Бескрайняя тьма в небе и далёкие блики немного левее Андромеды¹ напоминают о том, что во Вселенной есть хотя бы клочок земли, который они могут назвать домом. Жалкие пара миллиардов людей, которые посмотрят на проекции их лиц сегодня по большому экрану дабы восхититься отважностью и преданностью шайки юных глупцов. Из пары тысяч выпускников, Джисон не верил, что хотя-бы сто вернутся домой, в родной Млечный Путь, а не растворятся в пыли в Скоплении Насоса², где до Местной Группы галактик лететь световые годы мимо скоплений Девы и Печи, даже не прославив собственное имя.
Тяжёлый экзамен, тяжёлая неделя, тяжёлый месяц. Тяжёлая, блять, жизнь, как любит повторять Чанбин по десять раз, перечитывая принципы работы сверхстабильного кварцевого генератора³ старенькой DORIS⁴, попутно вычитывая собственные конспекты как это в далеком 1990м французы спутниковые системы и маяки детектили возле собственной планеты, когда человечеству это казалось достижением, а не игрушками на первом курсе ознакомится и забыть. Любит он возиться с допотопной техникой, Джисону не понять. Он предпочитает постигать и создавать новое, а не копаться в доисторическом, но сказать об этом Чанбину — верный путь нарваться на трёхчасовую лекцию о цикличности истории и необходимости погружения в истоки.
Они много времени проводили в мастерских. Джисон загорелся идеей фикс — перекроить старенький Сокол в бюджетную версию Энтерпрайза. Чанбин же за шкварник, вымазанной всем, чем можно формы, осаждал юного экспериментатора при попытках всунуть в него все что в мастерской плохо лежит и до чего ручонки загребущие дотянутся.
— Тебе на нём людей транспортировать. Желательно живых, — наставлял он товарища, пока тот не превратил средство для сверхскоростного передвижения в портал в киберпространство.
Классический минимализм — практически религия Чанбина. Лучше немного, но со смыслом, чем мишура изо всех щелей и пафоса, в довесок, мешок на спину. Он на ментальном уровне не способен понять, что предугадать что будет там, в небе посреди пыли и бескрайней темноты, невозможно и нужно знать что в любой ситуации у них есть хотя-бы шанс.
— Желательно, чтоб не Хвана, — бубнил в ответ обиженный Джисон, вытирая грязным рукавом пот со лба и пачкая половину лица грязью.
— Я бы на твоём месте не спорил с Чанбином, — большая ладонь сзади опустилась на Джисонову макушку, потрепать волосы, и по-отечески ласковый голос продолжил: — Сильно сомневаюсь, что ты найдёшь спеца по кораблестроению среди студентов лучше него. Даже профессор Реван так говорит.
Джисон ещё больше насупился и фыркнул что-то про притеснение юных умов и про невозможность взрастить гения в таких отвратительных условиях. Крис мысленно благодарил Вселенную за то, что в его команде пилотом является Чанбин, но Джисона дружески по плечу хлопал и по волосам гладил, ибо дитё неразумное, что с него взять. Он надеялся, что Минхо справится со сверхзадачей — осаждать реактивного одногруппника, когда того будет заносить на поворотах.
— Ничего, Джисон-а, вот закончится всё, вернёшься в Деву, откроешь свою мастерскую и будешь из говна да палок собирать Аполлоны, — утешать Кристофер за столько лет так и не научился, но всегда очень старался.
— Ты правда думаешь, что мы вернёмся? — спрашивает Джисон слишком серьёзным для самого себя тоном. — В смысле домой, на Землю вернёмся?
Перед глазами страницы из огромной стопки скучных учебников по истории, из которых примерно восемьдесят процентов — война на Ланиакее⁵, которую уже третий век закончить не могут и домой возвращаются либо в цинковых гробах, либо не возвращаются. Джисон помнит целый том про битвы на Центавре⁶, когда люди домой добираться не успевали, если экранируемая защита была пробита и пропускала ионизирующее излучение. Сколько раз каждый из них задавался вопросом: «Для чего они надели военную форму?» Десятки, сотни, тысячи раз?
— Да, Джисон-а, — уверенно говорит Крис. — Мы сможем… Должны вернуться.
— Тогда ты самый наивный дурак, которого я когда-либо встречал, — говорит Джисон, стягивая перчатки и бросая их на стол с мелким инструментарием.
