…Выбежав из спальни Диего, я птицей пронеслась по коридору и вбежав в собственную комнату, захлопнула дверь и задвинула засов. Потом прислонилась к ней спиной и сползла на пол, ощущая лихорадочно бьющееся сердце где-то в горле. Оно мешало мне дышать, и я дернула с шеи шелковую ленту с жемчугом. Белые горошинки звонко цокая, покатились по полу. Из купальни раздался звук: мой раб, вероятно, моется. А как отмыться мне? После всего, что я видела? После того, как узнала, что вышла замуж за евнуха, который пользуется услугами этого… этого… При мысли об ухмыляющемся точеном лице Кима к горлу подкатила тошнота. Темноволосый красавчик хоть и лишен физического голоса, но явно имеет власть в поместье Адальяро. Если с ним спит донна Изабель, да к тому же Ким знает о Диего. И не только знает, но и успешно использует бессилие своего хозяина. В позе двух снова вставших перед глазами мужчин мне явственно виделось неравенство, обратное их официальному положению. И от этого было мерзко. Всегда неприятно видеть позорную слабость в том, кого считал сильным.
Стукнула дверь купальни. Джай глянул на меня и прошел мимо, скрывшись в комнате. Кому интересны страдания наивной девочки, прибывшей из-за моря? Уж точно не этому бирюку.
За завтраком Диего пытался поймать мой взгляд, но я не давала ему такой возможности. Слишком свежо было вчерашнее воспоминание. Но краем глаза замечая, как его лицо все больше становится похоже на застывшую маску, как он сдерживает дрожь в руках, во мне проснулась жалость. И тут заговорила хозяйка дома.
— Вельдана, то, что ты видела… Нам нужно поговорить.
— Нет! — вырвалось у меня.
Я шокированно смотрела на донну Изабель. Неужто Диего держит мать в курсе таких подробностей своей интимной жизни? И сразу побежал рассказывать о случившемся ей?!
Я отложила вилку и попыталась успокоиться. С кем еще ему говорить? Постыдная тайна должна остаться внутри семьи. Диего не похож на сдержанных северных мужчин, это я уже успела понять. А значит, ему жизненно необходимо кому-то изливать душу. Я заставила себя посмотреть на мужа прямо. Он был бледен, лишь ярко алели щеки.
— Я не готова об этом говорить.
— Но рано или поздно придется, — обманчиво-мягко проворковала хозяйка дома.
То, что донна Изабель говорит вместо своего сына вызывало чувство стыда за него. Сенатор зависим от матери, от ожиданий высшего света, наверняка и от собственного раба.
— Возможно. Но я в любом случае предпочту поговорить об этом не с вами. А со своим мужем, — решительно закончила я.
Донна гневно вспыхнула, но тут же опустила глаза.
— Как скажешь, дорогая. Но мне кажется, говорить о таких нюансах с женщиной менее стыдно, чем с мужчиной.
Стыдно? Это мне-то должно быть стыдно?
Я встала и вышла из столовой — аппетит пропал окончательно. Выйдя на террасу, стала смотреть на залитый утренним солнцем сад, стараясь немного отдохнуть от тяжелых раздумий о паутине, в которой запутались все в этом доме. А теперь в ней оказалась еще одна муха — я сама…
На подъездной дорожке показался Диего, за ним семенила донна. У дверцы кареты она придержала сына за рукав, в чем-то настойчиво убеждая. Диего отрицательно мотнул головой, коротко ответил, высвободил ткань и нырнул в карету. Я проводила ее глазами до самого поворота, потом вновь посмотрела на сад и встретилась с пронзительным взглядом донны Изабель. Делать вид, что не заметила ее, было глупо, я вежливо улыбнулась и поспешила в свои покои. Зная о том, что в них находится Джай и в любой момент могут войти мои горничные, донна вряд ли захочет навязать мне этот разговор в моей спальне. А мне надо подумать надо всем, что я успела узнать и пережить за последнее время.
Я несколько дней правдами и неправдами пряталась от хозяйки. Ей удалось подловить меня лишь однажды, когда я, измученная жарой, искала прохлады в тени густой глицинии.
— Я не стану неволить тебя, Вельдана, — предупреждая мои слова, сказала донна. — Не теперь… Мой сын запретил мне вести с тобой такие разговоры, — с явным сожалением поджала губы она. — Я хочу рассказать о другом.
Я уселась на скамейку, с которой вскочила было при появлении донны Адальяро, и моя свекровь присела рядом. Ее рассказ о том, как, вернувшись после войны искалеченным, едва не умер от отчаяния ее единственный сын, тронул меня. Он не желал брака, не хотел стать вечным проклятьем для жены. Но стал, прогнувшись под единственное родное существо — мать. Их обоих нельзя было не понять, вот только легче ли мне от этого?
Теперь я глядела на семью Адальяро другими глазами. Диего был обыкновенным мужчиной, вовсе не из тех, о ком, насмехаясь, говорил Джай. Я, краснея, вспоминала жаркие поцелуи Диего в нашу первую несостоявшуюся ночь, то, как он прикасался ко мне — торопливо и жадно, зная, что другого случая может и не представиться. И то, как он смотрел на сладострастное «представление» с рабами в своей спальне…
«Неужели ты не хочешь оказаться на ее месте, Вельдана?»
