Страх

- Какузу, чего ты боишься?

- Собак.

- Да ладно?!

Какузу поворачивается, подняв бровь, и смотрит устало. Хидан по взгляду понимает, что его в очередной раз обманули и дуется.

- Я серьезно спрашиваю, - бубнит Хидан возмущенно, ковыряясь черным штыком в земле.

Вечер, тепло, лес дышит влажностью. Они решили сделать небольшой привал, и пока Какузу разводит костер, Хидан сидит на камне и, разумеется, болтает без умолку.

- Ничего не боюсь.

- А я боюсь остаться без тебя.

- Какие громкие слова для такого беспечного придурка, как ты, - хмыкает Какузу в ответ, но чувствует, что ответил бы так же, не будь таким гордым.

•

- Какузу!

Крик эхом разносится по странной пустынной поляне, гаснет в стволах сухих деревьев. Ноги не слушаются, не двигаются, рука отпускает косу. Ни шевельнуться, тень управляет телом, и становится так страшно, что сердце готово из глотки вылететь. Паника ползет по телу, холодит мурашками, покалывает в кончиках пальцев. Как жутко потерять над собой контроль. Мышцы напрягаются, так хочется спастись, вырваться, разнести на кусочки этих мелких говнюков, но тело не слышит. Скользкая змея страха сжимает сердце, шипит, кусает, яд расходится с кровью по телу, заглушая мысли, обостряя эмоции. Сейчас его уведут, уведут так далеко от него, он не сможет помочь, не прикроет спину. Боже, как глупо попался, на тот же трюк. Но сейчас не хочется себя корить, сейчас только страх занимает мысли, чертов страх, что он видит его в последний раз.

Кто бы мог подумать, мрачный кровавый жрец, душивший голыми руками людей, а так испугался.

Глупый бледный идиот, все-таки попался, думает Какузу. Говорил же ему. Но нет злости, только ощущение неизбежности. Их противники быстро поняли, точнее, всего один из них понял, что их нужно разделить. Умный пацан.

Было не так уж сложно сражаться с этой шпаной, но Какаши доставлял проблемы. Управлять масками, помогая Хидану, не упускать из виду теневого засранца, отмахиваться от остальных двух бестолочей - конечно, он не уследил. Не успел, не помог. Попался жрец, как заигравшийся на охоте зверь.

Паника дергает мышцы, хочется сорваться с места, проломить башку с разбегу, выпуская Хидана из плена теней. Но нельзя, слишком опрометчиво, нельзя показывать слабость, но кто, черт побери, назовет слабостью желание спасти того, из-за кого сердца сбиваются с ритма.

•

- Какузу, а это как называется? – спрашивает Хидан, тыкая пальцем в звездное небо.

Темно, хоть глаз выколи, только свет от затухающего костра дает немного обзора вокруг. Сколько всякой жуткой дряни таится в этом лесу, думать не хочется, но им спокойно у мерцающего огня. Какузу сидит на бревне, подперев подбородок рукой, а Хидан рядом, на земле, повиснув у него на коленях.

- Гидра.

- Гидра?! Как, блядь, можно здесь разглядеть гидру? Это же просто точки!

Какузу молчит. Какой смысл объяснять, все равно не поймет. Хидан спрашивает только названия, наверно, пытается мысленно увидеть, найти форму, но ведь это созвездия – не знаешь, куда смотреть – не увидишь.

- Откуда ты только знаешь это все… - вздыхает Хидан, опуская голову, - у меня никогда не было времени что-то узнавать. Зато достаточно, чтобы забывать.

- Забывать тоже нужно уметь, Хидан, - тихо отвечает Какузу, будто пытаясь успокоить.

- В любом случае, у меня есть ты, чтобы напомнить.

•

Какузу не сводит глаз с Какаши. Думает, как тот отреагирует. Бросится ли наперерез, попытается помешать, или будет осторожен и останется в стороне. Невозможно терпеть, страх колет под кожей, нити в теле извиваются от волнения, не находят покоя. Сердце сжимается, маски собираются и встают рядом, будто нервничают тоже, переминаются с лапы на лапу, переводят бездушный взгляд с Какузу на его противников. Хотят закричать, но не наделены голосом.

