— Я не поеду с вами.
Александр ударяет по тормозам, шины свистят по асфальту, машина чудом не уходит в занос. Агата взвизгивает, ошарашенно таращась на всех, Рэйчел кричит даже раньше Сэма:
— Ты что творишь?! Совсем с ума сошел! — не вопрос, утверждение. Александр цепляется за руль как за последнюю соломинку, руки дрожат и сам он весь дрожит, представляет, что скажет мама, когда его увидит. Наверняка снова подумает, что похож на отца, тот всегда так же себя вел, когда она уезжала без предупреждения.
А он уже представлял, как познакомит с ней Сэма, чтобы тот забавно все отрицал, но мама же это мама, она поймет, поворчит и спросит, что тот будет к ужину.
— Александр, какого черта? — слышится голос сзади. Рэйчел рядом осторожно касается его лба, дрожащим голосом лжёт:
— У него температура! Сейчас поменяемся местами, я поведу, — она за рулём была три раза в жизни и в третий они попали в аварию, когда Александр решил показать, что водить можно и с пассажирского сиденья. Он смотрит на нее, смотрит на Сэма и даже видит в зеркале перепуганную и уставшую Агату, но ничего не чувствует. Кивает.
— Ты не можешь уехать, — вырывается против воли. Сэм дёргается, взгляд темных глаз скользит по лицу, он отворачивается к окну:
— У меня важные дела, — он пытается отмахнуться, но Александр никогда не умел держать себя в руках и быть хоть чуть-чуть нормальным. Рэйчел пытается его удержать, Агата качает головой, но кто их слушать будет:
— Нас уже похитили, пытались убить, какой-то рыжий хер постоянно крутится рядом, а у тебя дела?! Да как ты смеешь? — он вспоминает, как отец так же орал на мать, когда та натягивала связывающую их нить до упора, до удушья. Разумеется, это все было фигурально, но сейчас Александр чувствует, будто вокруг шеи и в самом обвита нить и сейчас она сдавливает горло, не давая даже малейший вдох сделать.
Сэм дёргается, у него глаза тёмные, а взгляд такой же, как у мамы:
— Да как ты смеешь обвинять меня?! Ты, сволочь, которая даже не пытается сочувствовать той же Агате? Тебе даже на Рэйчел плевать!
— Сэм… — качает головой девушка. Тот гневно смотрит на нее и глаза горят таким знакомым огнём:
— Только не говори, что тебе нормально как он с тобой обращается! — голос дрожит от ярости. Александр ударяет по рулю, раздаётся гудок:
— Это не твоего ума дело! Тебе же плевать на меня, так что не лезь в мою жизнь! — он знает, он знает, что толку от этих криков нет. Что Сэм все равно уедет, оставив после себя лишь вязкий привкус в горле, да горсть ананасовых конфет, которыми так удобно заедать любую боль на свете.
Сэм выходит, хлопая дверью. Быстро идёт куда-то по дороге, не оглядываясь. Рэйчел шипит:
— А ну за ним!
— Что?
— Быстро пошел, я сказала! Иди давай, дурень! — она буквально выпихивает Александра следом и захлопывает за ним дверь. Парень даже стучаться не пытается. Смотри в чужую спину, а на душе гадко, даже непривычно так. Вздыхает.
— Сэм, подожди! — и спешит следом. Сэм не оборачивается и ускоряет шаг, но Александр все равно встаёт рядом и идёт как ни в чем не бывало. Наконец, Макото не выдерживает:
— Да что ты за мной увязался? Да, ты прав, мне плевать на тебя точно так же, как тебе на остальных! Ты же… Ты же… — он даже выговорить не может, отворачивается, зарываясь пальцами в волосы, и тут же поворачивается обратно. В глазах смятение и боль. Качает головой, закрывая глаза:
— Господи, что я творю… Что уставился?! Оставь просто меня в покое, хотя бы на пару минут, мне уже с головой хватает твоих тупых шуток! — он сам не знает чего хочет, это и так понятно. Александр представляет, что вот, он легко сломит эту ледяную броню, притянет к себе и поцелует, а дальше Сэм передумает уезжать и они все будут жить в доме его мамы, разберутся с Кардигани и все будет хорошо.
Но все равно лишь стоит и смотрит.
Сэм дёргается даже просто от его взгляда и по глазам видно, что он устал. Он весь дрожит, зарывается пальцами в волосы, почти выдирая их, зажмуривается и лицо искажается в гримасе боли. Он сжимает зубы, но по щекам все равно катятся слёзы.
— Почему… Почему все это происходит именно с нами? Александр, я не знаю, что с тобой не так, но кажется я становлюсь таким же… — он всхлипывает. Александр приобнимает его за плечи, пока сам Сэм весь трясётся. Он утыкается ему в плечо и рыдает:
— Я не могу бросить вас, но… Но…
— Тшш. Молчи, легче будет, — нихрена не будет, Александр ничего не знает, он боится этой вспышки эмоций, он боится воспоминаний, как отец так же успокаивал маму, но когда конечность уже гниёт, то бесполезно лить на неё слёзы. Александр чувствует, что Сэм тоже начинает умирать, что постепенно он тоже превратится в Нильсена, не по крови, но по духу.
— Александр, у меня семья. Если эти люди знали, как похитить нас, то… То… — он шмыгает носом, качая головой. Александр чувствует как ком в горле встаёт, но он знает, что иногда нужно ампутировать прокаженную руку, чтобы не отравить все тело разом.
Их связь — одна такая проказа.
— Прости меня. Прошу, позаботься об Агате. Я знаю, тебе плевать на всех, но… Прошу. Мне нечего тебе дать, только просить, — он отстраняется и они смотрят друг другу в глаза. Александр понимает с какой-то болезненной обречённостью, что даже, если они смогут встретиться снова, это будет бесполезно.
Ведь никто не будет жалеть об гнили, которую удалось удалить.
— Сэм, я должен… — Александр сам не знает, что он должен, он помнит, что его просили не быть как отец, просили брать пример с матери, но он проигнорировал все эти просьбы и теперь расплачивается.
Сэм кладёт ему палец на губы. Улыбается:
— Тише. Скажешь, когда снова встретимся. Хотя… Я чувствую, что и так всё знаю.
Он поворачивается к машине. В глазах, — темных, запавшими, с мешками под ними, — лишь усталость. Сэм измученно улыбается:
— Пойдём, Александр. Ты же не хочешь опоздать к маме на ужин? — смех у него вымученный, но Александр тоже смеётся, ещё более фальшиво. Так оба и идут обратно. За руки не держатся.
Ведь нет смысла грустить об отрезанном.