О, теперь я понимала, что более всего на свете он сам мечтал бы в то мгновение оказаться на месте Кима. Напористость, доходящая до жестокости, возможно лишь попытка компенсировать недостающую мужественность. Даже обидное суждение о размере груди говорило о том, что моего мужа привлекают женщины. Но какая благородная женщина добровольно примет такое? Позволять ласкать себя одному, при этом отдаваясь другому? А главное — какая от того радость Диего, как мужчине? Только горечь.
Я наблюдала и за Кимом. Большую часть времени он разгуливал по поместью как хозяин, без спросу пользуясь всем, что предлагал богатый дом — будь то вино, еда или бассейн с подогретой водой. Даже зверь-Хорхе не смел трогать его. Я поневоле задумалась о том, кто же являлся большим злом — тихий красивый Ким или главный надсмотрщик?
Неделя кончилась, и в выходной день мой муж наконец набрался храбрости позвать меня в свои покои. Неужто герой войны, мужественно отстаивающий интересы своей страны и семьи в сенате теперь боялся того, что я скажу? В конце концов мой муж весьма близок к тому, чтобы принудить меня силой сделать то, что ему нужно. Ведь он обречен на одиночество и знает об этом, страдания еще одного существа в этом несчастном доме немногое добавят к его гнетущей атмосфере. Но в таком случае Диего мгновенно перестанет считаться в моих глазах мужчиной, даже будь он цел и невредим.
Диего встретил меня, одетый по-домашнему, в расшитый цветным шелком халат и просторные штаны. Оставшись смиренно стоять у порога, я наблюдала за тем, как он нервно ходит из угла в угол и теребит кисточки широкого пояса. Наконец он подошел.
— Поцелуй меня.
Я удивленно распахнула глаза. В голосе мужа звучала боль.
— Пожалуйста… Ты ведь моя жена, разве я так много прошу?
Я стиснула руки на груди и заставила себя подойти вплотную к нему. Темные глаза смотрели на меня с такой тоской, что защемило сердце. Я вспомнила свои обеты — в болезни и в здравии… подняла голову и робко коснулась его гладкой щеки губами. Диего резко выдохнул.
— Я столь отвратителен тебе… понимаю.
— Вовсе нет, — вырвалось у меня. — Но почему ты ждешь от своей жены опытности, словно от шлюхи?
Он отступил на шаг, изумленно глядя на меня.
— Отчего ты никак не смекнешь, кто я такая? Право, странно для такого хорошего дипломата, каким тебя считают! Я не южанка, не светская львица, не одна из тех черноволосых красавиц, что гуляют по набережной, оценивая чужих мужей! — На глаза навернулись злые слезы. — Ты первый мужчина, что целовал меня! Всего лишь дважды.
Он с досадой отвернулся.
— Не лги. Ты осуждаешь меня.
Я обошла мужа и вновь заглянула в лицо.
— Послушай, Диего. Я не умею лгать так виртуозно, как саллидийцы. Я не хочу начинать нашу жизнь со лжи.
— А я с нее и начал! Есть за что судить.
— Я жалею, что так вышло. И себя, и… тебя.
— Чего ты хочешь? — устало спросил он. — Я не могу быть с собственной женой, да и вообще с женщиной, не могу зачать собственных детей, и то, что ты видела… это единственный способ избавиться от того огня, что сжигает меня изнутри.
Его губы дрожали, он сел на кровать и запустил пальцы в свои длинные волосы.
— Думаешь, евнухи ничего не чувствуют? — с горечью бросил он. — Иногда мне кажется, что до ранения я был кем-то другим, целомудренным, как жрец. А кто эта похотливая тварь, что заняла мое место — я не знаю.
Он закрыл руками лицо, а я стояла в растерянности, ведь раньше не видела плачущих мужчин. Будет ли мое утешение воспринято как еще большее унижение? Не успела я решиться на что-то, как он вскочил, утер глаза и посмотрел на меня с привычным благородному дону высокомерием.
— Чего ты хочешь за то, чтобы сделать необходимое? И… чтобы терпеть меня рядом, хотя бы на людях?
— Чтобы ты услышал меня! — почти выкрикнула я, неожиданно громко даже для себя. — Давай просто попробуем понять друг друга, Диего. Нам ведь жить бок о бок, пока смерть…
От обреченности этих слов я вздрогнула и осеклась. Что если не получится? Если окончательно опозорив себя передо мной, мой муж снова закроется в панцире прожженого политика, воспринимающего жизнь лишь как череду выгодных сделок?
— Хорошо.
Тихий шепот оборвал поток моих мечущихся мыслей.
— …мы начнем сначала.
— Но только мы двое. Это никого не касается!
— Я поговорю с матерью, — слегка усмехнулся Диего.
— И наша спальня предназначена лишь для нас двоих, — твердо закончила я.