- Чертова сволочь! – ругается Хидан, стараясь держать напускную уверенность, не выдать ужаса. Сердце бьется быстрее, и он думает помереть бы, сука, от инфаркта, прямо сейчас, чтобы никому не достаться. Уж лучше так, чем где-то далеко, не зная, как он там без него, раз за разом прокручивая в голове ворчливый голос, бесконечно повторяющий «Хидан, будь осторожен». Был осторожен! Но, видимо, прав был Кисаме, когда упомянул между делом, как тяжело сражаться, все время озираясь на напарника, пропадает все хладнокровие, безумие и самоубийственная уверенность. Постоянно волнуешься и боишься, украдкой, мельком, да глянешь, как он там, давая врагу секунду, которой иногда бывает слишком много. Боже, Джашин, как ты это допустил? Как позволил своему верному слуге пропасть в другом человеке?

•

- Какузу, что ты будешь делать, если я перестану быть бессмертным?

Они сидят у большого векового дерева, скрываясь от дождя под его густой кроной. Дождь не сильный, моросит уныло, навевает тоску и дрему. Хидан устал, разнылся, пришлось остановиться, чтобы не слушать.

- Откуда ты берешь такие дурацкие вопросы?

Какузу прижимает замерзшего Хидана к себе поближе, а сам задумывается. Кто знает, что бы он сделал. По-хорошему – бросить к черту, где нашел, и дело с концом. Какой толк от него, помрет в первой же заварушке. Нет, ну, можно, конечно, научить его своей технике, перешить, сердец ему найти, и, как бы не звучало это муторно и затратно, это казалось неплохим вариантом. Даже интересно стало…

- Не знаю. Лезут в голову мысли, сами по себе, я их даже не думаю. По ночам всегда так, страшно становится.

- Темноты боишься?

- Нет, черт возьми, просто… страшно.

Можно подумать, чего бессмертному бояться. Но страхам все равно, они цепляются, как репей, и вот – могучий силач боится мышей, а у хитрого бесшумного убийцы боязнь высоты. Страхи есть у всех, только не надо их кормить.

- Не брошу, если тебя это интересует, - спустя пару минут отвечает Какузу, решая не кормить страхи Хидана.

•

- Хидан!

Какаши замирает, готовясь отразить любой удар, толстяк и блондинка напрягаются, прячась за спиной учителя, но Какузу бежит не к ним. Не выдержал, сорвался с места, увлекая маски за собой, бросился к Хидану. Тот стоит, смотрит на своего пленителя, головой не может повернуть, но слышит, знает, чувствует. Вздыхает судорожно, страх сполна нажрался, не дает думать, и Хидан не знает, что сделает, если Какузу освободит его. Кажется, так и останется стоять, не в силах двинуть рукой.

Шиноби Конохи не движутся, никто из них не ожидал, что их грозный противник, жуткое чудовище и убийца, просто бросится спасать своего дурного напарника. Дружба? Чувства? Откуда у них чувства?

Какузу отделяет себя от Какаши масками, не раздумывая выбрасывает руку вперед, хватая за горло умного засранца, и поднимает его вверх. Техника развеивается, конечно, пацан цепляется пальцами за каменную руку, хрипит и дергает ногами.

- Когда-нибудь ты будешь стоить дорого, и тогда – я приду за тобой, - шипит Какузу, отбрасывая Шикамару в сторону его товарищей. Глупость какая, как безрассудно, но нет времени думать о тактике.

- Какузу! Какузу, я… - Хидан поднимает руки, смотрит на них, как в первый раз, дрожит, не в силах сдержать панику, - Я не могу! Я бы не смог! Какузу! – зовет так отчаянно, будто сейчас сорвется.

Какузу рывком подбегает, хватает за плечи, трясет, пытаясь привести в чувство, - Хидан! Уходим, сейчас же, слышишь меня? Я здесь, придурок, очнись!

Какая трагедия.

