пытаясь заглянуть в приоткрытое окно траттории «Fare la scarpetta», что располагалась прямо напротив его дома. Он успел увидеть, как хрупкая мальчишеская фигурка метнулась куда-то в угол помещения и вернулась с метлой и совком.

– Простите, – пискнул парнишка и склонился, тщательно сметая осколки.

Сделав последний глоток и поморщившись, когда вместе с остатками эспрессо в рот скользнула осевшая на донышке чашки гуща, противно скрипнувшая на зубах, Джованни поинтересовался у жены, не слышала ли та чего-нибудь новенького об этом странном субъекте.

Внешне парнишка был одним сплошным противоречием. Мелкий и щуплый – на вид ему можно было дать лет четырнадцать, но его волосы блестели сединой. Неуклюжий, постоянно что-то бьющий, но с великолепной реакцией – Джованни был свидетелем, как паренек молниеносно поймал оброненную посетительницей вилку. Катастрофически неуверенный в себе, запинающийся в разговорах с туристами – пусть Джованни и не знал толком английского, но у него были годы, чтобы изучить людские повадки, – он каким-то невероятным образом привлек такого уверенного в себе, деятельного Луку, тем самым добившись его протекции в эту самую тратторию.

Неподалеку зажужжал мотор, из-за угла показалась красная Веспа и восседающий на ней с безмятежной улыбкой вышеупомянутый Лука. Именно он был бессменным официантом в «Башмачке», как ласково называли тратторию ее постояльцы. Лука готовился к поступлению в высшее учебное заведение и учил для этого английский, поэтому он с легкостью обслуживал туристов. Но вот мечта Луки осуществилась – его зачислили на юридический в университете Милана, а это значило, что «Башмачок» остался на попечении одной Марии, хозяйки и по совместительству повара траттории. Мария была ненамного моложе Джованни и кроме итальянского знала лишь итальянский матерный.

А пару недель назад Лука привел этого странного англичанина, Джонни; долго уговаривал Марию взять его на свое место, обещал всему обучить, клялся и божился, что мальчишка справится, а тот глядел вокруг ошарашенным взглядом застывшего в свете фар олененка. Джованни был готов поклясться, что паренек попал в беду, и сердобольный Лука взял его под свое крыло. Новый обитатель улочки приковал к себе внимание всех местных жителей, по Via Solitaria тонкими ручейками побежали всевозможные слухи о нем, стекаясь к главной сплетнице – Бьянке. Так Джованни узнал, что мальчишка – сирота, рос «лишним» ребенком у не признающей его родни и, стоило достигнуть совершеннолетия, собрал все свои вещи, включая наследство от почивших родителей, и отправился на поиски своего места. Италия оказалась второй страной, куда он приехал. Почему оказался именно в Неаполе – было неясно, но исход его вояжа оказался вполне предсказуемым: парня ограбили. Не зря все жители запирались не только на замки, но и укрепляли двери кто решетками, кто ставнями – Неаполь не тот город, где можно расслабиться. По мнению Джованни, парнишке очень повезло в двух вещах: во-первых, у него стащили только деньги, не тронув документы, а во-вторых, он встретил Луку, который обеспечил его крышей над головой. И пусть пока Джонни с трудом справлялся со свалившейся на него работой, спал в крохотной комнатушке и получал в качестве платы еду, Джованни чувствовал – паренек справится. Подучит язык, привыкнет к обслуживанию клиентов – он выглядел смышленым, хоть и прозевал свое наследство, простофиля. В конце концов, житейская мудрость приходит с возрастом.

– Даже думать не смей!.. – вновь донеслось из «Башмачка». Лука, закатив Веспу в крохотный закуток, выполняющий роль гаража и для надежности навесив большой амбарный замок, приветливо кивнул Джованни и бросился в тратторию спасать своего подопечного. – Идиот!

Бьянка хихикнула и потянулась за опустевшей чашечкой. Прежде чем отдать, Джованни покрутил ее так и этак, в надежде обнаружить еще хоть капельку эспрессо, но его глазам предстали лишь уже подсохшие кофейные разводы. С разочарованным вздохом – Бьянка рьяно следила за тем, чтобы он употреблял не более одной порции кофе в день, – он протянул емкость жене и на пробу глянул на нее жалобно-умоляюще.

