Taste the heat

      «Брюс, ты какой-то нервный. Сходи куда-нибудь, развейся».

      

      Спасибо, блять, преогромное за совет!

      

      Брюс вдохнул через нос, считая до десяти — не помогло, естественно, потом раскрыл ладонь. На стол посыпались осколки ручки. Маленькие, голубые и пластмассовые — совсем как нервы Брюса.

      

      Да к чёрту всё это…

      

      Брюс поднялся со своего места, подхватил пиджак со спинки кресла и быстрым шагом вышел из кабинета. К чёрту… В последнее время он и впрямь как на иголках — злился, раздражался, расстраивался — но только внутри. Снаружи, как и всегда, непоколебимый Брюс Уэйн. Брюс-само спокойствие. Брюс-образец джентльмена.

      

      «Нельзя всё время давить в себе эмоции. Выпусти пар, и станет легче».

      

      Гениальная мысль, браво! Брюс «выпускал пар» ежедневно, скрываясь под маской Бэтмена. По крайней мере, так он говорил. Так он убеждал себя.

      

      Брюс приветливо кивнул проходившей мимо него работнице аналитического — Сара? Салли? — та в последнее время много крутилась вокруг него, но шага не замедлил. Вариант хороший, но стоит лишь представить, что придётся заводить разговоры ни о чём, улыбаться, галантно подавать руку и открывать двери, как зубы сводит в приступе ярости. Достало, как же его это всё достало!

      

      Брюс сел в машину, швырнул пиджак рядом с собой и упёрся лбом в сложенные на руле руки. Ну вот он сбежал с работы, а теперь? Обратно в Уэйн-Мэнор? Последнее, чего ему хотелось сейчас, это возвращаться в этот проклятый мавзолей. Пентхаус? Хорошая мысль, будто это не он напивался там по вечерам последние несколько дней. «К психотерапевту…», — шептало подсознание. Брюс хмыкнул, а потом и вовсе истерично расхохотался — чего так мелко берём? Сразу в Аркхем!


      «Доктор, у меня есть две личности, обе я ненавижу. В одной я бегаю в костюме летучей мыши по Готэму, во второй я играю миллиардера. Да, я держу в подвале своего дома костюмы, компьютер, наручники… Нет, не затем, зачем вы подумали!»

      

      Даже в мыслях звучало по-ублюдски.

      

      Брюс расфокусированным взглядом окинул улицу через лобовое стекло. Можно было отправиться в «Айсберг» к Озу — он давненько не захаживал во владения Пингвина, во всяком случае, в личине Уэйна. Там его ждал бы дорогой алкоголь, душнилы в виде сливок готэмского общества — преступного по большей части — и, возможно, приятная компания. Или нет.

      

      Отстранённо размышляя, напишут ли в очередной газетёнке о его «недостойном времяпрепровождении», Брюс завёл машину. «Айсберг» маячил впереди достойной перспективой на сегодняшний очередной сам-с-собой вечер.

      

      Брюс вжал педаль газа и поехал в противоположную сторону.

      

      Брюс не был уверен, что именно о таком способе выпустить пар говорил Альфред.

      

      В самом обшарпанном районе, на самой заблёванной улице, находился клуб. «Клубом» это место считалось весьма условно — склад, который даже не переоборудовали, а лишь бросили мебель, вкрутили лампы и посадили двух завсегдатаев за стойку — для полноты образа. Брюс оставил дорогие часы в машине, припарковался, как он делал это будучи Бэтменом — чтобы ни одна псина не нашла — и мялся у порога клуба. «Ну и дыра», — брезгливо подумал он, наткнувшись взглядом на тёмное пятно на треснутом асфальте. Наверняка кровь. Проверять не хотелось.

      

      В любом случае, поздно было отступать. Брюс Уэйн не был бы Брюсом Уэйном, если б не его упрямство осла.

      

      Охранники, больше похожие на двух троллей, пропустили его, даже не взглянув. Внутри повезло не так сильно: клуб был полон, и отовсюду на него пялились. Брюс не вписывался, и он это чувствовал.

      

      Иронично, что в последнее время всё чаще и чаще.

      

      За барной стойкой, на удивление чистой, но со следами от ножей, дырками от пуль и даже отпечатками зубов, нашлось местечко в стороне ото всех. Два бугая-завсегдатая — надо же, Тощий и Толстый, Пинки и Брейн — цепкими взглядами осмотрели одежду Брюса, но, увидев что-то в его глазах, отвернулись и больше ни разу не взглянули.

