За ту четверть часа, что Джонатан пребывал на жилых этажах, Том успел аккуратно допросить Фурио о Летиции. Тот говорил с ним осторожно, тщательно выбирая слова, явно опасаясь попасть под действие омерты, но то, что она носит фамилию Марино и является крестницей Джонатана, подтвердил. Сказал, что иначе и быть не могло, но в подробности вдаваться не стал.

Через некоторое время к ним присоединился и сам Джонатан, он держался бодро, но Том заметил в его глазах усталость и напряжение.

По всей видимости, его состояние заметил и Фурио, но никак не прокомментировал, лишь предупредил:

– Дон на час только Лети отпустил, ты уж пообщайся с девчонкой, она скучает.

– По компьютеру она скучает, – засмеялся Джонатан. Он загудел кофемашиной, готовя присутствующим по порции эспрессо. Вокруг них сновал, убираясь, Д`Интино, но, под влиянием легких чар отвлечения внимания, не придавал происходящему никакого значения.

– Сам же знаешь, что это не так. Она тебя обожает. Вот увидишь, прибежит сюда уже минут через десять.

– Минимум полчаса, – Джонатан придвинул им демитассе, и, глотком опустошив свою, устало облокотился о барную стойку. Том и Фурио заняли высокие стулья. – Я ей там такую игрушку включил. Про кролика, морковки собирает, – он вдруг протянул руку и обхватил ладонь Тома, тихо выдохнув. По руке тут же потекло тепло, уже не искорками, а полноценной мягкой волной, заполнило его до краев и свернулось под сердцем пушистым книззленком. Ну и какие он знаки искал, старый пень? Все опасался чего-то, а Джонатан, вон, не раздумывая продемонстрировал перед другом свое к нему расположение.

– А ты, как я погляжу, свою морковку уже нашел, – хохотнул Фурио. Он косо ухмыльнулся, демонстрируя ряд кривых зубов, но его взгляд, обращенный на Тома, был полон невысказанной угрозы: Джонатан был под его защитой. Том прикрыл глаза, показывая, что принял это к сведению.

– Ладно, – привлек в себе внимание Джонатан, – колдуй чары конфиденциальности, сейчас буду делиться инсайдерской информацией.

– При нем? – Фурио некультурно ткнул в Тома пальцем.

– Конечно. Все-таки он имеет к этому непосредственное отношение, – и, пока Фурио накладывал соответствующие заклинания, объяснил: – Это не значит, что я тебе не доверяю. Это для Фурио, чтобы он мог придержать информацию от Дона.

Том кивнул. Чары конфиденциальности позволяли сохранить в секрете от посторонних содержание разговора. Немного беспокоило, что эти двое имели тайны от Клана, Тому совершенно не хотелось влезать в политические интриги, но он, ведомый любопытством, промолчал.

Как только Фурио, стянув с запястья резинку и забрав волосы в неряшливый хвост, вновь взгромоздился на барный стул, Джонатан, поковырявшись в своем телефоне, развернул его экраном к другу.

– Это что, и есть наш шмель? – нахмурился тот. – Не похож.

Вытянув шею, Том тоже взглянул на изображение: на нем высокий мужчина средних лет, облаченный в костюм-тройку, шел по пустынной улочке. Кадр был сделан откуда-то сверху, он предположил, что с камеры видеонаблюдения.

– Листай дальше.

Фурио провел пальцем по экрану, еще раз, и еще. Все снимки были с одного ракурса, но мужчины на каждом из них отличались.

– Оборотное? Да, есть некоторое сходство. Рост, осанка… порода.

– И даже не в этом дело… – начал, Джонатан, но Том его перебил:

– Очки.

– Точно, – Джонатан улыбнулся ему уголками губ и большим пальцем погладил запястье. – Такие самонадеянные гордецы, как он, редко обращают внимание на детали. По ним их и можно вычислить.

Том забрал телефон себе и тоже несколько раз аккуратно провел по гладкому, удивительно приятному на ощупь экрану. Вне всяких сомнений, знаменитые очки-половинки сложно было не узнать.

– Отлично, – довольно потер ладони Фурио. – Когда прихлопнем букашку?

– Тебе к нему соваться точно нельзя. Как и любому волшебнику. Вычислит на раз-два. Эти очки – артефакт, аналогичный биноклю Франко.

– А? – не понял Фурио, и Том был с ним солидарен.

– Ну, помнишь, когда мы только познакомились, Франко с помощью него изучал мое магическое поле?

