8 ноября 1997.

– Надолго в этот раз? – сонно поинтересовался Джонатан, удобно устроившийся под боком погруженного в изучение каких-то бумаг Марко. Одной рукой обнаженный мужчина держал над собой открытую папку, а другой приобнял Джонатана и пальцами отбивал на его спине рваный ритм. Джонни постарался, чтобы голос звучал как можно более безразлично и лениво, в надежде, что Марко не догадается, насколько его волнует ответ.

– На неделю. Замерз?

– Немного, – Джонатан слепо пошарил рукой у ног и, зацепившись за край одеяла, натянул его на себя. Так волновался, решаясь задать свой вопрос, что не обратил внимания, как и в самом деле окоченел. И как Марко не мерз?

– Ты мог бы везде ездить со мной, – словно между делом заметил Марко и с громким шорохом перевернул страницу. Воцарившуюся после этого тишину разорвала громкая дробь – по металлическому балкончику пробарабанили первые, самые тяжелые капли, а через несколько секунд влажный воздух заполнился размеренным шумом дождя.

Джонатан промолчал. С тех пор, как они стали близки, мужчина то и дело заводил разговор о том, чтобы он бросил работу в «Башмачке» и перебрался под его крыло. И если поначалу Джонни отшучивался, не воспринимая это предложение всерьез, то со временем ему осталось лишь недоуменно отмалчиваться.

Серьезно? Он – и вдруг модель? Вот такой нескладный, все еще достаточно невысокий, блеклый, с невыразительными глазами и седой очкарик? Джонатан пару раз смотрел вместе с Марией модные показы по старенькому черно-белому телевизору и мог с уверенностью заявить, что у него нет абсолютно ничего общего с теми красавцами, что вышагивают по подиуму.

– Я бы показал тебе весь мир, – жарко прошептал на его ухо Марко и, отложив в сторону папку, мягко перекатился, подминая Джонни под себя. – Я бы показал тебя всему миру...

– Нет, нет, стой, – попытался выползти из-под него Джонатан. Шутка слишком затянулась. – Это не смешно! – простонал он, когда понял, что выбраться из объятий взрослого мужчины без его на то согласия не так просто.

– Я абсолютно серьезен.

– Ни за что! – неожиданно твердо выпалил Джонни и изо всех сил уперся в нависшую над ним грудь, желая объяснить свою позицию сразу. Он знал, что стоит ему проявить слабину, как Марко окутает его своим теплом, заставит мысли спутаться и отойти на второй план, превратив его в жадное до ласки существо, неспособное противостоять ни словом, ни делом. Такая реакция на близость сбивала его с толку, даже пугала, ведь за время жизни в Италии он привык, несмотря на помощь окружающих, к самостоятельности, а в умелых руках Марко словно терял этот навык, превращаясь в очень довольную происходящим, но безвольную куклу.

Это были его первые отношения, и сравнивать было не с чем, но все чаще закрадывалась мысль, что в любовных утехах Марко слишком умел.

– Ну и с чего такая категоричность? – мужчина все-таки отодвинулся и сел по-турецки на свободной половине кровати. Джонатан тоже приподнялся, облокотившись на подушку, и приготовился к разговору, стараясь не опускать взгляд – Марко по-прежнему был обнажен и даже не думал о том, чтобы прикрыться.

– А с чего ты вообще решил?.. Посмотри на меня, я ведь не красавец, не… утонченная натура…

– Ты даже не представляешь, насколько уникальна твоя внешность. Ты станешь жемчужиной индустрии, я покажу тебя всем в самом выгодном свете.

– Уникальный? Ты мою седину имеешь в виду? Или глаза бесцветные? Да уж, действительно уникально, я как какой-то… альбинос! – вспомнил Джонатан недавно просмотренный документальный фильм. Нет, он не считал себя уродом: и Лука, и Мария потратили немало времени на то, чтобы научить его принимать себя таким, какой он есть, и выгодно подчеркивать внешность. Пожалуй, это было отличительной чертой всех итальянцев – они любили себя и умели преподнести, а он очень старался эту их особенность перенять. И постепенно научился. Проблема была не в этом. Джонатан сел еще прямее, оторвав спину от подушки, отчего та сразу же покрылась мурашками – в старых неаполитанских домах, которые составляли весь центр города, не было не только горячий воды, но и какого-либо отопления. Закутавшись в одеяло плотнее, он почесал нос, стараясь подобрать нужные слова: – Слушай, я понимаю, что это твоя работа, твоя жизнь, и ты, может быть, неосознанно пытаешься меня в нее вовлечь. Но для меня быть объектом внимания неприемлемо. Вообще. Можешь считать это детской травмой.