Он кидает последний оценивающий взгляд на корабль перед тем, как выйти из мастерской. Подавая документы он ждал этого дня, предвкушал, как впервые вылетит в открытый космос со своей командой, считал, что будет готов стать одним из защитников, сражающихся за свободу и человечество. На деле же он нихрена не готов. Никто и никогда не сможет быть готов и тот, кто считает иначе — такой же наивный дурак, как и Крис.
— Волнуешься? — спрашивает незадолго до последнего экзамена Чонин.
Они знали с кем будут летать после выпуска, команды формировали еще на третьем курсе, когда распределяли пилотов, стрелков и механиков. Джисон знал, что Чонин будет с ним и Минхо на одном корабле в качестве механика, на случай мелких поломок, неисправностей и прочих непрогнозируемых вещей. Большие корабли использовали маленьких дроидов и систему самого корабля, но для команды на четыре человека это слишком затратно, особенно на первый вылет.
В ответ Джисон способен только глупо кивать смотря в пол и думать, что тут каждый в этой гребаной академии храбрец и воин, а он один трус, представивший миллионы сценариев по которым он может умереть в открытом космосе.
— Все будет хорошо. — улыбается Ян ярко, светит почти как звезды за окном, а Хану хочется спросить: «Когда, блять?»
У Джисона за плечами пять лет долгой учёбы и тяжёлых тренировок в симуляторах, на них же лежит груз ответственности за жизни, по меньшей мере, трёх человек и голова полна мыслей дурацких, от которых ни убежать, ни спрятаться. Остаётся только захлопнуть варежку и молча исполнять свой долг, ради которого он пять лет назад высадился на военной станции в 3271⁷-й галактике.
— Если сможешь подбить больше, чем я, то я неделю буду чистить твоё оружие, — слышится знакомый громкий хохот из общей гостиной.
Даже не нужно задумываться, кто столь весел и жизнерадостен, будто ему вместо бластера и личной экипировки пару дней назад выдали диплом об успешном окончании военной академии, а завтра гордый и довольный собой выпускник отправится домой, к маме за овациями и поощрительным поцелуем.
Чужой смех неоправданно громкий и задорный. Это злит. Четыре года уже как злит, так сильно, что Джисон просил, умолял, требовал поменяться местами. Он неделю по пятам капитана преследовал и проел плешь на голове просьбами поменяться командами с тем же Чанбином или Эриком, в крайнем случае поменять с кем-нибудь Хван Хёнджина. Не такой уж он и незаменимый стрелок, чтобы нельзя было сделать рокировку. Так далеко как капитан Арчер его ещё никогда не посылали.
— Если ты сможешь подбить хотя бы один, мы все дружно тебе салют устроим, — не выдерживает Джисон, заходя за угол и прерывая веселье. — Вообще с твоей стороны будет подвигом просто не впасть в истерику при виде Нагаи.
Голоса в гостиной разом стихли. Шумевшие и смеявшиеся до этого момента Феликс, Марк и девочки с третьего курса подготовки замолчали, уставившись в пол и пытаясь хоть чем-то занять внимание, чтобы снизить уровень неловкости. Хёнджин отреагировал только самодовольной усмешкой, даже не потрудившись придумать что-то колкое в ответ.
— Пойдём отсюда, — сказал он, дотрагиваясь до плеча Ликса и, вроде бы, Рюджин, поднимаясь с дивана.
— Это всё? — возмущается Джисон, скрещивая руки на груди. — Даже сказать нечего? Видимо нам с Минхо завтра придётся несладко.
— Джисон… — начал было Феликс, но рука Хёнджина крепче сжала его плечо, подталкивая к выходу мимо Хана.
— Всё нормально, Ликс, — спокойно говорит Хёнджин. — Джисону следует успокоиться. Не будем ему мешать. Пойдём лучше в тренировочный центр. Джексон обещал показать нам пару лайфхаков для прицеливания в движении. Судя по тому, как дрожат руки Джисона мне это понадобится.
Последнее предложение он говорил уже в коридоре, но акустика пустого помещения дала возможность отчётливо слышать каждое слово. Руки Джисона действительно дрожали, удерживая литровый стеклянный графин с водой в одной руке и стакан в другой. Не сильно, но достаточно, чтобы звонкий стук графина о стакан эхом разлетался по комнате. Звук бьющегося стекла о стену разлетелся ещё дальше, но возможности вернуться и проверить, всё ли в порядке, Феликсу не дали, продолжая подталкивать его в сторону лифта и нахваливая Джексона, только получившего звание младшего лейтенанта. Злобный, почти отчаянный рык Джисона о невозможности определенного человека они уже не слышали за закрывшейся дверью лифта.
