Июль, 1774

Было грустно.

Не от мысли, что я лишился матери, а от того, что я вовсе не ощущал утраты, стоя в родовом склепе, щедро обставленном цветами, что менялись по моему распоряжению каждый день. Я никогда не ощущал себя одиноким из-за того, что у меня не было любящей семьи, но атмосфера Лондона, затянутые похороны, да ещё и постоянное напряжение из-за того, что Ричи в любой момент мог сделать мою жизнь невыносимой, делали последние дни особенно утомительными. Мой внешний вид из-за этого очень напоминал скорбящий, но это была скорее скорбь по моей привычной жизни, нежели по матери.

Билл не мог не заметить, что что-то стало не так. Я начал заметно чаще отказываться от наших вечерних поездок, пытаясь быть всего-навсего аккуратным. Мои попытки обмануть его не обернулись успехом, потому что друг слишком хорошо меня знал. Уильям был осведомлён, что я вовсе не тот, кто бы стал переживать из-за смерти матери, но я не хотел делиться с ним тем, в чём был сам виноват. Наверное, из-за этого появилось то самое чувство одиночества, которое отравляло мою жизнь. Я даже с грустью стал думать о том, что из-за того, что я никогда не смогу быть с женщиной, я не смогу быть и банально счастлив и уверен в своей жизни. Мне действительно не может светить никакого будущего кроме смерти в каком-нибудь кабаке. Я ни за что не допущу её из-за болезни, а скорее пущу пулю себе в голову, чтобы не лежать и гнить в кровати, как мои мать и отец. 

— Ты правда скорбишь? — услышал я голос за своей спиной. 

Я и подумать не мог, что он вообще заговорит со мной когда-либо снова. Да ещё и наедине, ведь когда я был в склепе, никого не должно было быть рядом. Всё же плюсы в смерти матушки были, потому что я мог отдохнуть от её поручений, ведь всем было жаль столь молодого герцога, который лишился теперь всей семьи. 

Я не стал оборачиваться, ожидая, когда Ричи сам подойдёт. Он это и сделал, держа приличную дистанцию, становясь напротив таблички с именем моего деда. 

— Что-то хотели, лорд Тозиер? 

— Прекрати. 

Я бросил на него любопытный взгляд. Ричи тоже выглядел весьма непохожим на человека, у которого всё было стабильно. Что ж, политика не может быть стабильной. Может быть, что-то снова случилось где-то в Нью-Йорке или Бостоне. 

— Прошу прощения? Что прекратить? 

— Ты потерял мать и имеешь право на то, чтобы быть сейчас слабым, — ответил Ричи. 

— Я не помню, чтобы мы с тобой говорили на тему того, что мы снова друзья, Ричард. К тому же я тебе «омерзителен», поэтому что я должен прекратить? 

Ричи сжал челюсть, опустив взгляд, будто он очень боялся, но одновременно с этим желал что-то сказать и боролся с этими эмоциями.

— Я.. думаю, что ты неплохой человек, Эдди, но тебе нужно исправить свои грехи.

Он выглядел как провинившийся ребёнок, считая, что два мужчины могут наслаждаться плотскими удовольствиями друг с другом, было слишком взрослой для его ушей темой. 

— Ты за этим пришёл? Помочь мне исповедаться? — окинул его взглядом я. 

— Я знаю того, кто поможет тебе. И ты нуждаешься в этой помощи.

— Безусловно, тебе лучше знать, в чём я нуждаюсь, а в чём нет. 

— Пожалуйста, прими мою помощь, пока не стало поздно. 

— Поздно? — оглянулся я. 

— Я твой давний друг, но вас заметить мог не я, а кто-то другой, кого бы ты и шантажировать не смог. 

Я не сводил взгляда с глаз Ричи, видя его твёрдую уверенность в том, что он хотел до меня донести. 

— Ты вынудил меня шантажировать тебя. Я делал только то, чтобы защитить себя. 

— Позволь сейчас это сделать мне. 

Грустно улыбнувшись и устало вздохнув, я сложил руки на животе, думая о том, как же это печально, что лучший друг детства считает, что я должен исправиться, чтобы быть достойным человеком. 

— Я уверяю тебя, тебе станет легче, когда ты поговоришь с тем, кто..

— Ты же в курсе, что эта религия ничего не значит сейчас? 

— Но мне помогла.

— Тебе? — не понял я, а потом моё лицо исказилось. — Только не говори, что они заставили тебя поверить, что связь между двумя мужчинами..

— Нет. У меня была другая проблема, но мне помогли её решить. 

Я отвернулся, пытаясь не выплеснуть все те эмоции, что были во мне. Ричи был сейчас таким другим, но я же помню, что он мог напоминать прежнего себя, взять хотя бы ту шутку про рост на балу Блумов после моего прибытия. Или же нашу случайную встречу у Бенджамина Хэнскома. Ричи мог быть более раскованным, но эта трагичность, что держала его в рамках, — что, теперь стало понятно, была обеспечена его общением со священником, — не позволяла ему быть собой. 

— Тебе станет легче, когда ты поймёшь, что не следует больше поддаваться этому греху..