***
Донна Адальяро была не в восторге от перемен. Судя по тому, как она пыталась разными путями выведать у меня, что же между нами происходит, Диего честно соблюдал уговор. Я предполагала, что ему тяжело давалось молчание, однако это принесло свои плоды. Ведь теперь Диего мог говорить, не таясь, не только с матерью, но и со мной. Нет, мы не упоминали произошедшее, не обсуждали щекотливых тем, но сама доверительная атмосфера действовала благотворно. Наши прогулки с мужем тоже изменились. После показательного прохода по набережной мы спешили уединиться в маленькой бухте с рыбачьими лодками, где могли вдоволь общаться, сидя на плоских камнях среди трепещущих на ветру сетей, остро пахнущих морем. Сосновая роща над портом тоже слышала наши беседы. Я узнавала своего мужа заново. Дона Адальяро не пугали прилипающие к дорогому камзолу чешуйки и падающие за ворот сорочки сосновые иглы. Он умел снимать маску благородного дона, хоть поначалу и опасался это делать, готовый, чуть что, ответить едкостью на едкость и вновь закрыться… Но моя цель была противоположной и потихоньку муж стал доверять мне, понимая, что я не жажду его уколоть. Диего нравилось смешить меня, хоть порой мое простодушие и незнание элементарных шуток и приводили его в ужас. Тогда мы смеялись вместе. Диего говорил и о войне, и во время таких разговоров мне трудно было дышать от подступающих слез, но после начинал дышать легче мой муж. Возможно, эту тему он не поднимал даже с донной Изабель.
Закат утонул в густых облаках, с моря надвигалась непогода. Зря я надела такое легкое платье. Диего снял свой камзол и протянул мне. Я смутилась, но приняла его заботу — порывы ветра быстро холодели, пенные гребни волн рассыпались жемчугом по серым колышущимся полотнищам моря. Я задержала взгляд на широком поясе Диего, где по черному шелку вышагивали меж тонких пальм золотые звери с горбом на спине. Я видела таких в книгах, но название вылетело у меня из головы.
— Когда-то я хотел разводить верблюдов, — заметил мой взгляд Диего. — Прекрасные животные, умные и выносливые.
— Почему же не разводишь? — подала плечами я, перепрыгивая с одного камня на другой.
Муж подал мне руку, поддерживая на ветру.
— Дон Мауро — главный заводчик верблюдов и лошадей в стране, он выкупил мою ферму у матери, пока меня не было.
Я нахмурилась.
— Отчего ты позволил такое?
— Война окончилась, и транспорт больше не нужен. А зачем еще разводить их? И вообще… это же мелочь, — дернул плечом Диего. — Детская забава.
Я помолчала, Диего смотрел себе под ноги, словно его вдруг заинтересовали хрустящие под сапогами ракушки.
— Я никогда не видела живых верблюдов, — сказала я, легко сжав ладонь мужа. — И хотела бы посмотреть.
— Правда? — просиял он.
Золотистые звери и правда оказались красивы, длинные пушистые ресницы придавали мордам лукавое или грустное выражение. Диего самозабвенно рассказывал о том, сколько километров верблюд может пробежать без воды и еды, а хозяйка небольшой фермы, польщенная столь высокой честью, подарила мне баночку притирания для рук, сделанного из верблюжьего молока и смеси трав.
— Такого вы больше нигде не найдете, — доверительно говорила она. — Я готовлю его лишь для себя, и немногих посвященных, посмотрите, какие у меня гладкие руки! Попробуйте, и обязательно захотите еще! У меня заказывает сама донна Элиза!
Я подумала, что для моего практичного мужа это отличный повод для возобновления своей «детской забавы». Мы с Диего переглянулись.
Той фермы, что когда-то любовно строил Диего, уже не существовало. Но после нескольких поездок за город нам удалось найти хорошее местечко у ручья. Там, в новеньком загоне, и обосновалась первая четверка верблюдов и двое работников в пристройке. Донна Изабель, узнав новость, изобразила на лице восторг, но взгляд, которым она наградила лично меня, был далек от теплоты.
— Дорогие мои, — сказала она за ужином, — я, конечно, рада, что вы развлекаете друг друга, однако как обстоит дело с главным? Я не молодею и хочу показать обществу внука, знаете ли.
Я опустила взгляд в тарелку, опасаясь выдать волнение.
— Мы тоже не дети, — спокойно ответил Диего, отложив салфетку. — И способны разобраться с этим сами, матушка.
Я с гордостью посмотрела на мужа, он улыбнулся мне одними глазами, и это не укрылось от зоркого ока хозяйки дома.
После ужина я вышла в звенящий сверчками сад. Тяжелые от росы цветы глицинии сверкали в лунном свете, как отлитые из серебра. Я тронула пальцем гроздь, по запястью потекли капли. Рядом выросла высокая фигура.
— Возьми.
Муж протянул мне кружевной платок.
— Диего? Я думала, ты уже спишь.
Он вздохнул и опустил голову, черные распущенные пряди скользнули по плечам.
— То, о чем говорит мать… Прости меня, но я должен… — Диего шагнул ко мне, нырнув под свисающие цветы. — Мне больше не кажется это правильным, — он поднял глаза, — Так давить на тебя. Но не заимей я наследника в ближайшие два года — и нас просто сожрут.
Я молча смотрела на узоры лунного света на земле.