Хёнджин бесит. Так сильно раздражает, что сжатые плотно зубы едва не крошатся при одном виде заносчивого болвана, что хвостиком бегает за старшими и в целом хорошо проводит время вместо того, чтобы праведно бояться и переживать. Ещё более наивный дурак, чем Крис, только добивает свою наивность огромным самомнением.
— Поворачивай лучше, плавнее. Я цель поймать не могу. — выдает однажды Хван во время очередной тренировки в симуляторе, когда Джисон, пусть и не в открытом космосе, но спас их задницы вывернув руль и уйдя от обломков подбитого Хенджином корабля.
— Целься, блять, лучше! — рычит он вспыхивая как спичка, цепляясь за штурвал так что металл впивается в кожу оставляя белые следы. — Тебе глаза накой нужны? Чтобы ими на радары смотреть или чисто для красоты?
Минхо и Чонин тактично молчат во время тренировки и даже после нее, оставляя за ними возможность самим разобраться в этой, чай не в детском садике чтобы за ручки их мирить или по разным углам разводить, подумать о поведении.
Четыре года Джисон молился и надеялся, что по окончанию учёбы они разлетятся по разным галактикам и увидятся, в лучшем случае, на встрече выпускников. Кто же знал, что Святые и Боги глухи и к желаниям одного маленького Джисона прислушиваться не намерены. Закон Мёрфи⁷, не иначе, принцип грёбаного бутерброда⁸ и Джисон уже ёбнулся копчиком, прокатившись по маслу.
Даты первых вылетов и координаты для навигации им сообщили в день последнего экзамена, когда они финальным составом команды умудрились не залажать на симуляторе и прийти на точку даже без особых повреждений. У Джисона руки и ноги не тряслись только потому что мышцы свело от того как крепко он вцепился в штурвал не давая кораблю шанса отклониться хотя-бы на градус. Чонину раза три пришлось повторить что крылья и двигатели целы, повреждения только на нижней части корпуса, где достигнуть критической поломки или даже незначительного сбоя в системе вероятность меньше 0,01 процента.
— По статистике и того меньше. Процент расчитывали исходя из соображений худшего случая. — добавлял Минхо проверяя датчики и выключая систему даже не глядя куда нажимает, словно он в корабле родился в нем и умрет.
— Все-равно пока сам не увижу не могу успокоится. — сказал Джисон отстегивая ремень безопастности и выползая к мониторам оценить сколько попаданий он пропустил на диаграмме корабля с подробным отчетом повреждений и вероятностными характеристиками их последствий.
— Ты хоть кому-то доверяешь кроме себя? — выгнул тогда бровь Хенджин, вставая со своего места направляясь за Минхо к майору, отмечавшему работу стрелков.
— Не твоего ума дело. — огрызнулся Джисон на выходе показывая средний палец, пока преподаватели не видят.
В отличии от Хвана, которому всё до фени, Джисон постоянно думал о рисках. Едва ли не с первых шагов по железному полу массивными берцами в голове набатом, в ритм маршу, отбивали вопросы и мысли. Пока Джисон вымазывал форменные пиджаки Чанбина и Чана соплями и слезами по не самому высшему баллу в стрельбе или истории, Хёнджин вообще в ус не дул, чему их тут обучают и зачем. Складывалось впечатление, что ему мама в детстве не объяснила значение слова «война», вот он и считает, что просто попал в высокобюджетную игру за государственный счет.
Никогда из памяти Джисон не сотрёт день, когда на третьем курсе он завалил зачёт из-за едва не проёбанного манёвра на симуляции полётов, когда он почти впечатался левым двигателем в льдину, расположенную в экваториальной плоскости, что была смоделирована симулятором несуществующей планеты. С такими повреждениями корабль из кольца⁹ мог и не выбраться. Хёнджин, попавший к нему в группу, тогда только рассмеялся громко и сказал, что это выглядело эпично. В тот день Джисон громко заявил майору Мейвизер, что есть один студент, которого он ненавидит. Феликс и Чонин очень осуждающе на него посмотрели и пошли утешать внезапно проницательного друга. Осадить его попытался Сынмин:
— Зря ты так. Он много тренируется сам и со старшими.
— Вот пусть с ними и летает, — буркнул тогда Джисон и пошёл снова в мастерскую, где Чанбин уже перековыривал допотопный R-4D¹⁰, аналогичный тому, который ставили в Кассини-Гюйгенс, во времена зарождения такой отрасли науки как исследование космоса, а вокруг него ужом вьётся Чонин, которому неймётся сунуть нос в чей-нибудь двигатель или еще какой интересный прибор.