Разумеется, ничего не вышло. Бьянка скрылась в тени дома, а в конце улицы показались первые прохожие с объемными рюкзаками. Солнце карабкалось все выше, неумолимо раскаляя каменные лабиринты путаных городских улочек, невдалеке гулко прозвонил колокол.

Джованни медленно согнул ноющее колено и подтянул ногу ближе, не обратив внимания на хрустнувший под пяткой пустой пакет из-под сока. От резкого движения мусор отлетел к валяющимся тут же использованным салфеткам, образовав небольшую кучку.

Начинался новый день, сулящий множество впечатлений, ошеломленных и чуточку утомленных лиц туристов, аппетитных ароматов из «Башмачка» и, конечно же, свежих пикантных сплетен.

***

Услышав доносившееся с улицы тарахтение старенькой Веспы, Джонатан облегченно выдохнул. Он только что выбросил то, что осталось от стакана, который перед этим усердно старался натереть, и в тысячный раз пожалел о том, что ему больше недоступна простая магия репаро. Впрочем, еще больше он жалел о заглушающих чарах – итальянцы оказались настолько шумными, что головная боль, возникая через пару часов после пробуждения, преследовала его до самой ночи, и так продолжалось каждый день.

Стараясь не зацикливаться на пронзительном голосе отчитывающей его Марии – несмотря на то, что он не понимал ни слова, было совершенно очевидно, что ее тирада состоит сплошь из непечатных выражений, – парнишка начал спешно выставлять перевернутые на ночь стулья, ожидая, когда же Лука припаркует свой скутер и спасет его.

– Buongiorno Maria! Hai un bell’aspetto! Доброе утро, Джонни! – Лука был из тех людей, что, входя в помещение, полностью заполняли его своей энергетикой, отчего внимание окружающих мгновенно оказывалось прикованным к нему. Мария, солнечно улыбнувшись любимому сотруднику, поспешила на кухню, чтобы приготовить завтрак на всех, пока тратторию не заполнили голодные посетители, а Лука, приобняв Джонатана и звонко расцеловав в обе щеки, хитро улыбнулся:

– Вот это лицо! Как будто лимон съел! Не рад меня видеть?

– Зачем ты меня так называешь? Из-за тебя и все остальные тоже… – ощущение, словно его обманули, вызывало такую концентрированную досаду, что лицо кривилось абсолютно непроизвольно. Столько лет отзываясь на простоватое «Гарри», за несколько дней использования нового имени он в него буквально влюбился. «Джонатан» – звучало легко и в то же время весомо, даже как-то важно. И чем все закончилось? Пренебрежительным «Джонни», которое по звучанию не очень-то отличалось от имени, данного при рождении!

– Будь проще! – посоветовал Лука и участливо похлопал его по плечу. – Так твое имя звучит более… italiano!

– А оно мне надо?.. – пробурчал себе под нос Джонатан, увлекаемый в сторону кухни – оттуда как раз послышался громогласный призыв к столу, щедро сдобренный умопомрачительным ароматом выпечки. Он изо всех сил старался держать хвост пистолетом, жить текущим моментом, не подпуская к себе липкий страх, сжимающий внутренности всякий раз, стоило вспомнить, в насколько патовой ситуации он оказался. Постоянно твердил себе: «главное, что я жив», «крыша над головой есть – и ладно», «зато люди вокруг отзывчивые» и все в таком же духе. Помогало не всегда.

Он совершенно не понимал языка, а Лука, который вызвался его обучить, совсем скоро должен был уехать, бросив его на растерзание чересчур эмоциональных итальянцев. Джонатан недоумевал – откуда в них столько энергии? Из каких глубин вырывается столь громкий голос? А жестикуляция? Неужели они считали, что громкости недостаточно, чтобы донести до собеседника необходимую мысль, и нужно непременно сопровождать свои слова экспрессивными жестами? Они постоянно нарушали личное пространство, целовались! А ведь ранее он подсознательно был уверен, что все маглы похожи на тетю Петунью – такие же сдержанные, строгие, по крайней мере, в обществе. Ага, наивный.

Усевшись за маленький столик, Джонатан неловко замер, не решаясь потянуться за румяной сфольятеллой. Причиной заминки было поведение его сотрапезников: и Лука, и Мария дружно склонили головы в молитве. Они делали это каждый раз, когда садились за стол, невероятно смущая Джонатана. Радовало лишь, что от него ничего подобного не требовалось.