      

      — Захотелось разнообразия? — подошедший бармен, низкий усатый мужик, плеснул Брюсу виски.

      

      — Так заметно? — расслаблено ответил он, пробуя алкоголь. Ну и пойло… С такого лишь бы не ослепнуть.

      

      — Твои туфли стоят больше моей годовой зарплаты. Заметно.

      

      Брюс фыркнул. Да-а, переодеться всё-таки стоило…

      

      Он глотнул ещё немного — из чистого упрямства, и бегло осмотрел зал. Сцена, скрытая за тяжёлыми пыльными портьерами, чёрный ход справа от неё завален столами и стульями; высокие потолки — на этом спасибо, не хватало ещё приступ клаустрофобии словить; окна — только наверху, грязные и треснутые; столики и диванчики, тесно приставленные друг к другу, на них — люди сомнительной наружности. Все чего-то ждали. Брюс перевёл взгляд на бармена и спросил:

      

      — Планируется выступление?

      

      Бармен посмотрел на него, как на идиота, и ткнул пальцем в плакат на стене. Выцветший кусок глянцевой бумаги с рваными краями. Брюс вгляделся в буквы.

      

      — Это… Стриптиз?

      

      И где, Бэтмен, твоя хвалёная внимательность и дедуктивные способности?

      

      С одной стороны, это было хорошо. То есть лучше, чем если бы тут оказалась плантация с Белой Вдовой или подпольное казино… Хотя, зная Ист-Энд, не стоило надеяться на то, что какая-нибудь из этих дверей не ведёт к игорным столам.

      

      С другой стороны, Брюс с лёгким подозрением относился к подобным заведениям. Во-первых, для его репутации вредно было проводить время в подобных местах, хотя сейчас об этом было думать уже поздно, а во-вторых… Что приятного в том, когда за твои же деньги об тебя трётся какое-нибудь потное, обдолбанное тело, делая вид, что ему это самому нравится? Правильно, ничего. Брюса начало немного мутить, и он отставил недопитый виски. Мерзость.

      

      — Зажравшиеся богачи. Привыкли к роскоши, но бегают сюда, как крысы, и всё равно недовольны. Пиздуйте в свои элитные заведения, грёбаные аристократы… — заворчал бармен себе под нос, протирая пивные краны. Брюсу захотелось ударить его лицом о стойку. Пришлось сжать кулаки и сделать глубокий вдох. Пахло потом, алкоголем, порохом и дешёвыми духами.

      

      «Хотел отвлечься? Вот он, шанс. Жуй, не подавись!», — саркастично подумал Брюс и остался. Хвалёное Уэйновское упрямство… Судя по всему, представление скоро начнётся.

      

      Он был прав. Свет погас резко, и в зале сразу закопошились, загудели люди. Брюс рефлекторно приготовился отбить атаку, но, когда зажглась подсветка, мысленно дал себе оплеуху.

      

      Выпустить пар, а не параноить, забыл?

      

      Портьеры со скрипом разъехались. Брюс развернулся на стуле, сев лицом к сцене, и закинул руку на стойку. Недопитый виски куда-то исчез. Ну и хер с ним. Невысокий сгорбленный ведущий в цветастой рубашке гнусавым голосом объявил начало представления. Настроение было максимально скептическое, а когда на сцене появились неуклюжие девушки в стрёмных платьях с пайетками и вовсе упало. Если так пойдёт и дальше, это будет самый неловкий стриптиз за всю жизнь Брюса. Кроме того случая в университете, когда…

      

      Стоп. Правило номер пятнадцать — мы не вспоминаем о том случае в университете.

      

      Девушки извивались, как змеи на углях — то есть совсем неаппетитно. В толпу полетело замызганное боа, которое поклонники, преимущественно мужского пола, встретили с восторженным улюлюканьем. Когда туда же улетели и стринги, Брюс порадовался, что сидит не в центре зала.

      

      Надо было оставаться в Башне…

      

      Электронная музыка била по перепонкам — даже странно, откуда у этого притона деньги на такие колонки. Брюс, хоть и был атеистом, поблагодарил всех известных ему богов, когда девушки наконец закончили последние финты ушами и благополучно свалили в зал. Что они будут делать там в темноте почти без одежды, думать совершенно не хотелось.

      

      Как оказалось, это было не всё. Мужчины за сорок в костюмах пожарных — Брюс предпочёл бы это забыть. Дуэт двух девушек в латексе смотрелся бы неплохо, но одна, кажется, обдолбалась, а вид блюющей со сцены танцовщицы чувство прекрасного не возбуждал. Группа «гладиаторов», голых, потных и молодых парней, пока что лидировала — они хотя бы шагали в ритм.

