Напоследок

Жизнь — это маленькая прелюдия смерти.

Иногда она забывала, что Джонни было всего-то тридцать пять лет. А полвека в виде строчек кода на биочипе были ему как долгий летаргический сон.

Он не был стариком. А в глазах, тем не менее — такая безграничная усталость…

Порой он говорил удивительные вещи. Будто успел пожить на несколько десятков лет больше, чем на самом деле. Может, потому что на войне один день жизни считают за два. А он ведь воевал полжизни…

А иногда он так сквернословил, что Ви хотелось головой побиться о стену, чтобы заткнулся.

Могут ли десять дней растянуться на целую вечность? В калейдоскопе событий Ви почти не ощущала течения времени. Только голова постоянно болела, и в горле было сухо, сколько бы она не пила воды.

Ханако Арасака назначила ей встречу послезавтра. Идти не хотелось — то ли из-за старых счетов с корпой, которая пыталась ее когда-то убить, то ли из-за Джонни…

Впрочем, в их случае это одно и то же, не так ли?

— Думай потише.

Он возник посреди обломков старого здания на окраине Уэстбрука. Из-за ожесточенной перестрелки и гранаты, кинутой одним из кретинов-Мусорщиков, несущая стена почти полностью обрушилась.

— Не могу я думать потише, — на автомате огрызнулась Ви.

— Знаешь, тебе надо было лечь спать на эти два дня, а не снова подвергать нашу задницу опасности. Еще было б ради чего, — он с сомнением осмотрел крохотный чип.

— Брось, ты наслаждаешься каждой вакханалией, в которую я ввязываюсь. Тем более, если можно поднасрать корпе.

Чип был милитеховским — какая-то разведка, какие-то данные… Ви почти не вслушивалась. Надо забрать — заберет. Хоть с того света достанет.

А Джонни неожиданно отмахнулся и с жестоким любопытством уставился на нее:

— Ты просто не хочешь останавливаться. Или не можешь? Понимаю, — кивнул он.

Убийца убийце.

— Лишь бы с собственными мыслями не оказаться наедине, — протянул он, — пойдешь кому угодно надирать задницы, да?

Ви не была согласна с формулировкой.

— Пойду, да, потому что у меня в мыслях очень уж навязчиво поселился ты!

Двусмысленности она поначалу не заметила. Только когда Джонни ухмыльнулся совсем уж гадко.

— Ой, да отъебись, - скривилась. - Если хочешь знать, мы все-таки встретимся сегодня с Ривером. Вот прямо сейчас!

Она тяжело зашагала к машине. Голова раскалывалась.

***

— Не забудь как следует выебать ему мозг. Напоследок, — сказал Джонни, закуривая.

— Отвали, — привычно пробормотала Ви, не надеясь, впрочем, что Джонни исчезнет.

Он разлёгся вальяжно на её диване, закинув ноги на столик. Имел право, в каком-то смысле. Ви ощущала его раздражение, его тревогу и какую-то жгучую обиду. Она не решалась что-то говорить. Джонни, наблюдавший за ней все время, пока она собиралась, протянул наконец:

— Ну, давай, идём уже. Ты забываешь, кажется, что лишнего времени у нас нет. Что ты все прихорашиваешься?

— Хочу ему понравиться, — сказала Ви, сама от себя не ожидая такого простодушия.

Джонни ухмыльнулся.

— Хм, прости, мне что, приснилось, что ли, что вы с ним уже спали однажды? Поверь мне, такому, как он, ты уже не разонравишься.

— А тебе он не слишком нравится, — заметила Ви.

— Он коп. Терпеть не могу копов.

Его грани замерцали ещё более раздражённо, чем обычно. Даже воображаемый сигаретный дым мерцал как-то осуждающе.

— А это уже не мои заботы, что тебе по нраву, а что нет.

Она отвернулась, собираясь уже выйти из квартиры. Потом замерла. Что-то её смутило — с самого начала. Что-то…

— Напоследок, — она обернулась, но Джонни на диване уже не было. — Ты сказал — «напоследок».