– А! Он еще над ним трясся, как будто эта штука – бесценная.

– Ну да. Очки показывают примерно то же самое.

Внимательно прислушиваясь к каждому их слову, Том задумался: откуда такая осведомленность? Еще в их первую встречу, выходя из кабинета Дона Марино, он услышал, что Джонатан хотел поделиться с ним какой-то информацией о Дамблдоре. Он, определенно, был англичанином, хоть люди Люциуса и не нашли никакой информации о роде Сигал. Могло ли оказаться, что он был дальним родственником Дамблдора? Иначе откуда все эти сведения?

– Задействуем маглов? – тем временем предложил Фурио.

– Тоже нельзя. Он сильный легилимент, враждебные мысли уловит сразу. Даже магловские.

– А твои?

Джонатан замялся. Он бросил быстрый взгляд на Тома, слегка сжал его пальцы, и нехотя ответил:

– А черт его знает. Я почти уверен, что нет, но, сам понимаешь, не проверял. Так или иначе, сквозь его очки я тоже буду выглядеть не как магл.

Пока Том переваривал мысль о том, что Джонатан, помимо прочего, еще и окклюмент, Фурио предложил:

– Берем под империус дворнягу, она налетает на эту букашку, сшибает очки, и, пока он дезориентирован, мы его берем.

– Я тебе сшибу! – рыкнул Джонатан. – Это семейная реликвия! Моя семейная реликвия, прапрадед смастерил. Знать не хочу, как они к этой сволочи попали.

Фурио, вспомнив что-то, весело фыркнул:

– Значит, и Франко они не достанутся. Понял-понял, – он примирительно поднял ладони, наткнувшись на свирепый взгляд. – Он будет очень разочарован.

– Он вообще о них не узнает.

– Понял. Не узнает.

– Господа, – наконец вклинился в обсуждение Том, – мой разум тоже ото всех закрыт.

– Но в магическом спектре ты сияешь как солнышко, – возразил ему Джонатан, и, несмотря на серьезность обсуждения, от его слов что-то внутри сладко сжалось.

– Все упирается в очки, – заключил Фурио, а Том поинтересовался:

– А куда он ходит? Все снимки сделаны в одном месте.

– В лавку сладостей. Дальше пролистай, – Том послушно поводил по экрану и увидел кадры, на которых Дамблдор стоит перед дверьми с палочкой в руках. Совсем не думает о конспирации, старый козел. – Днем он из своего логова носа не кажет, но вот за сладостями выходит, прямо на рассвете, за пару часов до открытия лавки.

– Пока на улицах пусто, местность отлично просматривается и, соответственно, любая угроза будет сразу им выявлена, – прокомментировал Фурио.

На лестнице послышался топот маленьких ножек, и Джонатан встрепенулся:

– Закругляемся. Ты подумай пока, что мы можем. Ему я все передам.

Летиция с радостным визгом полезла обниматься со своим крестным, а Том, потеряв такой нужный контакт с его ладонью, почувствовал, как, несмотря не недавно принятое успокоительное зелье, его начинает потряхивать от злости и непонятной горечи.

Что еще за таинственный «он»?

– Все в порядке? – заметил его состояние Джонатан. Том даже не нашел в себе сил ответить, лишь глянул на него злобно, отчего брови мужчины удивленно поползли вверх.

Фурио, приманивший из-под самого потолка пузатую бутыль, откупорил ее и, разлив содержимое по трем бокалам, отлеветировал один Тому, насмешливо подсказав:

– Ревнует твоя морковка, разве не ясно?

– Фурио, – укоризненного протянул Джонатан, а Лети тут же принялась допытываться, почему это дядя Том – морковь?

Тома это сравнение совсем не задело. Более того, от удивления он даже немного успокоился. Он ревнует? Вот это мерзкое, неконтролируемо накатывающее на него чувство – и есть ревность?

– Что за чушь, – пробормотал он, наблюдая, как Джонатан возится с девчушкой. В его движениях и немного вымученной улыбке Тому отчетливо виделось утомление, он вспомнил о нетронутом угощении из Венеции и посетовал про себя о том, что гости задержались.

Хотелось остаться с Джонатаном наедине, накормить его и проследить, чтобы он отдохнул. И, наверное, им следовало бы обсудить то, что произошло.