— Ты когда-нибудь любил, Ричи? — посмотрел я на него, видя растерянность от этого вопроса. — Влюблялся в какую-нибудь девчушку из придворных по глупости или в балерину, которая по ночам обслуживает других мужчин? 

Ричи заметно поджал губы, сжав челюсть, что явно намекало о наличии какой-то любви или её подобии. 

— Я в курсе, что ты избегаешь женского внимания, но не верю, что у тебя нет на то причин. Кто-то разбил тебе сердце? Или ты любишь кого-то сейчас?

— К чему это? — свёл тему он, что только подтвердило мои предположения.

— К тому, что ты можешь кого-то любить. Как и другой нормальный человек, раз меня ты считаешь ненормальным. У меня никогда не будет такой роскоши, потому что я не имею права на это. А если я привяжусь к кому-то, то мы не сможем никогда быть вместе. Ни счастливой семьи, ни ощущения того, что ты не один. Поэтому даже не смей лишать меня временного чувства, когда я могу не притворяться. 

— У тебя может быть счастливая семья и любовь, если ты избавишься от своих неправильных..

— Да кому я говорю! 

Я в злости развернулся, едва ли не сбивая кувшин с хризантемами. 

— Я не избавлюсь от этого, Ричи. Я тот, кто я есть. И поверь мне, я пытался по-другому, но я никогда не смогу полюбить женщину. И спасибо, что я родился не ею, иначе меня бы выдали за того, кто считал бы, что имеет право пользоваться мной, когда я не согласен. Ты этого мне желаешь? 

Ричи молчал, и я был этому рад, потому что он, очевидно, осознавал, что в его логике имеются очень больше пробелы. Развернувшись обратно, я заметил его напряжённый взгляд в землю, будто внутри него шла борьба предубеждений и моих доводов. 

— Мне нужно.. подумать, — в итоге сказал он. 

— Подумать? — от шока я даже не знал, что сказать. 

Ему нужно подумать насчёт моих собственных решений? Он не имел права что-то мне диктовать, и его «подумать» звучало так, будто он делал мне одолжение. 

— Увидимся позже, — бросил он, выходя из склепа спешным шагом, оставляя меня в ещё большем беспорядке, что царил в моей голове сейчас. 

***

— Он так и с-сказал тебе? — со смешком и неверием спросил Билл, когда мы распивали виски в библиотеке моего дома за Лондоном. 

— Сколько наглости! Будто я его сын, и он решает, что со мной делать! Меня это так взбесило. 

Билл чуть ли не разлёгся в огромном кресле, пока я лежал в таком же напротив, голову положив на мягкую ручку, а ноги закинув на другую. 

— Думается мне, он п-просто пытается понять, что так т-тоже можно и что другие это д-делают. Не хочу с п-предубеждением относиться к нему, но я уже много твоих ухажёров п-повидал. И те, что были молодые, внешне очень п-похожи на него. 

— Что Вы хотите этим сказать, Уильям? — прищурился я, ёрзая в кресле, обмахивая себя газеткой, потому что даже поздно вечером было ужасно жарко. 

— Что он излучает гомосексуальн-ные флюиды, — ответил Билл, что вызывало у меня смех. 

— О нет, ты не видел его и не общался с ним. Он такой противник. 

— Но ты з-заставил его з-задуматься, — двинул стаканом в мою сторону Билл. 

— Мм, если бы.

— Я уверен, что он п-потом и расспрашивать тебя начнёт, почему тебе нравятся именно м-мужчины, как происходит секс и п-попросит продемонстрировать..

Я бросил в Билла той самой газеткой, что была в моих руках. Он засмеялся, а я расстегнул ещё одну пуговицу на лиловой атласной рубашке, пальцами проходясь по ключицам, которые слегка зачесались. 

— Но он вполне в т-твоём вкусе, — дополнил Билл.

— У меня не может быть вкуса, если выбора у меня очень мало.

Я действительно чаще всего спал с теми, кто не вызывал во мне особой симпатии внешне, но когда тебя привлекают только мужчины, то приходится довольствоваться тем, кто тоже не боится рисковать. 

— Да, но я говорю про твой личный вкус. Я же вижу, что ты любишь п-пялиться на всяких засранцев, по большей части темноволосых и к-кудрявых. 

Я улыбнулся, подумав, что Билл по сути не так уж и неправ. Да, меня привлекали молодые парни, которых описал Билл, но они были редкостью в моей личной жизни, потому что шансы на то, что внешне такие как Ричи оказывались из подобных мне, были малы. Поэтому оставалось только наблюдать. 

— А хочешь поспорим? — вдруг предложил Билл, сев в кресле, оторвав от него свою спину. 

— Мм? — без особого интереса подумал об этом предложении я. 

— Рано или п-поздно вы окажетесь в одной постели. 

— Чушь, — фыркнул я, отвернувшись и разглядывая свой стакан, что в свете свечей переливался довольно красиво. 

— Спорим? 

Я снова глянул на Билла, видя серьёзность в его глазах, и всё же азарт в моём сердце взял верх. Я сел в кресле так же, как и он.