На нее вдруг навалился страх, сковал по рукам и ногам, сжал сердце в тиски. Почти как десять дней назад, когда она вернулась из мертвых, чтобы обнаружить в своей голове другого мертвеца.

— Ты чего это? — Джонни появился прямо перед ней, заставив вздрогнуть.

Она все реже могла предсказать, где и как появится слепок энграммы. Словно образ Джонни истончался, и ее собственные сенсоры за ненадобностью отключались — зачем они будущему «пассажиру»?

Зато Джонни становился сильнее — с каждой минутой.

Ви ткнула в него пальцем:

— Ты сказал: выеби Риверу мозг. И добавил: напоследок. С чего бы это? Что ты хотел этим сказать?

Как по-детски — пронеслась чужая мысль, достаточно громкая, чтобы Ви уловила. Она сузила глаза:

— Хватит выёживаться! Хватит молчать! Ты болтаешь без умолку, когда тебя не просят, а сейчас можешь только назвать меня ребенком?!

— Просто ты тычешь в меня пальцем. Так дети делают, кажется, — пожал он плечами.

Его невыносимые очки скрывали выражение его глаз. Наверняка он был собой доволен.

— Вот как, — проронила Ви. — Это все, что ты можешь мне сказать?

Джонни снова закурил. Его невозмутимое лицо скрыло облако дыма. Ви невольно втянула носом воздух, но, конечно, ничего не почувствовала.

Энграмма мигнула и исчезла. Джонни замолк — даже это он делал некстати! Ви громко выругалась, обозвав ублюдка последними словами, надеясь на его реакцию. Напрасно.

Потом вышла из квартиры в душную неоновую ночь. Город не спал — как и всегда.

Ривер ждал ее внизу.

***

Они сидят на крыше над «Эзотерикой Мисти». Вдвоем. Теперь Джонни точно мог так сказать — он чувствовал силу, и злость, и жизнь, как никогда до этого. Словно все это время медленно заряжался, чтобы в какой-то момент вспыхнуть. Это произойдет вот-вот. Может быть, сейчас. А может, позже.

Ви выглядит хреновей некуда. Это он не упускает случая сказать. Она лишь криво ухмыляется. Думает не о себе, не о нем, не об «Арасаке» даже — в ее мыслях острыми гранями сверкает ярость, а ещё смутная тоска о чем-то неуловимом, желанном настолько, что сердце их — одно на двоих — бьется неровно.

Они менялись местами все это время. Неотвратимо. Безвозвратно. Теперь для нее он — закрытая книга, стоит ему этого захотеть; он стал сильнее. А Ви отходит на второй план, становясь лишь тенью.

И всё-таки решение принимает она. Джонни бы и мог на нее надавить, мог бы заставить принять нужную ему таблетку, отодвинуть ее от штурвала, а потом ворваться к Бестии, взорвать проклятую башню ещё раз, а потом… Потом и тело забрать, а душу — выкинуть, она все равно пустая и изможденная, какой от нее толк?..

Мог бы. Но так поступить с Ви — не в силах.

Да от чего же так сжимается ее — их — сердце?! Он спрашивает об этом.

— Что за хуйня у вас с Ривером? Неужели, — скривился он, — несчастная любовь?

— Это то, что тебя интересует сейчас? Моя хуйня с Ривером?

— Ты не здесь. Ты умираешь, Ви, а сама сидишь и думаешь о чем-то другом. А я, позволь заметить, умираю вместе с тобой. Так что да. Меня до смерти интересует твой занудный коп и то, в каких позах он тебя трахал вчера. Расскажешь? — он издевательски сложил руки в молитвенный жест и ухмыльнулся, наткнувшись на ее взгляд.

— Смешно, — сказала она без тени улыбки. — Я не думаю о Ривере, знаешь. Я лишь…

Ви прикрыла глаза.

— Что?

— Я сижу здесь одна, — прохрипела она. — Мне осталась пара часов, и никого нет, Джонни. Никто не придет — некому прийти. Что же это была за жизнь?

Была?

— Ты собираешься себя жалеть или действовать? — раздраженно бросил Джонни. — Утешать я тебя не буду, уволь.

Он невольно встал и зашагал из стороны в сторону.