– А это что такое? – нахмурился Джонатан и ловко подцепил кончиками пальцев торчащий из детской сумочки краешек обложки. Мгновение – и в его руках оказалась объемная тетрадь, та самая, в которой он почти каждый вечер что-то писал. Его взгляд перебежал с находки на девочку, а голова в неверии склонилась на бок. – Лети?

– Там на английском, ты же обещал научить меня английскому! – предчувствуя нагоняй, девчушка упреждающе перешла в наступление. – Там написано ди-ар…

Глаза Джонатана распахнулись, и он быстро зажал ей рот ладонью:

– Лети! Ты помнишь, что я говорил тебе о том, что нельзя рассказывать о том, что ты узнаешь о других людях, если тебе это не разрешили?

Девчонка насупилась, но все же кивнула.

– И нельзя брать чужие вещи без спроса. Ты же не хочешь быть воришкой?

– Я не воришка! – она вывернулась и ударила его по руке, в которой была тетрадь. – На! Забирай свою дурацкую тетрадку, она мне не нужна! Фури, мы уходим! Ты меня совсем не любишь! – обиженно заявила она уже с нижних ступенек лестницы и с топотом убежала наверх, а Фурио, залпом допив вино и обменявшись с Джонатаном одинаковыми утомленными взглядами, хлопнул его по плечу и, крепко пожав руку Тома, не спеша отправился за ней.

– Я еще и виноват в итоге, – почесал затылок Джонатан. Том обратил внимание, что, стоило визитерам скрыться из виду, он сразу как-то обмяк: прикрыл глаза от усталости, прекратил улыбаться и бодриться, расслабился. Перестал притворяться, стал самим собой – может быть, и не в полной мере, но гораздо больше, чем с Фурио, который, судя по всему, был его другом.

– Ужин, – объявил растроганный его открытостью Том. Д`Интино уже покинул «Башмачок», так что он, не скрываясь, приманил еду из кухни и принялся расставлять ее прямо на барной стойке, помня, что это любимое место Джонатана.

– Ты такой заботливый, Том, – слабо улыбнулся Сигал и привалился к кофемашине, наблюдая за его действиями. Том лишь головой покачал: забота, ревность, страсть – это был слишком насыщенный день, а ведь стрелки едва перевалили за шесть часов!

Благодаря стазису, еда была еще теплой и свежей, невероятно вкусной. Несмотря на явное утомление, утолив первый голод, Джонатан завел разговор:

– Я удивлен, что ты так спокойно отреагировал на то, что мы обнаружили Дамблдора.

– Почему?

– Ты не испытываешь желания самостоятельно его покарать?

– Покарать? – искренне удивился Том. – Я, по-твоему, палач?

– Ну, или поймать. Убить. Отомстить? Ты не хочешь ему отомстить?

Хотел ли он отомстить? Для него Дамблдор был не просто политическим оппонентом. Он, зная, кем является Том и кем – Гарри Поттер, стравливал их, он подделал Пророчество, чтобы Том напал на собственного партнера, убил его родителей.

Но Том не мог валить все только на Альбуса. Его вина была не меньше. Пусть по незнанию, пусть под влиянием сумасшествия, но все это творил именно он. Как говорят маглы: незнание законов не освобождает от ответственности. Раньше, думая о Дамблдоре, он сразу вспоминал и свою вину. Со временем эти чувства затерлись, потускнели, он перестал воспринимать Дамблдора как врага или виновника своих бед. Он был опасен – это да. Потому что был непредсказуем. Порой вёл себя неадекватно. И был слишком силен магически, чтобы закрыть на это глаза. Хотел ли Том ловить его самостоятельно? Нет.

Начинало ли у него противно сосать под ложечкой при мысли, что в операции по его поимке будет участвовать Джонатан? Определённо.

Но разве он мог сказать ему об этом? Кто он ему, чтобы указывать, что делать? У них только-только завязывалось что-то, чему Том даже названия не знал.

– Почему вы планируете поимку Дамблдора за спиной у Дона Марино? – сменил он тему. Отложив приборы и дождавшись того же от своего сотрапезника, он отлеветировал лишнюю посуду на кухню, в процессе полета очищая ее, и тоже облокотился на стойку, так, что их с Джонатаном лица оказались на расстоянии фута. Тот выглядел сытым и немного разомлевшим. И у него обнаружилась маленькая родинка в уголке глаза.