А позже тем же вечером он выслушивает длинную и сумбурную, из-за мыслей о смысле двойного двигателя в спутниковой системе, речь от Чанбина пока сам, словно нашкодивший ребенок, насупился и шмыгал носом от обиды. Наябедничал Сынмин, а злость все-равно на Хенджина за то что его отчитывают, хотя Джисон искренне считал себя правым по всем статьям.
Ни Чанбин, ни Крис, ни вся труппа военных офицеров и преподавателей не переубедят Джисона — Хенджин поистине неадекватен. Только неадекватный может смеяться за секунду до взрыва или в лицо толкнувшей к краю смерти.
Нормальные люди, вроде Джисона, зарабатывают панические атаки и моральные травмы. У него страх комом в горле застрял, перекрывая поток воздуха до боли под ребрами от ужаса собственного воображения и учебников по истории. Почему ему никто не объяснил чему учат в академии?
— Вам летать вместе. — говорит Со салфетолчкой вытирая пятно масла из двигателя с пола. — Реально думаешь, что гнобить его — это ахуенно здравая идея?
Сказать что именно так он и считает — вот что действительно не здравая идея, а учение Кота Леопольда нужно было оставить в Млечном Пути, когда садился на шаттл в один конец.
— Не только тебе одному страшно, Джисон-а. — тоном, не подразумевающим возможность возражения, говорит Чанбин выходя их мастерской даже не махнув на прощание, настолько суров и серьезен.
Сейчас Джисон стоит в пустой гостиной с графином в руках и заворожённо смотрит вдаль, сквозь огромное окно в пол, где чуть левее Андромеды едва заметно мерцает галактика, которая для них считается домом. Куда, как верит Кристофер, они все однажды вернутся героями и где их портреты станут символами свободы и победы в самой долгой войне их расы.
Разбитый стакан так и остался лежать осколками на полу, олицетворяя сломленность духа и утраченную надежду. Прямо возле окна в пол, где бесконечность обретает цвет и форму далёких звёзд, возможно уже мертвых. Но пока до них не долететь Джисон и не узнает наверняка.
Даже после отбоя дикая усталость не берёт верх, а дурацкая тревога заставляет вставать, бродить, ложиться обратно, ворочаться под одеялом и снова повторять те же действия по кругу. История может и циклична, как говорит Чанбин, но один грёбаный вечер из жизни Хан Джисона — это далеко не история.
— Тебе бы поспать, — бурчит со своего места Минхо, когда Джисон пятый раз встаёт с кровати. На этот раз хочется пить. — Завтра же первый вылет.
Последняя ночь в студенческом общежитии, собранные сумки у входа для тех, кто вернётся, чтобы переехать в жилой корпус. Пустые комнаты нагоняют мыслей, а пустой желудок не даёт сомкнуть глаза. Мёртвая синева бескрайнего космоса в окне военной станции — единственное место, где Джисон может разглядеть крупицы жизни. К этим крупицам хочется прикоснуться пока ты стоишь ногами на твердой Земле и все это рассматриваешь как мир, полный приключений и интересных галактик. На деле самые интересные из них — те, куда отправляешься в последний раз.
На занятиях по технике безопастности и оказания первой помощи они завороженными от ужаса глазами наблюдали, через стеклянную дверь в оперблок за попыткой спасти от лучевого ожога. Парнишка едва успел выпуститься, даже команду не сменил после окончания как попал в зону повышенной радиации. После этого случая новичков не отправляли на подобные миссии.
Слушая громкие, полные нечеловеческой боли крики, они стояли за стеклом и смотрели как три хирурга пытались отвоевать парня у смерти. Многие не могли выдержать и закрывали глаза, уши, крепко цеплялись за руки друзей, некоторые девушки даже расплакались. Хенджин смотрел на операционный стол не моргая и еле слышно шептал молитвы никогда не попасть на Центавру, перебирая волосы на макушке Феликса прячущего лицо в его плече когда крики переходили в новую тональность. Успокаивал он друга уже куда громче своими неуместными шуточками что даже Минхо кинул на них недовольный взгляд прося завалить рты.
Советы Минхо идут на хуй, пока сам Минхо закутывается в одеяло по самый подбородок, чтобы согреться. Отопление ни к чёрту в это время года и ресурсы требуют экономии, а солдаты требуют закалки. Персонально себе Джисон требует чего-то успокаивающего, вселяющего надежду, а не серые стены под минимализм и пустые коридоры с часовыми на дежурстве.