За завтраком Лука, по заведенной с первого дня традиции, объяснял ему, как называется тот или иной продукт. За две недели, проведенные в траттории, Джонатан уже неплохо научился разбираться в них, выучил он и базовые фразы, даже с грехом пополам мог понять, чего хотят от него итальянские посетители, но уверенности ему это не прибавляло.

Какая может быть уверенность, когда он все потерял?

Мерлин, зачем он вообще потащился в этот Неаполь? Пиццы захотелось? Ну вот, теперь он регулярно эту пиццу ест, вот только расплатиться за нее нечем.

– Ты меня слушаешь? Джонни? – Лука пощелкал прямо перед его лицом.

– Ага. Моцарелла ди буфала, – механически повторил Джонатан, слегка отшатнувшись. Одной из его многочисленных проблем было то, что он лишился не только магии, но и своего дара. Он перестал чувствовать, понимать окружающих, и, лишь осознав это, понял, насколько полагался на эту способность в последний год в школе. Теперь же он невольно воспринимал окружающих как угрозу, хотя такое отношение не спасло его от кражи. – Лука, – обратился он к собеседнику, отодвинув от себя пустую тарелку, – ты бы лучше научил меня с людьми общаться. А то все вокруг кричат, а я понять не могу, о чем? Мне? На меня? Или я тут вообще ни при чем? О, и про оплату расскажи! Некоторые посетители что, бесплатно едят?

– Ла-адно, – протянул Лука и поднялся, поманив за собой Джонатана. – С тебя кофе, с меня рассказ.

В «Fare la scarpetta» было всего два сотрудника. Мария была хозяйкой и поваром. Иногда она выходила в зал, пообщаться с посетителями, но в основном проводила время на кухне. Лука же занимался исключительно обслуживанием гостей: выполнял обязанности официанта и бариста. Поэтому теперь, когда его место должен был занять Джонатан, следовало научиться не только приносить и уносить тарелки, но и разбираться в небольшом ассортименте алкоголя, и пользоваться устрашающего вида кофемашиной.

Лука утверждал, что у него неплохо получается, а Джонатану казалось, все дело в том, что кофе оказывает на него почти магическое действие – примиряет с реальностью, не дает скатиться в пучину отчаяния. Он готов был пить капучино круглые сутки, но итальянцы признавали этот напиток лишь в первой половине дня, и, чтобы не быть белой вороной, по вечерам Джонатан, морщась, опрокидывал в себя крохотные порции эспрессо. Со временем ему даже начал нравиться и этот напиток.

– Дело в том, – говорил Лука, наблюдая, как он под определенным углом подносит питчер к форсунке, чтобы взбить молоко в пену, – что большинство гостей «Башмачка» – местные, свои. Они приходят сюда позавтракать или пообедать и вовсе не берут с собой денег. Расплачиваются с Марией позже, или оказывают ей ответные услуги. Так повелось с тех времен, когда на юге Италии был голод. Ты этих гостей быстро запомнишь, когда человек приходит каждый день, он быстро становится близким знакомым. Скоро будешь знать всех их внуков и… кошек по именам.

– А разве это выгодно? – Джонатан, круговыми движениями переливая молочную пену в чашку, попытался изобразить сердечко, но у него ничего не вышло. Обычно в таких случаях Лука по-доброму смеялся и показывал, как сделать это правильно, но на этот раз он промолчал, и, озабоченно обернувшись, Джонатан наткнулся на его напряженный взгляд.

– Это безопасно. А ходить по улицам с деньгами или хранить слишком много в кассе – нет. Каморра.

– Каморра?

– Это мафия. Я отнесу Марии, пока кофе не умер. Она оценит твой рисунок.

С кислым выражением проводив взглядом непонятную кляксу, которая должна была быть сердечком, Джонатан взялся за приготовление следующей порции, проворчав себе под нос:

– Оценит она, как же. А как же полиция? Разве она не должна защищать всех от мафии? – поинтересовался он у вернувшегося Луки.

– Каморра… главнее. Сложно объяснить. Если тебе требуется помощь, иногда лучше обратиться к мафии, а не в полицию. У них больше возможностей. Но взамен они могут обратиться за услугой к тебе.