– Ну, во-первых, итальянские волшебники склонны рубить с плеча. Когда я только попал к ним, они с моей подачи зачистили целую церковь маглов. Там были и последователи инквизиции, и обычные прихожане. И дело даже не в том, что погибло много невиновных, а в том, что это ухудшило ситуацию. Их сообщники по всему миру узнали о зачистке и в качестве ответа устроили множественные теракты. А Клан не знал, как их искать, ведь все известные нам члены инквизиции тогда полегли в церкви, ниточки были оборваны, – он недовольно поджал губы. – Ну а во-вторых, мы хотим поймать его самостоятельно, чтобы реабилитировать своего друга. Он в немилости.

Упоминание друга вновь кольнуло неприятным чувством – ревностью? – и Реддл поспешил уточнить:

– Но ты же не полезешь на рожон?

– Я обычный сквиб, Том.

– Ах, обычный.

– Конечно. А ты считаешь иначе? – его лицо внезапно оказалось слишком близко, так, что Том ощутил на губах чужое дыхание. Глаза лучились теплом, и захотелось продлить этот миг, насколько возможно.

Но, видимо, в этот день Марс к Венере повернулся тылом, иначе как объяснить то, что абсолютно каждый считал своим долгом нарушить их с Джонатаном уединение?

Том сначала не понял, почему что-то жжет его бедро. Но потом его слуха достигли приглушенные голоса, которым вообще-то совсем не место в его брюках; пошарив в карманах, Реддл извлек на свет отобранное у Северуса сквозное зеркало.

Джонатан, расслышав, что именно доносилось из артефакта, не сдерживаясь, прыснул, а Том, неплохо за последние дни поднаторевший в понимании местной брани, лишь головой покачал: так вот откуда Снейп знал эти загибы. Какая интересная у него семейная жизнь.

– Не хочешь ответить? – невинно поинтересовался Джонатан, но Том уловил блеснувший в его глазах озорной огонек.

А ведь и правда, этих заговорщиков следовало хорошенько проучить! Почувствовав, как его захватывает какое-то мальчишеское безрассудство, Реддл усмехнулся и активировал артефакт:

– Печально слышать, леди Забини, но выполнить вашу просьбу никак не могу, все же вы супруга моего друга. Хотя весьма прискорбно слышать о нем такие подробности.

На другом конце кто-то отчетливо пискнул, а через мгновение он имел удовольствие наблюдать три ошарашенно вытянутых лица. Пожалуй, Том еще никогда не видел на холеных лицах такого потерянного выражения. Да что там выражение! Еще ни разу на его памяти Люциус не терял дар речи! От этой мысли Реддл ощутил прилив веселья и возбуждения, от которого легко закололо кончики пальцев, в которых он сжимал зеркальце. Что ж, Джонатан не побоялся продемонстрировать другу их взаимоотношения, так почему бы и ему не сделать того же?

Он отодвинул зеркальце от себя на вытянутые руки – так делали многочисленные туристы, снимая на камеру или телефон еду в «Башмачке» и самих себя, – и продемонстрировал оставшееся от ужина угощение, а затем неудобно перегнулся через стойку, так, чтобы изображение в зеркальце захватило и Джонатана, который ради такого случая приосанился и бодро помахал их молчаливым собеседникам.

– Чао! – высказав все, что хотел, Том быстро убрал зеркало, пока на том конце никто не успел отреагировать. Он посмотрел на с трудом сдерживающегося Джонатана, и уже в следующий миг пустой зал наполнил их смех.

– Подгоню тебе телефон, – утерев набежавшие на глаза слезы, заявил Джонатан.

– Что? Зачем?

– Будем говорить с тобой по видеосвязи, когда вернешься в Лондон. У тебя отлично получается.

У Тома внутри что-то оборвалось. Он как-то не думал о том, что будет дальше, а ведь его отпуск подходил к концу. Виза действовала еще чуть больше недели, а затем он должен был покинуть территорию Италии.

– Качество у видео, конечно, в разы хуже, чем у сквозного зеркала, но что делать? Ты же не против того, чтобы пользоваться магловской вещью? – нахмурился он, неправильно расценив молчание Тома. Тот покачал головой. – Ну и отлично. Сквозное зеркало – один из многих артефактов, для активации которого требуется магический импульс, а во мне магии нет, так что… – он развел руками и тоже как-то приуныл.

– Наверное, тебе тяжело работать с волшебниками, не владея магией?

– Ты имеешь в виду, не завидую ли я вам или не чувствую ли себя неполноценным? Нет. Уже нет.