На кухнях общежитий остались только стратегические запасы на завтра. Их трогать Джисон не решается. Натянув удобные кроссовки, прямо в пижаме, мягкой и с пандами, он поднимается на пару этажей выше в общую гостиную. Там и стакан убрать стоит, и окно в пол с бескрайним космосом и нет никого, потому что остальные давно уже по кроватям спать должны, а не бродить по жилому корпусу в поисках хрен пойми чего и попить.
Ещё в коридоре чуткий слух, не раз помогавший определить источник поломки в корабле с такой точностью, что даже Чанбин с Крисом восхищались, уловил приглушённые всхлипы. В полной темноте это казалось жутковатым. С каждым шагом всхлипы становились отчётливее, Джисон явно слышал жалкие попытки выровнять дыхание и успокоиться. Получалось откровенно хреново.
Подойдя к большой арке в гостиную, прямо на полу перед тем самым злоебучим окном сидел слишком уж знакомый силуэт.
— Место встречи, блять, изменить нельзя, — тихо бормочет себе под нос Джисон и взвешивает все «за» и «против». С одной стороны — это грёбаный Хван Хёнджин, который его пять лет стабильно бесит, раздражает и вообще является тем, кого видеть хочется в последнюю очередь. А с другой хочется рядом с ним сесть и так же разрыдаться. Только вот ни Криса, ни Чанбина рядом нет, чтобы гладить по голове и в сотый раз доказывать ему, что всё будет хорошо.
Мелькает мысль развернуться и сделать вид, что его здесь никогда не было и никого он не видел и не слышал, сохраняя пусть хрупкий, но баланс в их команде. К месту приковывает праведное возмущение: «какого хрена» и дикая жажда, ради которой он два этажа в полной темноте преодолел и часовому десят минут объяснял какого, собственно, хрена он по ночам шляется.
Очередная попытка завершить серию рыданий, что по синусоиде нарастали и затухали с периодичностью в пару минут, и становится слышен слишком громкий для пустого помещения шепот: «Всё будет хорошо, всё получится, мы справимся.»
Джисон словно на самого себя смотрит со стороны и делает маленький шаг вперед. Буквально в зеркало смотрит за все четыре года с тех пор как учебник по истории открыл и зародил первые крупицы сомнений и страхов. Все будет хорошо? Возможно.
Возможно завтра, возможно через год, а возможно ни Джисон, ни Хенджин это «хорошо» не застанут, и какая разница. В масштабах постоянно растущей Вселенной — четыре жизни это даже меньше чем ничто.
Шепот не прекращается: «Джисон хороший пилот, я просто должен внимательно ловить цели», после которого тональность рыданий снова пошла по нарастающей. Джисон, хороший пилот, ненавидящий члена собственной команды, не выдержал и сделал еще один маленький тихий шаг вперёд.
Хёнджин его не заметил. Он зарывался пальцами в волосы, скрестив и согнув ноги, упёрся лбом в колени начал немного раскачиваться. Ещё пара шагов вперёд, на которые Хван не отреагировал никак, и Джисон смелеет принимая решение. Уверенным и быстрым шагом он подошёл к одногруппнику, чтоб жопой упасть вниз на железный и твёрдый пол рядом. Движение рядом Хёнджин уловил, но поднимать голову не решился, продолжая всё глубже погружаться в истерику под светом далёких звёзд в огромном окне в пол.
Разрыдаться в унисон хочется всё больше и от этого становится так смешно, что аж тошно. На лёгкую, даже не злобную, в кои-то веки, усмешку, Хван из-под локтя посматривает правым глазом, ждёт, что сейчас Джисон лопатой докинет говна и совсем сотрёт остатки Хенджиновой личности. Как легко можно уничтожить человека, если дождаться нужного момента. Слишком слабая раса для выживания.
— Ну давай уже, — всхлипывает он, утыкаясь подбородком в колени, обхватив ноги и обнимая самого себя крепче. Устремив взгляд вдаль тёмного неба с миллионом светящихся, возможно уже мёртвых, звёзд и галактик, добавляет: — Тебе же есть, что сказать?