— Но мне все труднее представить… Боги, я… — он привычным жестом запустил пальцы в волосы, — Я не хотел бы… Если бы я только мог! — Диего схватил меня за плечи и сжал, отчаянно глядя в лицо. — Я бы никогда не отдал тебя другому мужчине, Вельдана!
— Так не отдавай, — почти неслышно шепнула я.
В тихом звоне сверчков и падающих капель росы наши губы встретились. Этот поцелуй заставил землю уйти из-под ног. Никто не диктовал нам что делать и делать ли, в голове не осталось никаких мыслей. Я и не подозревала, как сильно дурманят искренние мужские ласки, которых я так долго неосознанно ждала.
Вернувшись в покои, я услышала возню за стеной, из комнаты моего раба стремглав выскочила Лей.
— Я принесла Джаю еще воды, госпожа, — торопливо объяснила она, — сейчас жарко.
Я кивнула и пожелала ей доброй ночи. Затем позволила Сай раздеть и обмыть себя и поскорее отослала прочь.
Мне хотелось вспомнить еще раз запах влажной земли и цветов, звон сверчков в ушах и теплые умелые губы, ласкающие мой рот, лицо, шею…
***
Теперь бухточка и сосны над нею гораздо реже слышали наши голоса. Зато видели наши объятия. Это казалось приступами безумия, охватывающего обоих одновременно. Что из этого выйдет, никто из нас не знал и не хотел знать. Диего пил мои поцелуи, как умирающий от жажды — воду, я таяла под его руками, ощущая, как внутри пробуждается древняя темная сила, что рушит империи и вдохновляет поэтов. Мы с большим трудом отрывались друг от друга и возвращались домой в молчании, словно совершившие преступление.
Теперь я возвращалась в покои позже, но однажды на прогулке Диего встретил другого члена городского совета, который почти силком затащил нас к себе в дом на набережной. Связи надо поддерживать, но я не могла скрыть разочарованного вздоха. Диего держался так, словно полжизни мечтал посетить этот дом и увидеть ажурный фарфор из Халиссинии, но не выпускал моей руки, незаметно поглаживая кончиками пальцев.
Я вернулась домой гораздо раньше обычного и войдя в спальню, с удивлением услышала недвусмысленные звуки из комнаты Джая. Сладострастные стоны нельзя спутать ни с чем другим. Щеки вспыхнули и я поспешно отступила к двери. Но побоявшись, что меня услышат, осталась стоять, ожидая удобного момента.
Видеть перед собой приторного Кима с обреченной на соитие рабыней было мерзко, но слышать чужую песнь страсти — это совсем иное. Румянец жаркой волной сполз на грудь, затем куда-то вниз живота. Голоса за тонкой стеной сливались в одно и снова разделялись, но стука кровати слышно не было. Неужто они… прямо на полу? Я не знала, возбуждает меня это или возмущает.
Наконец, все кончилось и я услышала шелест одежды и ласковое воркование. Тогда я громко хлопнула дверью и прошла в купальню. Испуганный голос Лей заставил меня улыбнуться.
— Госпожа? Вы уже вернулись?
Я вышла в комнату и увидела свою рабыню одетой, из прически не выбивались пряди. Только ярко горящее лицо выдавало ее.
— Мне не нужна помощь, иди к себе.
На горле Лей алело пятно, я невольно провела рукой по собственной шее, вспомнив как жадно, но бережно целовал меня муж.
Им не удавалось скрыть от меня свои свидания, а может, Джай и не желал скрывать. Этот человек стеснял меня, но я несла за него ответственность. Нужно было дать ему свободу, но так, чтобы Джай мог ее взять. И чтобы сам себе в этом не помешал. Я поговорила с Диего. Он на удивление легко согласился и даже обещал найти капитана, который не откажется выполнить все условия.
После того, как я очередной раз увидела рабыню, выходящую из комнаты Джая, решила, что время настало. Изначально я не хотела сообщать ему, чтобы не успел наделать бед, но сейчас смягчилась. Я отослала Лей, и она с облегчением кивнула и убежала. Я покосилась на дверь в комнату раба.
— Джай!
Он вышел не сразу.
— Что угодно госпоже?
Раб подошел к окну и плавно облокотился о стену, глядя на меня. Сытый, ленивый, как кот. Страшный, бойцовский дикий кот.
— Послезавтра отплывает корабль в Аверленд. Ты поплывешь на нём, веришь ты мне или нет. Я совершила ошибку, но не отступлюсь от своих намерений. Если тебе есть что сказать или о чем просить, говори сейчас.
Он смотрел настороженно, недоверчиво, как и всегда.
— Хочешь, я отправлю ее с тобой?
— Кого? — наконец, подал голос Джай.
— Лей, — удивилась я. — Я все знаю, так что нет смысла скрывать ваши чувства.
Он сипло рассмеялся.
— Нет. Рабыня мне не нужна.
— Жаль, — поджала губы я. — Я дам тебе с собой немного денег, оружия ты не получишь. И капитану отдан приказ отпереть твою каюту лишь тогда, когда корабль причалит в Аверленде.
— Это правда? — наконец осознал он. — Тогда… Госпожа! — Джай внезапно опустился на колени. — Я прошу вас, выкупите еще одного раба. Мальчика по имени Аро. Можете не отсылать меня, использовать как вам угодно, хоть в каменоломнях! Только вытащите его из рук Вильхельмо.