— Ты вчера сказал…

— «Напоследок», ага, я помню, — перебил он ее, мотнув головой. — И что, обязательно надо теперь скулить из-за того, что я оговорился?!

Мучительно хотелось курить.

— Я не выберусь. Это без шансов, — просто сказала она.

В ее глазах была предопределённость, которую Джонни через время будет вспоминать с болью. Когда-то, в другой жизни, и он закрывал за собою дверь с такими глазами, а Керри, глупый Керри, надеялся его остановить…

Только вслух он сказать «я умру» не смог. Да и некогда было горевать. И, по большому счету, не с кем.

— Я так сказал, потому что надо всегда все делать напоследок, Ви. Всегда, — повторил он и затянулся безвкусной сигаретой. — Ты никогда не знаешь, в последний ли раз видишь человека. И он этого никогда не знает.

Она отвернулась, вспомнив что-то своё, личное, выболевшее, давнее…

— И всё-таки, вчера мы виделись с Ривером в последний раз, - сказала невпопад.

Он вдруг разозлился. Подался вперед, к ее лицу. У Ви от этого помутилось в глазах.

— Хотела завести семью, как все хорошенькие девочки?! — зашипел он. — Чтобы было, кому на смертном одре тебя за руку подержать? Что же ты тогда записалась, блять, в наемники — мало того, что ты самый паршивый наемник в этом городе, так ещё, оказывается, с чувствами!

Ви закрыла лицо руками, кажется, от боли. Биочип от его злости перегревался и сбоил.

Но, наверное, будь Ви хладнокровной, все было бы хуже. Тогда Джонни был бы в ней разочарован — а это куда больней.

И она так сильно напоминала ему сейчас…

— Прости, Ви, — с неожиданной нежностью.

Она даже выпрямилась.

— Ты сейчас извинился? Серьезно?

— Ну, надо же иногда, — усмехнулся Джонни. — Знаешь, хоть никого и нет, у тебя есть я. Не так уж плохо, а?

Ви всматривалась в него, будто надеясь найти что-то конкретное. Вдруг спросила:

— Если бы у тебя появилось тело — прямо сейчас появилось, свое, не полумертвое, и не надо было бы ничего решать с «Микоши»… Что бы ты сделал первым делом?

Он подумал немного. Первым делом…

— Поцеловал бы тебя.

— Да ну? — недоверчиво прищурилась Ви. — Даже не убил бы? За мою, — она нарочно изменила голос, передразнивая его: — чувствительность.

И все-таки Джонни чувствовал ее смущение — впервые такое сильное, как у девчонки юной. Как будто вернулся на добрых пятьдесят лет назад — женщины вокруг него реагировали почти так же…

— Я энграмма в твоей голове, зачем мне врать? — тихо рассмеялся он. — И ты так выглядишь сейчас, Ви, тебя только пожалеть и хочется. Или наорать как следует…

Правда была в том, что она напоминала ему — до боли, до дрожи — Альт. И, наверное, об этом нельзя говорить вслух.

Ви в очередной раз мучительно закашлялась. Потом покачала головой, проговорила сипло:

— Спасибо, конечно, но я спросила не о том… Я хотела узнать — куда бы ты пошел? Остался бы в Найт-Сити? Снова взорвал Арасаку, встал бы под свои старые знамена?

Так же спрашивала бы Альт — тревожно, с болью, с непринятием…

Он знал, откуда было это сходство. Редчайший в Найт-Сити дар, что пятьдесят лет назад, что сейчас. У них было сердце — у Ви и у Альт, и оно билось неравнодушно, яростно, страстно. Среди квелых холодных рыб, населявших этот город, в этом ебаном безвременье посреди ебаного ничего, в котором они жили, иметь такое сердце — то ли верх героизма, то ли глупости.

За Альт он уже умер однажды. Был готов умереть и за Ви.

— Джонни?