– Ты привыкнешь. Зато какие откроются перспективы! Путешествия!

– Напутешествовался уже…

– Деньги. Ты сможешь позволить себе почти все, что захочешь.

– Есть. Я не требовательный, мне хватит, – при этих его словах взгляд Марко потяжелел, но отступать Джонатан был не намерен. – И популярность мне не нужна.

– Ты мог бы больше времени проводить со мной. Я не всегда буду отлучаться на неделю или две, иногда командировки длятся месяцами.

– Тогда я мог бы быть твоим помощником, например, – Джонатан предложил наиболее приемлемый для него вариант просто так, чтобы перевести тему. На самом деле ему вовсе не хотелось что-то менять: в «Башмачке» он чувствовал себя как дома, все постоянные клиенты давно стали близкими друзьями, почти родными, на их улочке не осталось ни одного жителя, с кем он не состоял бы в дружеских отношениях. Он только-только перестал чувствовать себя чужаком и не готов был пожертвовать этим чувством спокойствия. Даже ради Марко.

– Нет. Твое место не за моей спиной. Все должны видеть тебя и восхищаться. А я буду гордиться и продвигать тебя.

Джонни покачал головой, и Марко предпринял следующую попытку:

– Но ведь ты будешь скучать.

– Конечно, буду.

– И вокруг меня постоянно будут виться модели. Ты будешь ревновать.

– Да. Они же красивые.

Марко со стоном опрокинулся на подушки, проворчав:

– Ничего тебя не берет, да? Не отбрасывай эту мысль, подумай. Мое предложение в силе. Иди ко мне, – он ловко размотал тот кокон, в который завернулся Джонатан и притянул его на себя, заставив щеки вспыхнуть румянцем.

– Только недолго, – прошептал парень. Было глубоко за полночь, а подготовку к открытию «Башмачка» следовало начать хотя бы в шесть – Мария в последнее время неважно себя чувствовала, и он по возможности помогал ей на кухне.

– Не обещаю.

***

– Спасибо, дорогой, – признательно кивнула Мария, когда Джонатан, проводив последнего клиента, отогнал ее от заполненной грязной посудой мойки и взялся за работу сам. – Поедим через полчасика, ладно?

– Я сам приготовлю, – отрезал парень. За последнее время он неплохо в этом поднаторел – Мария утверждала, что если ты хороший повар, то, куда бы тебя ни занесло, с голоду не помрешь. – Как ты себя чувствуешь?

– Просто устала. Эти дожди… Знаешь, я ведь и выходных толком не брала, с тех пор как… – она бросила взгляд на стену, куда повесила ту самую фотографию с семьей, что ранее хранилась в спальне Джонатана.

– Так давай закроем «Башмачок» на пару дней и куда-нибудь съездим. Я вот в Венеции не был. Туристов все равно сейчас мало, а местные, думаю, простят нам отлучку.

– В Венеции воняет тухлой водой. Каналы – это замануха для богатеньких дурачков.

– Может, Флоренция? Хочу попробовать их бифштекс…

Его прервал шум в зале, что было странно, ведь он точно повесил на дверь табличку «закрыто». Быстро обтерев руки полотенцем, он вышел из кухни:

– Простите, но мы уже…

– О! Какой сладкий птенчик! – осклабился один из вальяжно расхаживающих между столиков мужчин и, выдвинув один из стульев, уселся на него. – Позови-ка нам хозяйку.