Я еще не видела в нем такого смирения.
— Если этот ублюдок узнает, что тут замешан я, он не продаст Аро, а убьет его.
— Буду знать, Джай, — кивнула я.
Диего лишь пожал плечами и улыбнулся на мое очередное желание.
— Как я могу отказать тебе? К тому же я готов выкупить еще сотню рабов, если это поможет убрать этого зверя из твоей спальни.
— Ты ревнуешь? — рассмеялась я.
— А кто бы не стал ревновать? — вспыхнул мой муж. — Вепрь силен, и он… мужчина, — отвернулся Диего.
— Мужественность измеряется другим, — возразила я и погладила Диего по щеке, поворачивая лицом к себе. — Джай не раб. Он пленный. Ты сказал мне как-то, что лучший бой тот, в котором нет проигравших… Пусть хоть кто-то обретет счастье после той войны, — тихо проговорила я. — Пусть это будет залогом нашего собственного.
Диего порывисто прижал меня к себе.
— Как ты сможешь быть счастлива со мной?
— Я уже счастлива, — шепнула я.
Мы отправили их на рассвете, шхуна с двумя фигурами на борту — высокой и низкой, скрылась в тумане. Диего применил всю свою хитрость и осторожность, выкупив мальчика через десятые руки.
***
Донна Изабель кружила вокруг нас, подобно хищной рыбе. Ее двусмысленные намеки и попытки контролировать осточертели не только мне, но и самому Диего. Я с волнением следила за тем, как нарастает напряжение, ведь я вовсе не желала стать причиной разлада и несчастья.
Напряжение другого толка нарастало и между нами. На территории поместья Адальяро мы вели себя так же скромно, как и ранее. Но вне его наши брачные игры заходили все дальше. Я не могла противиться новому, такому острому, чувству, гоня от себя мысли о дальнейшем. Но затем стала замечать, что с моим мужем творится неладное. Ласки и мои уже уверенные поцелуи приводили к тому, что он начинал дрожать, словно нега желания отдавалась в нем болью. Диего стал резок и раздражителен, срываясь на матери и слугах, выгнал Хорхе, который посмел в чем-то перечить хозяину. Лишь со мной муж оставался ласковым и нежным. Но все чаще прерывал долгий поцелуй, утыкаясь лбом мне в плечо и тяжело дыша. Я могла только гладить его по волосам и спине, чувствуя себя беспомощной.
Как-то раз ночью мне захотелось пить, а вода в кувшине кончилась. Я не захотела будить Сай, что крепко спала после большой уборки, и спустилась на кухню за водой сама. Возвращаясь, я увидела у дверей спальни Диего Кима. Внутри у меня все оборвалось, я судорожно стиснула кувшин, промочив ночное платье.
— Нет! — твёрдо сказал Диего, отбрасывая руку раба от своего плеча.
Тот опустился на колени и безмолвно протянул к хозяину руки. Диего выругался и захлопнул перед ним дверь. Ким поднялся и опустив голову, пошел в мою сторону. Я приросла к месту. Проходя мимо, раб поднял глаза и посмотрел на меня долгим осуждающим взглядом.
— Ты убиваешь его, — сказала донна Изабель, стоило мне появиться за завтраком.
Диего на рассвете уехал на ферму — навещать свое новое детище он мог нечасто.
— Ты убиваешь моего сына! — потрясла руками в воздухе донна Адальяро. — Зачем я только поклялась ему не вмешиваться?! Я слишком медлила!
— Я люблю вашего сына, донна Изабель, — решительно сказала я. — И мне кажется, он тоже рад быть со мной…
— Ты не понимаешь! — возопила донна, — ему жизненно необходимо то, чего женщина не может дать! Один раз я спасла его от самоубийства, другого не будет!
Я не успела ничего ответить, как хозяйка встала и вышла из-за стола. А вечером ко мне в спальню пришел Диего. Он был взвинчен и тяжело дышал.
— Что случилось?
— Я люблю тебя, Вель, — как-то отчаянно выговорил Диего.
Я обняла его, и он крепко прижал меня к себе.
— И я тебя… Но что с тобой, все-таки?
— Я говорил с матерью, — глухо сказал он мне в волосы. — Я не могу… Так, как раньше.
Он поцеловал меня в шею, дернул завязки платья, и накрыл мои губы своими. Я даже не успела понять, когда он прижал меня к подоконнику и, приподняв, усадил на него. Горячий нежный язык сводил меня с ума, касаясь моего, вызывая его на игру. Руки мужа окончательно развязали корсаж, пробрались под юбку, сдернули с бедер белье. Я могла лишь тихо стонать, почти обездвиженная нахлынувшей страстью. Диего склонился к моей груди, осторожно втянул в рот сосок, вызвав во мне настоящий пожар чувств. Я обхватила его плечи, зарылась в густые волны черных волос, он зарычал от удовольствия, не прекращая ласкать мою грудь. Рука Диего решительно коснулась моего женского естества, пальцы собрали влагу, поглаживая самое сокровенное место в моем теле. Я охнула от неизведанного ощущения. Эти пальцы были теплыми, знающими, ласковыми… Я стонала, забыв о том, кто я и где, и невольно сжимала бедра, двигаясь навстречу, но Диего не позволял мне этого, придерживая другой рукой. Сам он в такт ласкам целовал и вылизывал мои губы, ловя мое дыхание… А потом мир пропал за пеленой цветного тумана.