Его «вам» осело в душе Тома неприятным осадком. Словно этим коротким словом Джонатан отгородился от него, противопоставил себе.

– Ладно, – встрепенулся Сигал. Он быстро доел все, что оставалось на его тарелке, спрятал свою тетрадь куда-то под стойку и поднялся. – Мне срочно нужно к Бьянке, пойдешь со мной?

– Может, тебе лучше отдохнуть?

– Нет-нет, нужно действовать прямо сейчас, пока Мария не может меня остановить, – он вышел из-за стойки, и, не дожидаясь ответа Тома, взял его за руку, потянув к выходу.

Против обыкновения, Джованни на улице не оказалось, как и его складного стульчика, что, впрочем, неудивительно: в Неаполе воровали все, что плохо лежало, поэтому, когда старик покидал свой пост, стульчик, сложившись в нечто плоское, подвешивался на крючок внутри помещения.

Джонатан по-хозяйски уверенно пересек темный холл, провел Тома сквозь занавешенный старомодными шторами из бус, состоящих из сотен соединенных между собой деревянных колечек, проход – колечки тихо застучали за их спиной, – и они оказались в тесной гостиной, в которой перекусывали, сидя у телевизора, хозяева дома. Те сразу засуетились, накрывая на стол и для них; Том хотел было возразить, что они только что плотно поужинали, но ему не позволил Джонатан, дескать, отказываться не положено.

Пока Бьянка расставляла на компактном столике закуски, Джованни утянул их на старый продавленный диван, указывая на плоский экран телевизора: в новостях говорили о высокой вероятности наводнений в Британии.

– Эх, сюда бы тоже дождичек, – с ностальгией вздохнул Джованни. Все время, пока Том жил в Неаполе, город изнывал от жары. – Ой, смотри, Эдинбург. А чего это ты? – Джованни нахмурился, заметив, что Джонатан не обращает никакого внимания на происходящее на экране, вместо этого поправляя подушки за спиной неловко устроившегося Тома, которого он усадил рядом с собой. – Тебе ж обычно интересны вести из дома.

– Мой дом здесь. И я по делу.

– Как себя чувствует Мария? – Бьянка протянула им стаканы с морсом.

– Уже лучше. Я, собственно, по этому поводу и пришел. Бьянка, – Джонатан обворожительно улыбнулся, – ты – королева слухов и сплетен Одинокой улочки!

– Ой, скажешь тоже, – отмахнулась та, зардевшись.

– В распространении информации тебе нет равных! На тебя вся надежда.

– Чем помочь? – приготовилась слушать довольная женщина.

– Нужен толковый помощник на кухню, который мог бы заменить Марию.

– Она тебе этого не простит, – присвистнул Джованни, но Бьянка шикнула на него и улыбнулась:

– У меня даже есть пара кандидатов, милый. До конца недели будут у вас.

– Мария выпнет твоих кандидатов под зад!

– Цыц, я сказала! Ей действительно нужна помощь. Сработается как-нибудь. Вон, Джонни же в «Башмачке» прижился, а вспомни, как его Мария раньше гоняла, – все засмеялись, а Бьянка удрученно вздохнула: – Мне бы тоже помощь не помешала.

– А нечего было Фабио отпускать! – с полпинка завелся Джованни, и супруги принялись шумно спорить.

– Ему нужно было образование!

– Чтобы работать здесь, образование не нужно! Образовался, и где теперь он?! Да ни в жисть сюда не вернется!

Джонатан, отставив свой стакан, наклонился к Тому и шепнул, опалив шею жарким дыханием:

– Пойдем отсюда, это надолго.

Вновь оказавшись в полумраке холла, он замешкался, обернулся к Тому:

– М-м… может, покажешь, как ты устроился?

У Реддла кровь застучала в ушах. Сразу вспомнилось все, что произошло прямо перед тем, как их прервал Северус, и скулы лизнуло жаром. Подумать только, они окажутся в его комнате, наедине, а ведь еще утром – словно в другой жизни! – Том боялся дружески приобнять его.

Но тут же ему вспомнилось и то, что отпуск подходил к концу. Что будет дальше – неизвестно, поэтому упускать возможность побыть рядом ему не хотелось.

Поднимаясь по узкой темной лестнице, он испытал дежавю: точно также сам Джонатан вел его наверх, чтобы показать комнату, когда он только прибыл в Неаполь.