Мафия, понял Джонатан. Он уже не раз видел каморристов и даже научился различать их в толпе, но сталкиваться с ними вот так, лицом к лицу, еще не приходилось. Говорящий с ним мужчина был одет в джинсы и кожаную куртку, бритоголов, на его шее поблескивали крупные звенья золотой цепи, но самым неприятным оказался его взгляд: масляный, тяжелый и оценивающий, он давил и обнажал, не оставляя никаких сомнений в том, что именно мужчина хотел бы с ним сделать. Джонни гулко сглотнул и перевел взгляд на второго визитера, который застыл у окна, наблюдая за происходящим на улице.

– Чего замер? Марию зови!

– Я здесь, – потеснила его со своего пути Мария, шепнув: – Займись ужином, я разберусь.

– Узнала меня?

– Серджо. Тебя забудешь.

– Разговорчик есть.

– Давай не при посторонних, – Мария обернулась и прикрикнула на по-прежнему застывшего на месте Джонатана: – Чего встал? Живо к плите!

Джонни попытался было поймать ее взгляд, чтобы хоть как-то разобраться в ситуации, но Мария на него не смотрела. С тяжелым сердцем он развернулся и скрылся в глубине кухни, напряженно прислушиваясь.

Его не слишком задел жесткий тон Марии, ведь он прекрасно знал, что они друг другу совсем не посторонние. Женщина явно не хотела впутывать его в свои проблемы, но и он не собирался оставаться в стороне.

– Ну и что ты хотел?

– Я пришел забрать долг.

– Я тебе ничего не должна!

– Ошибаешься. Энрике занял деньги и обещал их отработать, но, как ты помнишь, не сложилось. Ты помнишь, я вижу, – Джонатан отчетливо расслышал глумливые нотки и с трудом сдержался, чтобы сию секунду не выскочить и не дать этому мордовороту в зубы. Да, силы были неравны, но Мария не заслуживала такого обращения! – Осталась только ты, правда? Так что теперь весь спрос с тебя. Мы дали тебе время на то, чтобы пережить утрату, не так ли? И ты пережила, вот, даже новым сыночком обзавелась, красивый птенчик, так бы и…

– Энрике оплатил этот долг своей кровью! Как ты можешь, Серджо?! Он ведь был твоим другом!

– Энрике должен был отработать, а не умирать. Уговор был таков. Четыре года прошло, ты понимаешь, что это значит? Понима-аешь. Так что можешь смело умножить долг на три.

– Пошел ты в задницу!

– Только если к твоему птенчику. Я вернусь через неделю. Очень рекомендую подготовить всю сумму.

Раздался скрежет ножек о пол, шаги и, наконец, все стихло. Джонатан плеснул в стакан воду из графина и, подхватив его, выскочил в зал.

Мария сидела за одним из столиков: притулилась на самом краешке стула с неестественно прямой спиной. Она крупно вздрогнула, когда Джонни бесшумно поставил стакан прямо перед ней и присел на соседний стул.

– Все слышал? – он кивнул. – Так вот забудь. Это не твое дело.

– Мое, – покачал головой Джонатан. – Потому что ты стала моей семьей. Потому что угрожал он не только тебе, но и мне.

Это было сущей правдой. Серджо мог угрожать непосредственно Марии, мог пообещать сделать что-то с «Башмачком», но вместо этого он лишь несколько раз упомянул в разговоре его, Джонни. Следовательно, и удара следовало ожидать в первую очередь по нему. Джонатан вспомнил сальный взгляд и передернул плечами – до того стало мерзко.

– Значит, я все-таки навлекла неприятности на твою седую голову. Запри дверь, пожалуйста.

Выполнив ее просьбу – ему и самому очень хотелось хоть так отгородиться от опасности, – Джонатан снова сел, придвинул стул поближе к Марии и взял ее за руку. Обсуждение сложившейся ситуации не следовало откладывать в долгий ящик, тем более, что ни о каком ужине не могло быть и речи: уж если его желудок сжался в тугой узел, то было даже представить страшно, в каком раздрае находилась женщина, которую только что буквально ткнули носом в воспоминания о смерти сына.

Мария крепко сжала его пальцы и отпила воды.