А сказать Джисону нечего. Он думает, что надо бы Хёнджина успокоить, им завтра лететь вместе. Так же, как его успокаивали Чанбин и Крис, приговаривая свои наивные, глупые, полные надежды мысли о лучшем исходе и светлом будущем. Он хотел бы взять его за руку, чтобы сжать покрепче, но до рук Хёнджина тянуться далеко, он же длинный как удав. Джисон ближе двигается, совсем вплотную и за талию обхватывает Хенджина, насколько длины рук хватает, обнимает, чтобы разделить всё то, что так остро и сильно чувствует одногруппник.
Хван напрягается всем телом, ощущая, что попал в какой-то сюрреалистический ужастик и его кишки сейчас будут по белым стенам и пресловутому окну, окрашивая вид на бескрайний космос красным. У Джисона одна рука долговязого Хёнджина пытается ближе к себе подвинуть, чтобы удобней было, а вторая ложится прямо на грудину, под которой бьётся полное сомнений и страхов сердце. Такое же, как у Джисона, даже бьётся так же быстро и громко.
— Что это? — тихо спрашивает Хёнджин. Он даже не поворачивает головы в его сторону. Боится увидеть там что-то такое, что заставит плакать ещё больше.
— Это обнимашки, — так же тихо, почти шёпотом отвечает Джисон, прижимая его покрепче.
Говорит так, будто это такая нормальная и естественная вещь, будто они каждую ночь сидят на холодном полу и обнимаются по ночам. Хёнджину от этого ещё больнее. Громкое и горячее «ненавижу» крутится в голове как заевшая пластинка, как зацикленный флешбэк, как любимая песня в плейлисте, что стоит на повторе. А Джисон обнимает крепко и смотрит на звёзды, которые не закрывает Хёнджинова макушка.
— Зачем?
«Зачем ты меня обнимаешь? Зачем мы сидим на жёстком полу, если можно сесть на удобный диван? Зачем мы не спим ночью, если завтра первый вылет? Зачем мы пошли в эту грёбаную академию? Зачем ты меня ненавидишь?»
Так много несказанных, но очевидных «зачем» и Джисон не хочет отвечать ни на одно из них. У него в голове каша и, если осталось хоть что-то, во что он свято верит, так это в то, что сейчас, именно в эту минуту и именно в этой точке вселенной так нужно. Нужно сидеть и обнимать Хёнджина, пока он не перестанет капать слезами на рукав его мягкой пижамы с пандами.
— У нас завтра первый вылет, — говорит Джисон, смотря всё дальше в небо и рассматривая всё больше звёзд выискивая те, мимо которых завтра предстоит пролететь.
— Ага.
Хёнджина потряхивает от истерики, у него дрожат ноги и руки. Да так, что Джисон не может умастить собственный подбородок на чужом плече. И крутит в голове тысячи пустых и наивных фраз когда-либо сказанных ему Крисом, будто они в один момент заимели смысл, и он поверил.
— Всё будет хорошо, — добавляет он. Говорит не столько Хёнджину, сколько себе самому. — Обязательно.
Когда вокруг тебя только темнеющая бесконечность, а в поле зрения глаза мозолит собственное отражение остается только надеятся и верить. Верить куда сложнее чем Джисону хотелось бы и куда страшнее чем надеялся Хенджин, но Кристофер еще никогда ине обманывал, значит по статистике прогнозы хорошие.
— Ты правда думаешь, что мы справимся? — Хван решается повернуть к нему голову. Красные глаза на опухшем лице и даже в своей слабости чертовски красив, засранец. Джисон понимает, почему вокруг него девчонки из академии хороводы водят.
— Конечно. Мы сможем. Мы должны, — говорит он и снова поворачивается к звёздам.
Хёнджин бурчит, что если он действительно так думает, то он самый наивный дурак, которого Хван когда-либо встречал в своей жизни, а Джисон усмехается, думая, что у них остались жалкие пять часов на сон, а они даже не собираются вставать с пола и отрывать взгляд от окна, где разверзается бесконечность.
Когда он проявляет чудеса гибкости и дотягивается до руки Хёнджина, переплетая пальцы, верить во всю наивную чушь авторства Кристофера Бана становится немножко легче. И бесконечность уже не такая бесконечная, и пол не такой жёсткий, и история не такая цикличная, и пить уже не хочется. И разбитый стакан так и остаётся на полу разбитым, потому что о нём никто не вспомнил, рассматривая блики света чуть левее Андромеды.
— Если завтра сможешь подбить больше дюжины, то я неделю буду чистить твое оружие. — тихо шутит Джисон не веря что сказал подобное вслух.
Сильнее сжимая руку Джисона, не отрывая взгляда от далёких галактик Хенджин кивает.