– Но они же бандиты!

– У них в основном между собой разборки. Мирных жителей они поддерживают, а мы поддерживаем их. Я же говорю, это сложно объяснить. Нужно жить в Неаполе, чтобы понять.

– А мои деньги?

– Обычные воришки.

Джонатан расстроенно покачал головой. Когда у него только-только украли барсетку, он сразу обратился к карабинерам, а затем в полицию, но довольно быстро убедился, что искать они ничего не будут. Позже он понял, почему – вором мог быть кто угодно. Неаполь был бедным городом, те, у кого не было работы, выживали любыми методами. Не зря местные закрывались на ночь как могли: железные двери, ставни, решетки – на улице не было ни одного дома, запертого на простой замок. Иногда Джонатан думал о том, что, не попадись на его пути Лука, он мог бы стать одним из таких воришек. У него даже было преимущество – несмотря на отсутствие магии, мантия-невидимка действовала по-прежнему исправно.

Отдав Луке его порцию капучино, Джонатан взялся за собственную. На этот раз у него вышло вполне сносное сердечко, симметричное, отчего Лука жизнерадостно заржал:

– Вот и правильно! Себя надо любить и баловать! Нет-нет, это не упрек. Все правильно, так и надо, Джонни. Ты у себя один. Вот что! После работы пойдем тебя одевать. А то что за безобразие? Джинсы вроде нормальные, а кроссовки будто пес пожевал… лет пять назад. Ни один итальянец не позволит себе выйти на улицу в таком виде, а ты теперь лицо «Башмачка»!

Иногда Лука очень напоминал Дина.

Траттория работала не целый день. Она открывалась к завтраку, в половине седьмого, и закрывалась после обеда, в половине четвертого. Это было нормально для небольших заведений вроде «Башмачка»: кто-то работал только по утрам, кто-то с обеда до вечера, а некоторые открывались лишь перед ужином. Итальянцы умели работать в меру.

К моменту, когда последний посетитель покинул наполненное аппетитными ароматами помещение, так и не привыкший к столь насыщенному времяпрепровождению Джонатан еле переставлял гудящие ноги, а вот Лука был до безобразия бодр и энергичен. Он снитчем пронесся по опустевшему залу, переворачивая стулья и протирая пол, сердечно распрощался с Марией, подхватил Джонатана под руку и потащил к скутеру.

– Buongiorno, – только и успел пискнуть парень стоящему на пороге соседу, прежде чем был бесцеремонно усажен на транспортное средство за спиной Луки.

– Ciao! – улыбнулся сосед. Кажется, его звали Джордано или Дженнаро – Джонатан не был уверен, хотя и помнил, что их имена созвучны. Как и прочие итальянцы пожилого возраста, сосед, несмотря на седины, ничуть не напоминал старика. Возможно, дело было в том, как он одевался: днем за окном «Башмачка» частенько мелькало светлое пятно – его белоснежная рубашка, а вечером мужчина облачался в пиджак, в нагрудном кармашке которого непременно белел сложенный треугольником платочек. Его внешний вид никак не сочетался с обшарпанными стенами улиц и валяющимся тут и там мусором, но, к удивлению Джонатана, большая часть горожан одевалась именно так.

– Надеюсь, ты не нарядишь меня так же, – склонился он к уху Луки, стараясь перекричать взревевший мотор скутера.

– А? Как? Как Джованни? Ты шутишь! – развеселился тот. – Нам не по карману его портной! Но выход есть! Нужно начать воспитывать твой вкус!

Уже через час Джонатан с неохотой покинул прохладное полуподвальное помещение. Он так и не понял, что это было за место. Барахолка? Вещи стоили сущие копейки: новая обувь обошлась в стоимость обеда в «Башмачке», а рубашки – и того дешевле. Да, Лука все-таки настоял на покупке строгой одежды: пара темных брюк и легкие бежевые – на жару, рубашки с длинным рукавом и коротким, туфли, перфорированные мокасины и новые кроссовки. Прямо сейчас Джонатан щурился, глядя на знойное небо и перекатывался с пятки на носок, с трудом сдерживая восторженный писк – звук этот, вне всяких сомнений, формировался вовсе не в голосовых связках, а, напротив, тщательно сдерживаемый сжатыми губами, он исходил от его стоп, окутанных, как мягкой периной, дышащей тканью, удобными стельками и пружинящей при каждом шаге подошвой, отчего казалось, что ноги идут совершенно самостоятельно. До этого момента он и предположить не мог, что обувь может быть такой удобной.