– У моего мужа, Карло, были серьезные проблемы с сердцем. Когда ему стало хуже, нам предложили экспериментальное лечение, операцию. Дорогую. Энрике был личным помощником и телохранителем их главаря, Дона Кополла, то есть состоял с ним в достаточно доверительных отношениях. Вот и попросил в долг, – Мария ожесточенно стиснула в ладони стакан, словно пыталась его расколоть. – Операция Карло помогла, он пошел на поправку, а потом случился этот взрыв. Энрике прикрыл собой босса, тот выжил, а Энрике – нет. Карло, узнав о его смерти… – она всхлипнула, и Джонни, соскочив со своего места, крепко ее обнял. – Карло не пережил этого. О деньгах никто не вспоминал, и я подумала… раз уж Энрике спас жизнь Дона Кополла… но Дон Кополла все равно был убит, его расстреляли пару недель спустя. Я не знала, что о долге знает кто-то еще.

– Мне казалось, каморристы должны поддерживать семьи у… пострадавших членов.

Сжав кулаки, Джонатан потер ими уставшие глаза. Под ложечкой засосало от нехорошего предчувствия. Ему давно следовало предвидеть, что проживание на территории, целиком подконтрольной мафии, ничем хорошим не закончится. Мало того, что он по-прежнему слишком сильно выделялся на фоне местных жителей, – он просто не понимал, как можно взаимодействовать с каморрой. Краем уха слышал об омерте, о принципах чести: мафия не трогает простых жителей, компенсирует нанесенный ущерб, порой оказывает услуги; но в его понимании любой каморрист по-прежнему оставался преступником. Опыт прожитых в Англии лет подсказывал, что не стоит делить мир на добро и зло, и он даже готов был допустить, что и от каморры может быть какая-то польза, но, тем не менее, эта организация могла потенциально угрожать его жизни, следовательно, следовало держаться от нее подальше.

Он и держался.

– Когда-то так и было, – тяжело вздохнув, Мария поднялась и направилась в сторону кухни. – Готовкой сама займусь, надо отвлечься, – тусклым голосом сообщила она и, на мгновение остановившись в проеме, добавила: – Подумай, стоит ли тебе в это ввязываться. Решишь – поговорим. Я же не слепая, вижу, что из Англии ты сбежал совсем не из-за родственников. Вот только город для спокойной жизни выбрал крайне неудачный.

Стоило ей скрыться из виду, как Джонни буквально сдулся, сгорбившись на сиденье и запустив пальцы в волосы. Корни неприятно потянуло, и он распустил хвостик, отчего пряди занавесили лицо. Он тряхнул головой, скрываясь за ними еще больше – это давало призрачное ощущение безопасности.

В голове зароились мысли. Глупо было ожидать, что проницательная Мария ни о чем не догадается. Глупо было надеяться на тихую жизнь. Виновата ли была его пресловутая «удача» или он сам? В Неаполь его привели восхищенные отзывы Сильвии – туристки из Америки, которая с неописуемым восторгом описывала местную кухню. Удержали в городе его обстоятельства – кража. Привязался к месту, к людям и решил остаться – он сам. Воспринимал каморру как что-то его не касающееся – и вот она коснулась его самостоятельно.

Своими словами Мария дала понять ему, что, если он не хочет вмешиваться, сейчас самое время тихо уйти. Деньги есть, навыки в готовке и обслуживании, знание языка – тоже, он не пропадет.

Но если решит остаться, придется все-таки вникать в хитросплетение отношений с каморрой.

В голове нещадно гудело – сказывалась усталость от практически бессонной ночи: Марко, перед тем, как уехать в очередную командировку, становился особенно темпераментным, не выпуская его из объятий до самого утра. Мысли о сложившейся ситуации кружили в сознании Джонатана все медленнее, пока вовсе не увязли как сонные мухи, оставив за собой лишь звенящую пустоту.

Джонни не хотел ничего решать. Однажды он уже бросил все, окунулся в неизвестность, и перспектива того, что придется повторить этот шаг, приводила его в ужас. Он же не может бегать всю жизнь! Джонатан знал себя – он человек социальный, ему нужны друзья, те, на кого он может положиться. Он буквально прорастал в них и не желал отпускать. Возможно, это была единственная особенность Истинного, которая осталась при нем – компенсировать одиночество приобретением других близких, связывать себя с ними слишком крепко. У него ушел год на то, чтобы отстраниться от Рона и Гермионы.

