Falling

Боль

Дейдара снова чувствует её, такую большую, томную и колющую, глубоко-глубоко под сердцем.

Сасори лишь смотрит на него карими глазами из-под полуопущенных век. Как будто не знает, что сейчас сделал с Дейдарой. Не знает, что заставил терпеть очередную боль. Не знает, что уничтожает его день за днём.

Дейдара кривит губы в поддельной ухмылке. Видеть такое уже даже не смешно, а почти жалко.

Он уверен, что под рёбрами снова расцветает очередная болезнь. Или внутреннее кровотечение. Или трещина на костях.

Мысли Сасори всегда болезненны, они никогда не обходятся простыми покраснениями на коже или лёгкими царапинами. Нет. Они оставляют гигантские гематомы, рваные раны и удушающие приступы болезни. А слова и того хуже. Иногда даже Пейн не понимает, почему его подчинённый выглядит так, словно побывал на потенциально смертельной миссии и чудом вышел оттуда живым. Сасори на все вопросы лишь лукаво ухмыляется и идёт обрабатывать раны своего напарника, потому что никому не нужно, чтобы Дейдара оказался прикованным к постели собственным соулмейтом.

Его левый глаз слеп из-за слишком пагубных мыслей. И когда Сасори узнал об этом — случайно, пока Дейдара оказался растерян, а прицел — потерян где-то в паре метров от него в траве — то молодое кукольное лицо исказилось в кривой, насмехающейся ухмылке.

Он никогда не признается себе, что в тот момент ему стало по-настоящему жутко.

Очень редко раны заживают сами за считанные секунды. Очень редко Сасори думает что-то хорошее о нём. Очень редко Дейдара нравится кукловоду.

И эти редкие моменты он лелеет в своей памяти, задаваясь одним единственным вопросом раз за разом:

Почему ты так ненавидишь меня?

Ответ приходит привычно, в виде расцветающего синяка на руке. Он ложится на рваную царапину как покрывало, отдавая жутчайшей болью.

Даже смотреть тревожно.

Дейдара сглатывает и натягивает рукав плаща ниже.

Даже думать тревожно.

***

Сасори почти с упоением глядит на покрытое травмами тело, когда снова осматривает своего напарника. Что-то особо мазохистское сидит глубоко внутри, скручивается комом и рычит, как довольный зверь, расцветая тёмным удовлетворением, когда он касается особо больного синяка, или раны, или чувствует трещину кости на руке, и видит, как Дейдара старается держать лицо, но на секунду, буквально на мгновение в глазах мелькает острая боль от прикосновения.

До жути нравится причинять ему боль.

Идиот, — думает, и снова видит, как Дейдара, мелко вздрогнув, шипит и толкается ногой, наблюдая, как на икре рвано, как будто нехотя расходится кожа, обнажая красное нутро, когда кровь стекает ручейками, и появляется лёгкая царапина. Редкость, но и мелкие тоже бывают. Когда он думает без особой злости. Когда он расслаблен и не особо сильно ненавидит Дейдару. За то что он — его соулмейт. Какой абсурд. Предназначенный ему и только ему. Он не хотел этого. Он свято верил всю свою юность, что его соулмейта не существует, что он мёртв, что он никогда и не существовал. Он топтал свою маленькую надежду, уничтожал крупицы оставшейся веры, отдавал себя искусству и старался мгновенно не убивать пары, нашедшие друг друга. Он ненавидел своего соулмейта, когда тот наконец дал о себе знать.

И какого чёрта ты объявился?! — кричал он, разбивая свои пробирки с опытами о пол, сшибая предметы и деревянные конечности от марионеток, сквозь зубы шипя проклятья. Он знал, что наносит вред своей родной душе, находящейся где бы то ни было. И ему было плевать. Этот придурок решил напомнить о своём существовании для Сасори только тогда, когда он, проведя множество одиноких ночей, пережив множество падений, всеми брошенный и покинутый отступник, полный ненависти и желчи к деревне, почти превративший своё тело в великолепную, бесчувственную и идеальную марионетку, решил разорвать свои связи раз и навсегда и смириться с вечным одиночеством, только он и его искусство?

Он хотел убить свои чувства, когда те наконец появились.

И он это сделал.

А после обратил жизнь своего соулмейта в кошмар.

Дейдара шикнул, когда Сасори слишком сильно надавил на открывшуюся рану на руке, чтобы обработать спиртом.

Он ненавидел Дейдару.

Он ненавидел себя.