Он заклинанием отпер дверь и отступил, пропуская Джонатана вперед, позволяя ему оглядеться. Тот в несколько шагов пересек небольшую комнатку и хмыкнул:

– Ничего не изменилось. Знаешь, – он почесал затылок, и Том невольно отметил этот жест: он явно был привычен для Джонатана, но до этого дня он так никогда не делал. Напрашивался вывод, что он действительно стал чувствовать себя более раскованно в присутствии Реддла, от этой мысли губы невольно дрогнули в улыбке, но Том постарался сдержаться. А Джонатан тем временем сунул сжатые в кулаки руки в задние карманы брюк, оттягивая их, и покачнулся с пятки на носок. – Я думал, ты здесь пространство расширишь, нормальную мебель трансфигурируешь. Почему ты все оставил, как есть? Тесно же. И простенько. Чего ты улыбаешься?

Том неопределенно пожал плечами. Ему нравилось, как Джонатан, такой живой, с оттопыренными карманами, смотрелся в его комнате. Пусть даже в такой тесной.

– Мне и так нравится. Тем более что я сюда прихожу только, чтобы поспать, – «а еще часами наблюдать за тобой», добавил он про себя.

– Понятно. Присесть можно? – он указал на единственный в комнате стул. – Ой, кажется, тебе что-то написали, – кивнув на лежащий на столе пергамент, он отвернулся и даже небольшой шажок в сторону сделал, словно хотел подчеркнуть, что не собирается лезть в личное пространство.

– Это просто Люциус, – отмахнулся Том.

– Вдруг что-то важное? Он ведь министр.

Том был более чем уверен, что ничего важного в пергаменте не содержалось. Скорее уж, Люциус просто отошел от шока и выплеснул все эмоции на бумагу. Но проверить действительно надо было, поэтому он шагнул к столу, но на полпути передумал, и сначала наколдовал для Джонатана кресло: глубокое и мягкое.

Все-таки тот выглядел слишком утомленным.

– Ого, это мне? – восхитился Сигал и, дождавшись кивка, плюхнулся в него, прикрывая глаза и с блаженным стоном вытягивая вперед ноги. – Как уютно! Твоя магия такая теплая, Том. Рядом с тобой очень спокойно, знаешь? Давно мне не было так спокойно, – с каждым словом его голос звучал все тише. – Я посижу немного, хорошо? Черт, и как Мария справляется… – он глубоко вздохнул и затих.

Том в неверии подошел ближе и прислушался к ровному дыханию. Лицо Джонатана безмятежно разгладилось, на лоб упала одинокая прядка, одна рука лежала на бедре, и пальцы едва заметно подрагивали. Том тихонечко накрыл их своей ладонью, чувствуя, как дрожь успокаивается.

Это же как надо было умаяться, чтобы вот так отключиться?

Стараясь не потревожить его сон, Реддл осторожно отстранился и все-таки взглянул на пергамент. Как он и предполагал, Люциус настрочил ему целое эссе, делясь чувствами, выражая мнение, раздавая советы. Тому все это было совершенно неинтересно, и все же кое-что привлекло его внимание: в самом низу пергамента, крохотными, бисерными буковками – все остальное место было занято излияниями – было написано:

«Я определенно вижу этого парня не впервые. И дело не в снимках, я встречался с ним вживую. Давай я еще раз попробую найти о нем информацию. Что тебе удалось о нем узнать?»

Том покачал головой и посмотрел на умиротворенно посапывающего мужчину. Конечно, он хотел бы узнать, кем тот являлся, и почему Том так на него реагирует. С другой стороны, если он начнет раскапывать информацию у него за спиной, разве он не поступит также как и эти шпионы-заговорщики? Что мешало ему спросить об этом самого Джонатана? Ведь они свободно говорили на любые темы.

Решив пока больше ничем не делиться с Малфоем, он накрыл пергамент так ни разу и не использованной по прямому назначению шляпой. Джонатан спал, а Тому хотелось обеспечить его большим комфортом, поэтому, примерившись, он с величайшей осторожностью поднял расслабленное тело беспалочковой магией. Оказавшись в воздухе, Джонатан улыбнулся и причмокнул, отчего Том едва не потерял концентрацию, но все же довел дело до конца: мягко опустил его на собственную кровать и накрыл пледом, а сам, придвинув кресло поближе, устроился в нем, наслаждаясь сохранившимся теплом.

***

Его захлестнул шквал эмоций. Сердце захлебывалось тоской и бессилием, они вырывались из него слезами и рваными всхлипами, но легче не становилось.