И он не мог струсить и бросить Марию одну.

Получасом позже, когда он в тяжких думах вяло ковырялся вилкой в своей пасте с картофелем, Мария, то и дело бросающая на него хмурые взгляды, не выдержала:

– Ну и чего ты скис? Слишком много ответственности на себя берешь, Джонни, хотя тебя никто об этом не просит.

– О чем ты?

– Ты понял меня. Мне ты ничего не должен, имей в виду. Свои проблемы я буду решать сама, и не смей вмешиваться.

– Но… я ведь мог бы… – неуверенно возразил Джонатан и осекся. А что он мог? Отдать свои деньги? На самом деле у него никак не получалось определиться с собственным к ним отношением, ведь в свое время он смирился с тем, что потерял их, а затем неожиданно обрел вновь. А еще он их не заработал. Все это вносило некоторую сумятицу в его чувства, словно бы деньги ему не принадлежат, он их даже и не тратил. Но отдать? Заработанные или нет, но они были его подушкой безопасности.

– Еще раз тебе повторяю, не лезь! – прикрикнула на него женщина, отбросив приборы. Она потянулась к стоящему в середине стола графину с лимонадом и разлила его по стаканам, слишком резко придвинув один Джонатану, отчего часть напитка расплескалась. Проследив, как растекается маленькая лужица, Джонни не смог удержаться от того, чтобы дотянуться до тряпки и аккуратно ее вытереть. – Когда я сказала тебе подумать, это не было просьбой о помощи. Ты должен подумать не обо мне, а о себе! В Неаполе нет ни одной семьи, в которой хоть один член не состоял бы в каморре. Каморра – неотъемлемая часть Неаполя, живя здесь, от нее нельзя как-то самоустраниться. На тебя обратили внимание, значит, ты должен быть готов… к чему угодно. А если не хочешь влезать в это, то лучше тебе рвать отсюда когти.

– Куда их рвать-то? – буркнул Джонатан, утыкаясь взглядом в тарелку. Паста уже совсем остыла, растеряв свой аппетитный вид. – Как будто в мире есть место, где можно вообще забыть о проблемах. Ты уверена, что справишься сама?

– Угу.

– Но ведь у тебя нет денег.

– Зато у меня есть неделя. Попробую решить проблему по-другому.

Мария не стала вдаваться в подробности, но в последующие дни она нередко покидала «Башмачок» и часами отсутствовала. Джонатан не приставал к ней с вопросами, лишь наблюдал издалека, с тревогой отмечая, как осунулось ее лицо, а движения стали рваными и настороженными.

Он же, выходя на улицу, перестал чувствовать себя в безопасности. Первые пару дней он то и дело ощущал на себе чужой пристальный взгляд, но, оглядываясь по сторонам, ничего подозрительного не замечал. Это нервировало, поэтому вскоре он постарался не покидать «Башмачок» без необходимости.

На исходе пятого дня Джонатан поднялся в свою спальню, полный дурных предчувствий. Мария по-прежнему где-то пропадала: сразу, как дверь траттории закрывалась за последним посетителем, она приводила себя в порядок и уходила, а возвращаясь, с каждым днем выглядела все более озабоченной, но от любых расспросов отмахивалась.

Время поджимало, и Джонатан решил взять все в свои руки: с самого утра, не обращая внимания на протесты, вызнать у Марии подробности происходящего: куда она ходит, есть ли от этого какой-то толк, и если нет – может, она все же примет его помощь?

А ведь он даже не знал, о какой сумме шла речь.

Беспокойные мысли заставляли ворочаться с боку на бок, не давая заснуть. Не выдержав, он неловко выполз из-под одеяла, стараясь не слишком его шевелить, чтобы не запустить холод, метнувшись к столу, стянул с него толстую тетрадь и ручку, переступил босыми ногами по ледяному полу и, подумав, подхватил со стула теплые носки. Включив свет, он натянул носки на окоченевшие стопы и нырнул обратно в спасительное тепло постели.