Отдышавшись, я прижалась к напряженному телу моего Диего, и прошептала, покрывая его влажное от пота лицо поцелуями:
— Разве может считаться неполноценным тот, кто может подарить женщине такое блаженство?
Он тихо фыркнул и рассмеялся, гладя мою шею и растрепавшиеся локоны. Я почувствовала себя виноватой. Мое собственное тело пело от наполнившей его лёгкости и неги. А Диего лишь пытался казаться расслабленным, но я чувствовала, как он дышит, как не унимается частый стук сердца.
— Спи, любовь моя, — прошептал он, перенеся меня на постель.
Он сам раздел меня и поцеловав в лоб, хотел уйти.
— Останься, — попросила я.
— Не могу.
— Отчего? — я приподнялась на локте. — Ты мой муж, я твоя жена.
— Мне… Лучше побыть одному.
Я не успела ответить, как он вышел и закрыл дверь.
Томная тяжесть сменилась тревогой. Я не была искушена в любовных делах, и для меня телесная любовь всегда казалась чем-то необязательным, наверное, приятным, раз об этом так много говорят, но все же не необходимым. Однако если представить себе то чувство, что вызывали во мне прикосновения Диего... От которого я порой просыпалась среди ночи в смущении, с такой же приятной расслабленностью внизу живота… Если это чувство усилить природной страстностью моего мужчины, и вообразить, каково испытывать его раз за разом, днем и ночью, без возможности получить освобождение?
Меня передернуло. За что же Диего обречен страдать? И как ему помочь? Я поняла, что совсем не знаю как устроены мужчины. Ну почему этот отвратительный молодчик Ким мог дать моему любимому то, чего я не могу? А что если могу? Что, в конце концов, в нем есть такого, чего нет у меня?! Я тут же жарко покраснела, вспомнив чего именно у меня нет… Сжав зубы, я снова вызвала в памяти ту картину из спальни Диего, что положила конец моим иллюзиям. Вспомнила, как рабыня терла рукой член Кима. Если у Диего нет чувствительного к ласке места снаружи, значит, оно расположено внутри? Эти мысли вызывали жгучий румянец и слёзы стыдливости, но если это может помочь Диего…
Дождавшись рассвета, я бесшумно пробежала по коридору к спальне мужа, приложила палец к губам, встретив у дверей мальчика-слугу, и тихо вошла в комнату. На стуле небрежно висела одежда. Я потянула за рукав сорочки, приложила ее к носу, вдыхая запах кожи и духов мужа. Из-под вороха ткани виднелась накладка из дерева — гульфик. Его носили и многие здоровые мужчины, чтобы похвастаться несуществующими размерами достоинства. Я поморщилась. Разве в этом состоит истинное достоинство?
Муж спал на животе, тонкая полоска света из зашторенного окна золотила его локоны, смуглая рука свешивалась с кровати. На столике стоял пустой кубок с багровым пятном вина на донце и лежала коробочка с сонным порошком. Я присела рядом, не удержавшись, приникла губами к голому плечу Диего.
— Вель? — хриплым со сна голосом спросил он. — Что-то случилось? — и вскинулся, окончательно просыпаясь.
Шелковое покрывало упало, я успела увидеть черную набедренную повязку, но Диего тут же прикрылся до пояса и сел.
— Нет-нет, все хорошо, — поспешно успокоила мужа я, — просто хотелось побыть с тобой.
Я заползла на широкое ложе и легла на соседнюю подушку. Диего поколебался, потом все же устроился рядом, тщательно подоткнув покрывало. Он стал медленно гладить мои волосы, улыбаясь усталой и немного грустной улыбкой.
— Как сделать тебя счастливым? — вырвалось у меня.
— Еще больше, чем сейчас? Невозможно, — рассмеялся он.
Я упрямо свела брови.
— Я хочу чтобы тебе не требовалось сбегать от меня и принимать сонный порошок!
Он тяжело вздохнул и лег на спину, глядя в потолок.
— Я тоже хочу дарить тебе блаженство.
— Это невозможно, — сухо повторил Диего.
— Я готова на что угодно ради тебя, — твердо сказала я. — И хочу знать все. Я не стану брезговать или негодовать, ведь ты мой, весь, как и я — твоя. И сделаю что угодно… Только скажи — что.
Он улыбнулся и повернувшись, склонился надо мной.
— Такая дикая мысль могла прийти только в совершенно невинную голову!
— прошептал он и чмокнул меня в нос.
Я поднялась и решительно сбросила с себя ночное платье. Белье последовало за ним. Диего в изумлении наблюдал.
— Вот! — вздернула подбородок я, подавляя желание прирыться руками, — я вся, какая есть. И хочу увидеть тебя таким же!
— Вель, я не могу, — покачал головой Диего.
— Я почти не видела голых мужчин, — продолжала я, — что бы там ни было, это шокирует меня не больше и не меньше. Я люблю тебя. Неужели ты не доверяешь мне?