      

      Ведущий, вспревший и уже подвыпивший, вышел на сцену. Толпа чуть затихла. Мужчина откашлялся и голосом, который он (и только он один) считал томным и загадочным, с драматичными паузами сказал:

      

      — А теперь… Звезда сегодняшнего вечера…

      

      Брюс фыркнул. Тут все были «звёздами».


      — …Всеми любимы-ы-ый… ДЖОКЕР!

      

      «Пиздец псевдоним, — поморщился Брюс. — А чего не Скример?»

      

      — Ой, опять этот ебанутый… — донеслось из толпы, но в целом встречали этого «Джокера» благосклонно.

      

      — Зато какая грация! Ух, я бы его…

      

      Брюс вовремя отвлёкся, чтобы не слышать чужих фантазий. Он заинтересованно посмотрел на сцену, когда заиграла музыка, непохожая на то, что включали раньше.

      

      Не столь уверенный насчёт Джокера, но себя ебанутым Брюс точно почувствовал.Сначала он подумал, что ему показалось.

      

      Потом он понял, что нет.

      

      Твою ж мать…

      

      На сцене, освещённый зелёными и фиолетовыми огнями софитов, начинал свой номер никто иной, как Джон грёбаный ты ж блять Доу.

      

      Он задвигался в такт музыке, плавно и грациозно. Сначала медленно, потом быстрее, потом снова медленно; повернулся вокруг своей оси, провёл рукой по уложенным волосам. Высокий, худой и мускулистый, сейчас он совсем не горбился, и его бледная кожа будто светилась изнутри. Брюса раздирало от противоречивости. С одной стороны, хотелось малодушно свалить подальше, с другой… Ну, Джон определённо был не худшим из людей. Что он забыл в этой дыре?

      

      Когда Джон — единственный из выступающих — залез на шест под одобрительные визги толпы, Брюс понял две вещи.

      

      Во-первых, он пялится.

      

      Во-вторых, у него стоит.

      

      Джон — Джокер? — был одет лучше остальных танцоров. Рубашка в ромб, приталенный фиолетовый жилет с торчащим цветочком, брюки в тон — такие узкие, что Брюс отсюда мог видеть, как выпирает член…

      

      Нет-нет-нет! Брюс на такое не подписывался!

      

      Он встал, попытался пробить себе дорогу к выходу, но его не пропустили и грубо толкнули обратно. Когда Брюс увидел, как дёрнулся кадык у Джона, запрокинувшего голову назад, как щёлкнула у него в руках зажигалка, отчего в его огромных, чуть безумных глазах заиграли потусторонние огни, то сел без вопросов. Кажется, эту битву он проиграл…

      

      Не то чтобы Брюс возражал. Особенно, когда Джон начал медленно стягивать с себя верх.С его лба скатилась капля пота; по шее, груди, прессу, и исчезла в паху. Брюс сглотнул вязкую слюну.

      

      Некоторое время назад он не мог понять, куда катится его жизнь. Теперь он однозначно мог сказать, что жизнь катилась в пизду — с каждой каплей пота, стекавшей по животу Джона.

      

      Музыка почти закончилась, а Джон всё распалялся. Он расстегнул ремень и ширинку, не прекращая крутиться на шесте, и засунул руку в штаны. Брюс видел, что на другой у него от напряжения выступили синие вены, и отчего-то это возбудило его сильнее, чем безумная, пошлая улыбка на лице Джона. Его красные губы ярким пятном мельтешили перед глазами.

      

      Брюс представил, как размажет помаду — кровь? — по их губам, и тут же устыдился. Так нельзя. Джон психически нездоров — то, что его выпустили из Аркхема, ещё не значит, что он вернулся в норму.

      

      А была ли она у него, эта норма?

      

      Джон плавно перевернулся и опустился на пол. Он сделал одно движение рукой в штанах, вверх-вниз, но Брюс дёрнулся, будто бы Доу сжал его член, а не свой.

      

      Толпа, пьяная, разгорячённая, бурными овациями провожала Джокера. Он поклонился в своей клоунской манере, подобрал одежду, потом обернулся и посмотрел в зал. Прямо на Брюса. И улыбнулся шире.

      

      Брюс, не теряя ни минуты, обогнул толпу и ворвался в гримёрку за сценой. Она была общей для всех артистов, но внутри сидела только одна девушка. Она пустым взглядом смотрела в зеркало и раз за разом проводила кисточкой туши по ресницам.