Когда же это кончится?

Так жить невозможно.

Слишком больно.

Он понимал, что это ненормально, так быть не должно. Ничего же не случилось, почему он в таком состоянии?

Почему с ним вечно происходит что-то странное?

Дело было не в том, что живя среди итальянцев, он, подобно им, стал более эмоциональным.

Что-то жрало его изнутри, не давая дышать, не давая спокойно жить, бросая из одной крайности в другую, а он даже не мог никому показать своих чувств, должен был сохранять чертову бесстрастную маску, чтобы никто не понял, что на самом деле он слаб, что внутри него – бездна.

Он опустил взгляд: далеко внизу сновали люди, похожие на крохотных муравьев. У всех какие-то дела, нормальная жизнь. Почему же и он не может жить нормально?

Высота манила. Как просто было бы сделать шаг, закончить все. Он делал этот шаг десятки раз: с самолета, со страховкой за плечами. Это ведь почти то же самое?

Он ярко, во всех деталях вспомнил чувство прыжка в пустоту, и стало чуть легче.

Как он мог? Как он мог даже подумать о том, чтобы сделать это? Он должен жить, должен ради тех, кто ушел, должен ради того единственного, чья жизнь зависит от него.

Сердце снова облилось кровью, вырывая из глубины груди отчаянный вой, срывающийся на крик.

– Чего приперся, выкормыш фестрала? – послышался брезгливый голос за спиной. Опять эти придурки, когда уже они от него отстанут?

Он глубоко вздохнул, беря под контроль всколыхнувшиеся было эмоции, и бесстрастно посмотрел на троих ухмыляющихся парней, которые демонстративно крутили в пальцах палочки.

Ну и что они ему сделают?

Хотя… может, хвастаются так?

– Чего вылупился? – скривился придурок номер два. – Разговаривать разучился? Хотя чего еще ожидать от мерзкого сквиба!

Они загоготали над собственной шуткой, такой тупой. В их роду точно не было троллей?

В нем медленно, но неумолимо разгоралась всепоглощающая злость, дыхание стало прерывистым, но ему все еще удавалось сохранить равнодушное выражение лица. Спасибо актерским курсам.

Интересно, что мощнее, ревущая внутри него буря, или сила воли?

– Ты такое ничтожество. Ты ничто. Если бы ты не приносил пользу, тебя бы уже давно скормили фестралам.

Боже, да что они прицепились к бедным животным?

За поясом брюк он отчетливо ощущал тяжесть пистолета. Разрешетить бы эти наглые морды, выпотрошить бы им мозги! Но едва ли ему это спустят с рук. Нужно держать лицо.

Где там Рокко? Поскорее бы уйти отсюда. Он вот-вот взорвется.

Один из придурков грубо толкнул его в плечо, прижал к стене, навис над ним:

– А может, неспроста тебя держат, а? Перед кем ноги раздвигаешь, шваль?

– Не марайся об него. Вдруг он и тебя своим сквибством заразит!

И снова гогот, разрывающий барабанные перепонки, ревом отдающийся внутри черепной коробки. Проклятье! Если бы он был магом, уже давно разнес бы все выбросом. А так он разносил лишь себя. Изнутри.

– Что здесь происходит?

Наконец-то!

Тролли поутихли, но нахальство с их лиц никуда не делось.

– Всего лишь разговариваем с другом.

– А что, нельзя?

– Проваливайте.

Он краем глаза заметил приближение Рокко, но старался не смотреть на него. Рокко знает его слишком хорошо, сразу заметит, что он не в порядке.

Ни к чему ему знать о его проблемах с эмоциональной нестабильностью. С чертовым эмоциональным цунами.

– Не обращай на них внимания. Бесятся от того, что ты делаешь в десятки раз больше них, вот и крысятся исподтишка. Ублюдки.

– Угу. Я пойду?

– Иди. Точно все в порядке?

– Да, пока.

Перекинул ногу, завел мотор – сознание поплыло, окружающее видится фрагментами. Скрип колес, ветер в лицо. Он совсем с катушек слетел, раз сел на мотоцикл в таком состоянии. Но ему просто нужно покинуть это место.

Изгой, опять изгой.

Перед глазами цветные пятна. Возможно ли потерять сознание от злости?

Заехал в редкий подлесок, соскочил с мотоцикла, остатки здравого смысла подсказали разорвать хранящуюся под сидением тряпку и обмотать кисти. Ствол дерева, удар, еще, еще! Из горла вырывается бешеный рык.