Диего резко сел и уронил голову на руки.
— Я не могу. Я… не готов, прости.
— Значит, с рабом готов, а со мной нет?! — возмутилась я.
— Это совсем другое! — поднял голос Диего, — там нет любви!
— А что есть? — тихо и твердо спросила я.
Кима купила донна Адальяро, для собственных скромных нужд. Раб был весьма искусен в любых видах телесных удовольствий, включая и лечебный массаж. Отчаявшаяся, глядя на чахнущего сына, донна подсунула раба Диего. Вначале это действительно был лишь массаж, но по мере того, как тело дона Адальяро восстанавливалось, оно все острее реагировало на чужие прикосновения. Ким заметил, что происходит с сыном хозяйки и доложил ей. Донна Изабель позволила рабу зайти так далеко, как допустит его Диего.
— Я хотел убить себя именно после этого, — шептал Диего, прижимаясь к моим рукам лицом. — Я слабак. Я позволил убедить себя, что все правильно. Это единственный выход… И никогда не будет иначе…
— Я тебя люблю. И хочу увидеть тебя, — выдохнула я.
— Пожалуйста, дай мне немного времени, Вель… Хотя бы до вечера.
Весь день я не находила себе места. Я ждала ночи и страшилась ее — боялась не того, что могу увидеть, а того, что подведу Диего, не оправдаю собственных храбрых слов. Что если я не смогу? Что если причиню боль своей реакцией?
На обоих столиках по сторонам кровати горели в канделябрах свечи. От этого кожа Диего казалась еще бархатистее, тень от ресниц делала взгляд глубоким и пленяющим. Я сидела на кровати обнаженной, муж стоял у края постели и снимал с себя вещь за вещью. Оставшись в одной повязке, он остановился. Я мысленно уговаривала себя успокоиться и перестать дрожать как осиновый лист. Глядя мне в лицо, Диего неспешно размотал тонкую ткань и она упала к его ногам. Я оглядела открывшееся мне тело. Красивое, волнующе-рельефное, гибкое. Тело воина и танцора. Один шрам пересекал бедро, другой широкий рубец пятнал низ живота, будто продолжая полосу темных волос. Я поднялась и придвинулась ближе, прижалась губами к груди мужа, невесомо коснулась ладонью его бедра.
— Ляг рядом со мной, — попросила я.
Диего выдохнул и обнял меня, шепча что-то в волосы, я отстранилась, чтобы поймать его губы и ощутила вкус слез.
Он улегся, не размыкая объятий, и я дала ему время успокоиться, не глядя в лицо, рассматривала наши тела — темно-бронзовое и светлое, как молоко. Убедившись, что Диего пришёл в себя, я стала поглаживать его, с любопытством и трепетом изучая контуры мышц, гладкую кожу, целуя темные пятнышки сосков. Руки мужа гладили мою спину, он позволял мне смотреть и трогать, спокойно и доверчиво раскрывшись передо мной. От этого меня затопила невыносимая нежность.
Моя ладонь спустилась ниже, тронула выпуклые рубцы, отчего Диего вздрогнул. Я испугалась, что сделала ему больно, но в глазах мужа не было страдания, лишь темный огонь. Тогда ладонь снова стала ласкать низ его живота, уже увереннее. Я погладила языком его сосок, вспоминая, как сладко дрожала я сама от такой ласки… И услышала стон, ощутила, как Диего трясет.
— Скажи, что мне делать, любовь моя, — прошептала я, жарко выдохнув ему в ухо. — Позволь мне. Хотя бы попытаться.
Я стала покрывать поцелуями все его тело, спускаясь ниже, пока губы не задели чувствительную точку и мужа буквально выгнуло в моих руках. Я никогда ранее не ощущала подобного, блаженства от власти над чужим удовольствием. Так вот что это такое — сливаться в одно…
— Скажи мне, — повторила я.
И Диего сдался, стал негромко направлять мои действия. Повинуясь ему, я достала с полочки масло и растерла по рукам, по его животу и паху, осторожно массируя, спустилась еще ниже… Внутри было нежно и горячо, вовсе не мерзко, Диего вцепился в багровые шелковые простыни, извиваясь всем телом, хватая воздух своими четко очерченными губами, он отдавался мне полностью, и от этого захватывало дух. Я сжимала то место между бедер, оказавшееся очень чувствительным, и слушала, как мой мужчина теряется в блаженстве, забывая направлять меня. У меня никак не получалось найти единственно нужную точку внутри его тела, а давить сильно я страшилась, чтобы не ранить нежное место. Из глаз потекли слезы, когда я увидела, как он, сходя с ума от вожделения, не осознавая, царапает себе грудь ногтями. Я поняла, что невольно удерживая Диего на грани, буквально пытаю его.
Я с великой осторожностью вынула пальцы и прильнула к своему все еще содрогающемуся мужу, стала гладить его волосы, целовать мокрое лицо.
— Прости меня, любимый. Я не знала, каково это. Прости меня, что не могу…
Дыхание Диего постепенно выравнивалось, он коротко обнял меня.
— Ты ни в чем не виновата. Ты мой свет, Вель, — прошептал он. — Но теперь прошу, уходи…
Я накинула халат и побрела в свои покои, вымылась с помощью Сай и до утра проплакала в подушку.