      

      Брюс замер. Он немного отрезвел, и уже пожалел, что поддался порыву. В штанах было болезненно тесно. Стоило сходить в сортир, отдрочить насухую, принять дома душ и больше никогда не вспоминать об этом дне. Или нет, вспоминать постоянно и мучиться со стыда. Так ему и надо! Подумать только, на кого у него встал…

      

      — Брюс-си, дружище! Привет!

      

      Этот голос забыть было невозможно. Брюс повернулся, понимая, что выглядит синонимом к слову «пиздец»: слипшиеся волосы, мятая рубашка, стояк, а ещё прибавить пять часов сна за неделю, плюс нездоровая бледность лица и круги под глазами. Джон же был… ну, Джоном? Жуткая улыбка — кажется, он попытался стереть помаду, но только размазал всё; зелёные волосы, уложенные лаком, белоснежная кожа и безумные глаза.

      

      Он был рад видеть Брюса.

      

      — П-привет..! А я тут… — Брюс сглотнул и нервно поправил волосы. К счастью, Джон избавил его от необходимости придумывать оправдание:

      

      — О-о-о, я знаю! Ты пришёл проведать своего старого друга! Либо, — задумчиво сказал он, — ты просто любишь стриптиз. Ну, как тебе моё выступление?

      

      Джон вплотную подошёл к Брюсу, не испытывая никакого стеснения, и наклонил лицо близко-близко. Жар, исходящий от него, можно было почувствовать даже не касаясь. Джон так и щеголял с расстёгнутой ширинкой и, заметив взгляд Брюса, подмигнул ему.

      

      Поразительно, как в таком человеке сочеталась вопиющая наивность и дикая, безумная сексуальность.

      

      — Я оказался тут случайно, но увидел тебя и… В общем, мне понравилось. Классно танцуешь!

      

      «Конечно он понял, что мне понравилось… Моё «понравилось» видно за три версты!»

      

      — Как же невыносимо приятно слышать от друга такие слова! — Брюс, глядя на искренний восторг Джона, подумал, что ради этого мог бы сказать комплимент ещё сотню раз. — Мне тут так нравится! Меня выпустили из Аркхема и… — Джон нервно потёр руки и будто бы уменьшился, даже уголки его губ опустились, но потом он сбросил унылый настрой и бодро продолжил: — Неважно! Я нашёл дело по душе! О-о-о, мне так нравятся танцы! Хочешь, станцую только для тебя?

      

      Брюсу показалось, он ослышался.

      

      — Что?

      

      — Что слышал.

      

      Так, значит, слух его не подвёл.

      

      — Ты предлагаешь…

      

      — Приватный танец.

      

      Джон подмигнул, а Брюс почувствовал, что падает. Кровь прилила к лицу, сердце застучало быстрее.

      

      В здравом уме он ни за что бы не согласился на это.

      

      Но кто сказал, что Брюс был в здравом уме?

      

      Джон схватил его за руку, бросил недовольный взгляд на сидевшую в гримёрке девушку и затащил Брюса в какую-то комнатушку. Дверь захлопнулась. Джон толкнул Брюса, отчего тот приземлился точно на кресло, поколдовал со старым магнитофоном и, когда заиграла музыка, облизнул губы.

      

      Брюса бросило в жар. Он уже не мог сопротивляться мыслям о том, какого это — самому коснуться языком этой неестественной, застывшей улыбки. Его возбуждение напомнило о себе, ширинка неприятно давила, но Брюс лишь расставил ноги шире. Руками он предусмотрительно вцепился в подлокотники, опасаясь, что иначе просто сорвётся.

      

      — Только сегодня и только сейчас! Несравненный Дж-ж-жокер для великолепного Бр-р-рюса!— пропел Джон и резким движением поставил ногу на кресло. Брюс дёрнулся, но усилием воли заставил себя сидеть на месте. Он чувствовал азарт и возбуждение, словно долго гнался за кем-то и вот-вот получит свою награду. Впервые за последнее время он чувствовал себя живым по-настоящему.

      

      Джон улыбался, как безумный. Он и был безумен. Он наклонился вперёд. Брюсу показалось, что сейчас они столкнутся губами, но Джон упёрся руками в его плечи, сжал почти до боли, и провёл кончиком языка по шее. Это было мокро, пошло и горячо до дрожи в коленках. Они дышали, как загнанные звери, пока музыка набирала обороты. Джон оттолкнулся, плавно двинул бёдрами, и Брюс со смесью удовольствия и восхищения заметил, насколько сильно тот возбуждён. Он совершенно не понимал, что с ним творится. Почему он сидит здесь, почему он хочет… Он хочет чего? Его? Джона?