Устроившись поудобнее, Джонатан пробежал пальцами по обложке тетради. Открыл первую страницу и привычно усмехнулся, увидев:

Волдеморт! Темн Том!

Наверное, странно, что я пишу именно тебе…

Он перевернул еще несколько страниц, выхватывая взглядом отдельные фразы:

Представляешь, на меня больше не действуют зелья Соупа (интересно, как он там?) Я лохмат! Кажется, у меня есть лишь два выхода – побриться налысо или отрастить хвост…

…иногда удается узнать новости Англии, там все спокойно. Значит ли это, что ты отказался от террора?..

…скучаю по полетам! Узнал, что в нескольких милях от Неаполя маглы прыгают с парашютами. Я тоже хочу! Но не буду. Это опасно, а я ответственен не только за свою жизнь, но и…

…спасибо Снейпу за тренировки в нарезании…

…во сне тетя Петунья заварила Эрл Грей. С молоком! И отдала...

…как там Букля?..

…ходил с Массимо на матч Наполи…

…заболел. Нашел заначку бодроперцового, а оно на меня не подействовало…

...очки упали с третьего этажа и не разбились! Магия все-таки...

...купил пальто...

...ненавижу тебя!..

…Лука снова уехал, мне так одиноко! И даже Марко не…

…приснилась твоя душа. Надеюсь, ты…

Открыв тетрадь на чистой странице, Джонатан начал писать:

Дорогой Том!

Кажется, спокойная жизнь мне не суждена. Неприятности настигли меня и в Неаполе, снова. Да, меня никто не неволит, и я мог бы просто уйти, но кто сказал, что на новом месте жизнь сложится лучше? Да и смогу ли я жить, зная, что подвел, бросил без помощи человека, который ранее помог мне?

Я трачу усилия на то, чтобы, когда есть выбор, отдавать приоритет личному благополучию, а не спасать других, но, кажется, эта премудрость мне недоступна.

Я действительно хочу помочь Марии. Она столько сделала для меня, это справедливо. Я только надеюсь, что эта ситуация не выйдет из-под контроля, что каморристы, получив деньги, оставят нас в покое.

Надеюсь, у тебя все в порядке.

Джонатан заложил страницу ручкой и обнял тетрадь. Сколько тайн она хранила! Сколько чувств он выплеснул на эти страницы. Когда Лука впервые уехал, на Джонни навалилось такое одиночество, что он готов был волком выть. Куча проблем, задач, и никакой поддержки. После очередного кошмара о прошлой жизни он задумался о том, что, чтобы не сойти с ума, он мог бы доверить свои мысли хотя бы бумаге. Но, когда он думал о дневнике, невольно вспоминал Дамблдора и отказывался от этой идеи. А однажды, лежа без сна, он поймал себя на том, как гадает, что же произошло с Волдемортом? Удалось ли ему вернуть рассудок? Какие шаги он предпринимает? Перестала ли болеть, захлебываясь в отчаянии и злости, его душа, способен ли он теперь испытывать светлые чувства?

Он не мог получить ответы на эти вопросы, но вполне мог задать их, вытолкнуть из себя, чтобы те не бередили старые раны. Среди старых вещей Энрике Джонатан нашел пустую тетрадь и написал свое первое письмо Волдеморту.

И стало чуточку легче.

Оказалось неожиданно легко адресовать свои мысли и тревоги тому, кто задумывался магией как самый близкий человек. Иногда Джонатан писал о мелочах: о Пепе, покупках, прочитанной книге, о работе. А порой выплескивал боль и страх, и обиду за то, что именно ему пришлось пожертвовать всем ради того, чтобы выжить.

Бросив неприязненный взгляд на выключатель, Джонатан вздохнул. Усталость брала свое, ноги покалывало теплом, и глаза начали слипаться. А чтобы добраться до чертова выключателя, следовало снова вылезти из уютного кокона одеяла. Но Джонни не намерен был сдаваться, поклявшись себе, что, как только он разберется с финансовыми проблемами Марии, в первую же очередь купит себе бра и повесит прямо в изголовье кровати, он сунул тетрадь под подушку и все-таки выключил свет.

А через час подскочил в постели от жуткого грохота.