Совсем недавно он ответил бы: «Да! Да, да, да, и пусть умер бы снова, но с собой захватил бы корпоратов, так много, как только бы смог…»

Теперь он молчал, рассматривая небоскребы, неоновые вывески, огни дронов в небе, запутанные дорожные развязки… Вдыхал пыль и смог — то есть, Ви вдыхала, но он тоже чувствовал эту тяжелую смесь запахов… И шум — он не прекращался ни на минуту, не давая спать по ночам…

Этот город только брал, брал и брал, ничего не давая взамен таким, как он. А то, что приобреталось удачей — забирал безвозвратно. И главное — Найт-Сити никогда не менялся. И никогда не изменится, сколько бы башен он не сравнял с землей, сколько людей не убил бы, как бы не изуродовал себя… Кажется, это понимали все, кроме него.

Согласился бы он снова тонуть в этой грязи без надежды на то, что выплывет? И ради кого?

— Нет, Ви. Я бы навсегда уехал из этой чертовой дыры.

Ви словно расслабилась, словно что-то решила наконец. Порывисто поднялась, окинув взглядом город, как и он. Сжала в руке таблетку — его таблетку.

— Пойдем тогда, Джонни. Ты нас поведёшь.

***

Сражающийся с чудовищами сам рискует стать чудовищем.

С Альт он познакомился в том же году, в котором она умерла. Тот год, 2013, был счастливым — по-настоящему счастливым, если подумать. У него была лучшая на свете группа, лучший на свете фиксер, лучшая на свете девушка… Только Джонни никогда не умел радоваться простым вещам.

Невозможно заметить то, что близко к тебе, когда сосредоточен на недосягаемо далёком. А когда постоянно зол, невозможно чувствовать радость. Он и не чувствовал — с самой войны, с того момента, как гордо назвался Джонни Сильверхендом, обрубив все концы, связывавшие его с прежней жизнью.

Ярость вот — чувствовал. И щедро ею делился, надеялся наивно, что яростью можно истребить уродство.

Альт не должна была попасть в «Арасаку». Ебаной «Арасаки» вообще не должно было существовать в нормальном мире.

Взорвать башню. Безумие? Всего лишь выполнение старой клятвы… Что-то в любом случае его подтолкнуло бы это сделать. Жаль лишь, что именно Альт Каннингем — красивая, яркая, смертоносная, бесстрашная — оказалась жертвенным агнцем. Если подумать, в этом было столько горького символизма, что впору бы задохнуться…

Корпораты продолжали убивать красоту, как убивали в нулевых на грязной жестокой войне, в которой не было победителей. Одни трупы мальчишек без прошлого и будущего, и поломанный мир, и отчаяние… После такого ждать созидания или хотя бы жалости — глупо.

И Роберт Джон Линдер, весельчак Бобби, Джонни мать его Сильверхенд, заново учась дышать в военном госпитале, мучительно свыкаясь с металлической рукой, вздрагивая по ночам от кошмаров на влажных и грязных простынях, поклялся себе, что будет бороться с этим уродством, пока не умрет.

И сдерживал свое обещание, пока не понял, сидя в голове у девчонки-смертницы без роду и племени, что с их миром бороться бессмысленно. Надо стараться хотя бы самого себя не превращать в чудовище - это все, что он мог когда-либо сделать.

***

В киберпространстве тихо. Как в Найт-Сити в тот далекий день, когда рухнула башня. Джонни думал, что это будет праздник жизни — на костях корпоратов, на обломках старого, в огне минувшего… Но в рыжем зареве, которое он наблюдал из панорамного окна в последние свои мгновения, праздника не было. Была мертвая тишина.

Пожалуй, и киберпространство было противоположно жизни.

Сидят за столом два набора строчек кода… Не люди — плод воображения. Да и стол тоже воображаемый.

Ви прощалась, как могла только она. Категорично. Прямо. Даже без боли почти. Она, может быть, еще надеялась, что будет жить — тогда, на крыше, когда весь город был у их ног и одновременно — так далеко… Но то ли она чувствовала приближающийся конец, то ли Мисти со своими картами таро подсказала ей ответ…

И Джонни ушёл, у него впереди была целая жизнь, которую он пообещал себе провести лучше, чем свою прежнюю.

Никогда не знаешь, когда увидишь кого-то в последний раз. Сам сказал, сам и мучайся, Джонни.

 Редактировать часть