      

      Голова кружилась. Полумрак комнаты создавал интимную обстановку, и лицо Джона освещалось лишь клочками света из крошечного окна под потолком. Брюс вглядывался в острые, рваные тени, и ему хотелось большего.

      

      Джон не отрывал от него взгляда. Он провёл руками по своей груди, бокам, задел большим пальцем расстёгнутую ширинку, и его улыбка стала лукавой. Брюс громко сглотнул и задышал через рот. Он был готов поклясться, что на Джоне нет нижнего белья. В этот момент музыка на секунду замерла. Джон застыл, и со следующего такта двинул бёдрами. Вправо-влево, вправо-влево… Брюс на секунду крепко прикрыл глаза, пытаясь хоть как-то совладать с дыханием.

      

      — Нет-нет, Брюсси, открой глазки! Я хочу, чтобы ты смотрел только на меня…

      

      И Брюс смотрел. Тяжёлым, потемневшим взглядом, полным желания, он обводил каждый изгиб тела Джона, острые углы выпирающих костей и жилистые мышцы. В голове эхом звучали слова песни — что-то отдалённо знакомое, но Брюс никак не мог вспомнить, что именно, да и это было неважно. Важно — это рука Джона, как бы невзначай задевшая внутреннюю сторону его бедра. Важно — это их синхронное дыхание. Важно — это взгляд глаза в глаза.

      

      Музыка остановилась. Джон замер между ног у Брюса. Близко, очень близко, но всё ещё недостаточно.

      

      — Ну как? — прошептал Джон. Улыбка сползла с его лица, и он выглядел необычайно серьёзно. Брюс с удивлением понял, что Джон волнуется, хоть и пытается это скрыть.

      

      Он спросил «как». И что на это ответить?

      

      «У меня стоит до звёзд перед глазами».

      

      «Я хочу разложить тебя прямо на этом кресле».

      

      «Мы познакомились в психиатрической лечебнице, ты помог мне сбежать, чуть не убил человека, а ещё ты безумнее всех, кого я знаю вместе взятых, но при этом я не могу отвести глаз от тебя и не хочу, чтобы мы останавливались».

      

      — Это было… — прохрипел он, и откашлялся. — Это было красиво.

      

      Джон расплылся в улыбке, острой и дёрганной, но с места не сдвинулся. Повисло молчание. Брюс медленно перевёл взгляд с лица Джона до низа, по поджарому животу, дорожке тёмных волос, до расстёгнутых штанов. В полумраке он видел только основание члена Джона, но даже этого хватило, чтобы сделать то, о чём ещё час назад он и подумать не мог.

      

      Он положил руки на горячие, узкие бёдра и крепко сжал.

      

      Ох, сказал бы кто ему час назад о том, что он будет мечтать трахнуть психа в самом херовом заведении Ист-Энда, Брюс бы спустил этого «кого-то» с крыши Башни.

      

      Джон застыл, и Брюсу понял, что он зашёл слишком далеко. Он не имел ввиду это? Для Джона танец был просто танцем? Вот же…

      

      — Брюс? Так и будешь просто смотреть? — прервал его мысли Джон опасным шёпотом и расхохотался. У Брюса мурашки по коже шли от этого смеха — дикого, громкого и не сдерживаемого никакими рамками. В этом был весь Джон…

      

      «Хочешь действий? Ну ладно», — подумал Брюс и резко — слишком резко для простого человека дёрнул Джона на себя. Тот не удержал равновесие, и ему пришлось оседлать ноги Брюса, чтобы не упасть. Они столкнулись, и Джон, не переставая хихикать, прогнулся в спине и откинулся чуть назад. «Красивый, какой же он, блять, красивый…» — только и мог думать Брюс, пока Джон не потерся об него пахом — в этот момент все мысли вылетели из головы. Румянец на щеках, равное дыхание, шорох одежды и тихое хихиканье — безумный водоворот, утянувший их с головой. Джон провёл руками по груди Брюса и принялся споро расстёгивать пуговицы. Рубашка упала на пол, и Доу в восхищении провёл кончиками пальцев по напряжённым мышцам.

      

      — Ты — произведение искусства… — прошептал Джон и вновь лизнул Брюса в шею.