Шикамару сидит на земле, корчась от боли в сломанной ноге, держится за шею, удивляясь, как остался жив. Товарищи склонились рядом, пытаются помочь встать, а Какаши смотрит, прищурившись, и не верит своим глазам. Что же это? Невозможно.

•

- Какузу, мы ведь переживем их всех, - как-то печально заявляет Хидан после долгого молчания. Какузу зашивает ему плечо – рана, будто топором рубили, до самой груди. Как и где нарвался – молчит, за жертвой, говорит, ходил. Голова на месте – и ладно.

- Если будем достаточно осторожны – переживем, - с намеком отвечает Какузу, искоса глядя на Хидана. Вечно его пробивает на философские разговоры, когда Какузу зашивает его раны и пришивает конечности.

- Я ведь никогда от тебя не уйду, я уже не смогу один.

- Что ж, печально для меня.

Хидан легонько тыкает Какузу локтем.

- Можешь не говорить.

- И даже согласишься гоняться со мной за головами до скончания времен?

- Мне все равно, что делать.

Хотел продолжить фразу, но знает, что Какузу поймет и без слов. Тянется рукой к черным нитям, ловит одну, накручивает на палец и подносит к губам. Какузу вздыхает, чувствуя теплые губы и думает, что один теперь тоже не сможет.

•

Хидан смотрит Какузу в глаза и в который раз думает, что не нужны ему эти джинчуурики, задания, миссии, приказы, нихрена ему не нужно и не было никогда. Он не хочет бежать и прятаться, не хочет сражаться с этими мстительными болванами, не хочет рисковать. С каких пор? Где жажда крови, следовавшая за ним, казалось, с рождения? Осталась привычка, обязанность перед Богом, которую отрицать никак нельзя.

- Какузу, я не хочу, - тянет руки, цепляется Какузу за шею, как за последнюю соломинку, чтобы не упасть в бездну.

- И не надо.

Как можно ожидать что-то подобное? Сама мысль, идея – не кажется нормальной, только не в их отношении. Какаши обдумывает, анализирует, понимает, что второго шанса не будет. Шикамару не в состоянии, тенью их не поймать. Маски не дадут подойти, да и сил уже толком нет. Надеяться, разве что, на подмогу, а пока измотать, запутать, отвлечь внимание. Но почему-то – кому расскажешь, не поверят – не хочется. И он думает, что не будет никому рассказывать. Да, опасно. Да, он оставит в живых двух страшных убийц, которые обязательно вернутся, но ему кажется, что они не вернутся никогда. Это не их война, и от этой мысли хочется махнуть на все рукой, уйти, забыть, стереть из памяти пол жизни.

А чья это война?

Он опускает руки и замечает на себе взгляд жреца. Взгляд холодный, режущий лезвием по коже, но всего на миг, кажется, благодарный. Он не в своем уме, сомнений нет, но у него правда нет сил. Развернувшись спиной к врагам, спокойно шагая к сидящему на земле Шикамару, он думает, что это все какой-то бред. Как подобное могло случиться? Что они здесь делают? Месть? Кровавое слово. Бесполезное. Сколько крови на руках тех двоих, скольких прирезал жрец ради своего бога, сколько сердец забрал древний беглец? А у него самого сколько крови на руках? Скольких он убил? Во имя праведных целей…

- Уходим, - коротко говорит Какаши. Ино смотрит ошарашенно, закрывая рот рукой, Чоджи сжимает кулаки. Шикамару смотрит молча, вглядываясь в лицо учителя, пытаясь понять, найти признаки безумия или гендзюцу, но не находит ни того, ни другого. Переводит взгляд на стоящих вдалеке убийц, смотрит устало.

Асуму все равно не вернешь. Ну и какая разница?

Товарищи помогают Шикамару подняться, поддерживают его под руки, готовясь отступить в лес. Какаши оборачивается раз, думая, насколько верно его решение. Пальцы Хидана сжимают маску Какузу, дрожат, он что-то говорит нервно, отсюда не услышать, а Какузу кивает в ответ.

Какаши не чувствует угрозы, ни намека. Подбирает с земли пару свитков и срывается в скоростной прыжок, исчезая в лесу. Надеется, что никогда их больше не увидит. Боится, что никогда не забудет.