Суки, размозжить бы им головы голыми руками!

Рука сама потянулась к пистолету, выстрел, выстрел! Сквозь шум в ушах донесся шорох, ярость, как по щелчку, сменилась страхом.

Кто здесь?

С ближайшего дерева свалилось мертвое тельце птицы.

Страх сменился всепоглощающим чувством вины.

Земля слишком близко, замотанные руки сжимают голову, горло разрывает вой.

Да что с ним такое?!

Лети!

Прямо перед ним разверзся магический вихрь, но в самом его центре, он знал – Лети, испуганная, паникующая, не понимающая, что происходит. Лети, его маленькая звездочка, единственная, кто обожает его, несмотря на всеобщее презрение.

Как, как она оказалась здесь посреди ночи?

Совсем рядом сквозь беснующуюся магию пытался прорваться сам Дон Марино, такие же бесплотные попытки предпринимали и другие члены Клана – бесполезно, вышедшая из-под контроля маленького тельца сырая магия не подпускала никого к своему источнику.

А ведь ему магия нипочем…

Сердце затрепыхалось где-то в горле, мысли заметались судорожными птицами: поставить на кон жизнь он не мог, ведь она не только его, но это был шанс спасти Лети! Он на пробу коснулся увеличившегося еще больше вихря, пропустил в него руку до плеча – ничего... была не была! Он шагнул в ревущую, ничем не сдерживаемую силу.

Несколько шагов, щеку полоснуло болью. Но он уже видел маленькую сгорбленную фигурку и рванул к ней.

Он баюкал в руках девочку, пытаясь ее успокоить, когда боль полыхнула на боку, на животе. Со скрипом разваливалась на части деревянная ограда, не выдерживающая гнета дикой магии, он нее отлетали куски, подхватываемые вихрем, несколько щеп уже торчали из его бока, но, подумаешь, это же просто дерево. Ограда заскрипела громче, застонала, Лети подняла на него наконец-то осмысленный взгляд, глаза полны слез, он прикрыл ее собой от разламывающейся конструкции...

– …Пройдите с нами.

Он слепо бредет за мужчиной в форме, внутренности выкручивает, выворачивает наизнанку липкий страх.

Почему его задержали?

Имя, гражданство, цель визита; он автоматически отвечал на дежурные вопросы, изо всех сил поддерживая внешнее спокойствие, не поддаваясь захлестывающей панике. Отдал на проверку свой рюкзак, самый обычный, с одеждой. Все самое ценное – и запрещенное – было надежно спрятано прямо на нем.

Надежно. Все будет хорошо, они предусмотрели и такое развитие событий, никто ничего не найдет, его не в чем обвинить.

Наконец, его отпускают.

До посадки еще четверть часа, он закрылся в туалете, из горла рвутся сухие рыдания, сдерживаемая лишь за счет адреналина паника вырывается, накрывает с головой. Сердце заходится, тарабанит по легким с такой силой, что он закашливается, забрасывает в рот таблетки, запивая прямо из-под крана.

Объявляют посадку.

Он собирает себя по кусочкам, умывается, подумав, наносит макияж – он не скроет покрасневших глаз, но сотрет следы истерики с лица. Щелчок замка, и он ныряет в людской поток.

– Кажется, я поняла, кто ты, мальчик.

Янтарные глаза заглядывают, кажется в самую душу, в них жалость и понимание, а с ним творится что-то непонятное: страх – его раскрыли! – смешивается с облегчением, на секунду вспыхивает надежда, и вновь гаснет, потонув в накрывшей его панике. Сам он цепляется за ускользающее сознание лишь чудом, его держит янтарный взгляд.

– Что же вы натворили?.. – она морщится, как от боли, прикрывает глаза, разрывая зрительный контакт, и он теряется в ревущих чувствах окончательно.

– Том! Том!

Кто-то тряс его за плечо, но это чувство было таким ничтожным в сравнении с той бурей, что не желала его отпускать.

– Том! Черт!

Голова мотнулась в бок, щеку опалило болью, мгновенная реакция – он вытолкнул из себя магию, отбрасывая обидчика.

– Эй, ну давай же!

Это Джонатан? Он только что спустил магию на Джонатана?!

Глаза распахнулись, и вот он, прямо напротив, смотрит взволновано, и в его глазах – слезы.

– Что за чертовщина?!