      

      Безумец… Какой же он безумец…

      

      Брюс не смог сдержать стон. Он отклонился, поймал взгляд Джона и сделал то, чего хотел с самого начала — рывком притянул его к себе ещё ближе и поцеловал. Когда кожа прикоснулась к коже, словно исчезла невидимая преграда, граница между ними, заставлявшая их осторожничать. Джон застонал и позволил Брюсу схватить его за подбородок, и смотрел, смотрел своими огромными глазами, не отрываясь и не моргая. Они кусались, целовались, и красная помада теперь была везде — на лицах, шеях, руках… Джон ощутимо сжал зубы на ключице Брюса и довольно осмотрел красный след.

      

      — Как кровь… — хихикнул он и с лукавым видом поймал ртом чужие пальцы. С влажным причмокиванием он провёл языком по указательному и среднему, выпустил их изо рта и, неожиданно наклонившись, укусил Брюса за ухо. Тот в отместку, не думая ни секунды, оттянул штаны Джона и мокрыми пальцами сжал основание его члена.

      

      Брюс думал, что он уже упал. Нихрена подобного — он всё ещё летел.

      

      Джон застонал высоко и протяжно, и слегка дернулся в руках Брюса. Он бездумно гладил его по лицу и что-то шептал, глаза его смотрели пьяно и восхищённо. Брюс сжал пальцы крепче и сымитировал несколько толчков, чувствуя, как его член упирается между ягодиц Джона.

      

      — Всё веселье… тебе..?— прохрипел Джон, едва соображающий и от того ещё более сумасшедший, и подцепил молнию на штанах Брюса. — Так не пойдёт..!

      

      Когда он вытащил тяжёлый, налитый кровью член и провёл по нему холодными пальцами, Брюс выдохнул сквозь зубы. Он чувствовал жар, исходивший от Джона, ощущал его укусы, его поцелуи, рваные, хаотичные движения рукой, и сам постепенно сходил с ума.

      

      Можно ли заразиться безумием?

      

      Нельзя, если ты уже был безумен.

      

      Брюс точно был, иначе объяснить происходящее он не мог. Он провел рукой по всей длине члена Джона, жадно поймал губами его стон — ублюдок опять его укусил! — и потёр большим пальцем чувствительное место под головкой. Сам он уже приближался к оргазму, и их руки ускорились. Джон задрожал, и начал шептать его имя на каждом выдохе, дёргая бёдрами в рваном, нестройном темпе, и чередуя тихие слова с громкими смешками. Брюс зарычал и упёрся лбом в чужое плечо. Он, будто не своими глазами, наблюдал, как капля пота упала с его носа прямо на грудь Джона, и понял, что сам всё это время повторял только два слова.

      

      Джокер. Джон.

      

      Брюс кончил совершенно неожиданно, когда Джон приложился губами к его уху и протяжно застонал. Тогда он вцепился свободной рукой в зелёные влажные волосы, оттянул назад с силой и слегка прикусил торчащий белый кадык. Джон всхлипнул, впервые за всё это время зажмурился и, дёрнувшись, излился Брюсу прямо в кулак.

      

      — Как я и говорил… — едва отдышавшись весело проговорил Джон куда-то ему в плечо. — …ты великолепен!

      

      Брюс провёл кончиками пальцев по выступающим позвонкам, зарылся рукой в волосы и нежно помассировал. Джон заурчал почти как кот и прикрыл глаза — его разморило. Брюс собрался с мыслями, вдохнул запахи — шампуня, пороха, пота и секса — и сказал:

      

      — Я не уверен, что сумел подробно рассмотреть все… движения, — он провёл пальцем по острому белому подбородку, размазывая помаду. — Как насчёт ещё одной демонстрации?

      

      Джон захихикал и сделал вид, что жутко смущён — прикрыл ладонями лицо и сквозь пальцы уставился на Брюса одним глазом.

      

      — Ну если ты настаиваешь, — протянул он и тут же упёрся лбом в лоб. — А потом мы пойдём за мороженым? Я люблю фисташку и смородину…

      

      Брюс сначала опешил от неожиданности, а потом рассмеялся — до того забавное выражение лица было у Джона. Как он и говорил — вопиющая наивность и безумная сексуальность…

      

      Что же, в этом был весь Джон Доу. Джокер.

      

      Непредсказуемое олицетворение хаоса.

      

      Брюс благосклонно кивнул, и Джон восторженно чмокнул его в нос.

      

      Что ж, Брюс абсолютно ничего не имел против небольшого беспорядка.