Позади него раздался металлический лязг. Вслед за вынырнувшим на свет Лукой показался сам продавец; закрыв дверь на ключ, он притворил тяжелые решетки и навесил на них амбарный замок.

Пока он возился с замком, Лука объяснил:

– Массимо – брат моего свояка. Я весь день думал о том, что ты попросил научить тебя общению с итальянцами. Я думал: с чего начать? И посоветовался с Массимо. Сейчас мы с тобой идем в гости, на семейный ужин, а в процессе будешь учиться.

– Но это же неприлично! – запротестовал Джонатан, а ноги его сами шагнули к Веспе. – Как я могу прийти на семейный ужин к людям, с которыми незнаком? Давай лучше ты пойдешь, а я…

– Расслабься, Джонни! Я, ты, Массимо – мы друзья! Если хочешь, ужин будет не семейным, а дружеским. А Массимо очень интересно решить эту задачку: научить англичанина быть итальянцем. Так что никаких возражений!

Что бы ни говорил Лука, а ужин оказался именно семейным. Пятнадцать человек расселись вокруг нескольких сдвинутых вместе столов, все галдели, активно делясь последними новостями, обнимались и смеялись, периодически с любопытством поглядывая на растерявшегося от такого количества внимания Джонатана. Все-таки одно дело обслуживать десятки клиентов на территории, которую условно можно назвать своей – это работа, и любое взаимодействие расценивается как рабочий момент, и совсем другое – оказаться предметом любопытства незнакомых людей в неформальной обстановке.

Стол ломился от всевозможных угощений, а Джонатану кусок в горло не лез – настолько он чувствовал себя не в своей тарелке. Но и без угощения остаться было невозможно, ведь рядом сидел настойчиво подкармливающий его Лука. За окном постепенно смеркалось, бокал вина постоянно пополнялся, позволяя более или менее расслабиться.

В какой-то момент разговоры утихли, и Джонатан почувствовал, как внимание абсолютно всех присутствующих сосредоточилось на нем. Он нервно дернулся ближе к Луке в поисках поддержки, и тот с ободряющей улыбкой приобнял его за плечи, что-то сказав на итальянском.

Через пару секунд девочка, сидящая напротив, ткнула пальцем в салат, лежащий на ее тарелке и четко, по слогам, проговорила:

– Pomodoro!

Джонатан опешил. Было кристально ясно, что Лука поднял вопрос о его изучении итальянского, но почему все в первую очередь стремились обучить его именно тому, что связано с едой? А ведь он работал в траттории и, благодаря Луке, мог без запинки перечислить все виды макарон.

Он не знал, как объяснить это присутствующим, поэтому просто заглянул в тарелку подбадривающе улыбающейся девчушки и перечислил:

– Peperone, cetriolo, cipolla, oliva… sedano?

Лука опять что-то протараторил, хихикая и хлопая Джонатана по спине. За столом снова ненадолго повисла тишина, лица всех выражали крайнюю степень сосредоточенности. Молодая девушка неуверенно что-то предложила, но ее перебил Массимо, с воодушевлением хлопнувший ладонью по столу. Выслушав его, все рассмеялись и потянулись к своим напиткам.

– Массимо сказал, первое, что ты должен знать – как кого-то послать! – пояснил Лука. – Как я сам не додумался?

– Послать куда?..

– Vaffanculo! – все с тем же воодушевлением объявил Массимо, широко улыбаясь Джонатану.

– Что?..

– Он сказал: «пошел на хрен».

– Что?!

– Vaffanculo, – более медленно и четко повторил Лука, – повторяй.

– Vaffanculo! – радостно выкрикнула девчушка. – Stronzo!

– Stronzo – мудак, засранец, – любезно перевел Лука.

– Baciami il culo! Mille cazzi nel tuo culo!

– Dio mio! Mimi! – всполошились взрослые и зашикали на увлекшегося ребенка.

Оглядев заинтересованные лица присутствующих, Джонатан непроизвольно потянулся за своим бокалом, надеясь, что вино поможет ему пережить этот вечер.