Днем в саду мне встретился Ким. Судя по едва уловимой усмешке, он знал. Ему достаточно было подать знак слуге у дверей, чтобы подслушать все, что творится в внутренних покоях хозяина. Но я не могла сдаться так просто! Неопытность не приговор. Я видела мужской член, когда Ким занимался этим с рабыней. Может быть, попробовать сделать нечто подобное?
От собственной открывшейся мне испорченности хотелось безумно хихикать. Я вернулась в дом, прошлась по своим покоям, придирчиво рассматривая предметы. Взгляд упал на небольшую прялку, что я привезла с собой из Аверленда. Округлые и длинные спицы колеса показались мне подходящей основой. Взяв одну, я вынула из швейного ящика кусок тонкой мягкой кожи, приказала Лей принести мне прокаленного в печи песка, чтобы погреть якобы ушибленное колено. Затем закрыла дверь своей спальни на замок и принялась за работу. Руки помнили швейную науку, главным было сделать шов гладким и неощутимым.
Вечером я вошла к мужу и оказалась тут же прижата к ажурной панели стены.
— Я не могу, — горячо шептал Диего, срывая с меня одежду, — С ума схожу… Не могу оторваться от тебя.
— Ты позволишь мне попробовать еще раз? — робко спросила я, найдя просвет в его жадных поцелуях.
— Я позволю тебе что угодно, — рычал Диего, — но сначала…
Он дрожащими руками сбросил одежду и завалил меня на постель, со стоном притираясь всем своим горячим телом, затем сполз ниже, резко раздвинул мне ноги и коснулся губами моей сокровенной плоти. Я вскрикнула, а муж стал ласкать меня, совершенно бесстыдно и жадно, пока от острого удовольствия у меня не потемнело в глазах.
Я притянула его к себе, уложила рядом и поднявшись, потушила свечи. По комнате поплыл серебристый дым. Я нашарила в кармане своего платья то, что сделала сегодня и, опустившись на постель, спросила:
— Ты доверяешь мне?
— Да, — бестрепетно ответил он, облизнув губы.
— Скажи мне, если будет неприятно, я ни в чем не уверена.
Масло на горячей коже растекалось, скользило под руками, по его груди, животу, открыто разведенным бедрам… Я дождалась, когда Диего вновь начнёт задыхаться от страсти и осторожно надавила на вход, медленно погружаясь в упругое тело. В первое мгновение Диего сжался и замер, словно не веря в происходящее… А потом застонал и подался навстречу так, что я порадовалась, что оставила искусственному мужскому корню хороший запас длины. Лунный свет из окна очерчивал рельеф мокрой кожи, мой мужчина был так прекрасен, утопая в желании…
Диего потянулся и накрыл мою грудь ладонью, кусая губы, просил меня не останавливаться, только ласкать еще и еще, пока не замер в предельном напряжении и наконец, забился в той сладкой судороге, что приносит с собою блаженство на грани боли… и покой.
— …я люблю, Вельдана, я люблю тебя, слышишь? Я твой навеки, только твой.
Диего прижимал меня к себе, целуя руки, плечи, губы, а я бережно утирала капли пота с его лица и капли слез — со своего.
***
— Можно зачать дитя и без того, чтобы касаться мужского тела.
Этот разговор должен был состояться рано или поздно, однако теперь мы обсуждали наше будущее, как и положено любящим супругам — вместе.
— Хорошо, но кто это будет?
— Только не Ким, — поморщилась я. — Я не могу видеть его, Диего!
— Как и я, — поджал губы муж. — Но отослать его — не выход. Он слишком много знает.
— Ты хочешь его… убить?! — я в смятении остановилась, обмахиваясь веером. — Нет, прошу!
— Тише, дорогая! Я знал, что северная кровь в тебе скажет именно это, — закатил глаза муж.
На садовой дорожке показалась донна Изабель. Мы инстинктивно схватились за руки, Диего церемонно поприветствовал свою мать.
— Я хочу попросить тебя об одолжении, милый, — обратилась донна к сыну. — Городская суета в последнее время плохо сказывается на моем здоровье.
Донна Адальяро взяла сына под руку, я последовала за ними на шаг позади.
— Я бы хотела пожить в нашем имении в горах. Тем более, что пока вы не желаете радовать меня наследником.
— Ты вольна поступать как хочешь, мама, — ответил Диего. — Хотя конечно же, мы будем скучать.
— О, конечно, — ядовито оскалилась донна, бросив взгляд на меня. — Не откажи мне еще в одном, продолжила она, понизив голос. — Я бы желала забрать Кима с собой. Как утешение на старости лет.
Диего остановился, я удивленно приоткрыла рот.
Донна Изабель вдруг улыбнулась нам обоим, открыто и мягко.
— Я не спущу с него глаз, клянусь. Ведь я хочу счастья своему сыну. — Донна перевела взгляд на меня и добавила: — А с тобою, впервые за много лет, я наконец вижу его счастливым.
П.С.: Через два года Вельдана Адальяро родит наследника. Еще через пять лет под давлением объединенных сил королевств Саллида официально откажется от работорговли.