— Если это не случится, то с тебя один вечер на приёме у Эдмунда Бёрка. Я же знаю, что ты хотел и боялся с ним познакомиться. 

— А если наоборот, то я отправлю од-дин из своих последних рассказов в г-газету, — взял его за руку Билл, крепко пожимая.

— Это нечестно, ты свой вариант должен был не таким воодушевляющим делать. 

— Зато ты точно постараешься его затащить в п-постель, потому что хочешь, чтобы я занялся п-публикацией. 

— Глупый спор, — завалился обратно в кресло я. — Тут убытки только для тебя. Зачем тебе это? 

— Хочу, чтобы ты перестал п-поддаваться меланхолии. Теперь у тебя будет хотя бы какой-то с-стимул. 

— Ты чудовище, Уильям, — захныкал я.

— И тебе доброй ночи, — поставил он стакан на поднос, вставая. 

Я вдохнул, проводив его взглядом. Проиграть спор было бы приятнее по обоим фронтам. И я бы получил отличный секс, и Билл бы опубликовал наконец свой рассказ. 

Выпив остатки виски, я поставил стакан на пол, прикрыв глаза, думая о том, что действительно было бы неплохо, если бы Ричи пришёл к выводу, что в связи двух мужчин нет ничего предосудительного. 

***

На удивление, мне стало действительно несколько легче после нашего с Биллом установления спора, касающегося моей личной жизни. Я вернулся к скучным обязанностям, подготавливая всё к своему отъезду, который я планировал осуществить уже в конце года. Я не мог оставаться в Лондоне слишком долго, к тому же Билл тоже не был готов оставлять свою семью, с которой активно вёл переписку. Всё же после одного несчастного случая он оставался их единственным ребёнком. 

Лениво завтракая, я разбирал утреннюю почту, что лежала в подносе на столе, и откидывал малознакомые фамилии, но замер, заметив конверт от Тозиеров. Очаровательно. 

Зажав вилку зубами, я быстро распечатал конверт ножом, разворачивая его и видя приглашение на завтрашний обед с ними. Хмыкнув, я попросил у горничной бумагу, само письмо передавая Биллу, который тоже с улыбкой стал на меня поглядывать, читая. 

Я не любил, когда письма писали за меня, к тому же у меня имелась страсть к каллиграфии, так что я со всей учтивостью и благодарностью согласился на приглашение. И до следующего дня меня терзали мысли по поводу того, был ли Ричи замешан в этом или это являлось всего лишь стечением обстоятельств. 

Билл же решил отправиться на подобие свидания к той самой Беверли, пока я буду занят на обеде. Меня уже всерьёз стала напрягать их связь, но я решил поговорить об этом с Биллом после обеда у Тозиеров. 

Было крайне утомительно слушать очередные разговоры про политику, но я старался не препятствовать разглагольствованию Уэнтворта Тозиера касательно притязаний Англии на земли Америки. Иногда, конечно, сдержаться было крайне сложно.

— Но позвольте узнать, ваше Сиятельство, — обратился я к главе семейства, — Неужели Англия настолько обеднеет, если потеряет контроль над колониями в Америке? Не кажется ли Вам, что война, замечу, что вторая за последнее десятилетие, разорит страну в довольно сложный для Европы момент. Революционные настроения появляются сейчас по всем частям света. Вы считаете, что монархи смогут так просто их подавить? Тем более находясь за огромным океаном от земли, которую они пытаются контролировать.

— Большая ошибка в построении вашего вопроса, ваша Светлость, — держа нож и вилку в руках, улыбался милорд так снисходительно, будто объяснял всё это ребёнку. Тот факт, что меня не интересовала политика, не делало меня лишённым обыкновенной логики. — Что мы не пытаемся, мы контролируем колонии. И Америке будет также невыгодно поднимать восстание, иначе они лишатся торговли и всех своих денег. 

— Разве Америку плыли покорять не ради больших залежей золота? Я думаю, они прекрасно там справятся без помощи Европы. 

— Простите за откровение, — всё ещё держал улыбку на своём раздражающем лице мужчина. — Однако позвольте заметить, что Вы слишком юны для того, чтобы видеть всю картину полностью. Тем более Вы же получали в Европе общее образование, а не юриста или экономиста. 

— Тогда извиняюсь и за своё откровение, — так же учтиво улыбался я, сжимая нож в руке очень крепко. — Но разве британская казна не потерпела убытки после того, как они сами отказались сотрудничать с Массачусетсом? Сидели в ожидании уплаты пошлин, тем самым позволяя бостонцам копить злость, ведь большинство из них даже не были причастны к «чаепитию». На наших с Вами карманах это так же отражается. Добавлю, что началось это обложение налогами с как раз таки другой войны. И снова убытки и убытки.

— Вижу, кое-что Вы всё же слышали, герцог, — посмеивался мужчина, будто не принимавший меня всерьёз. 

Его жена участливо посмеивалась в ответ, поглядывая на своих сыновей, младший из которых сидел рядом со мной. Ричи не произнёс ни слова за наш разговор с его отцом. 

— Однако эти небольшие потери стоят того, чтобы вернуть власть над колониями. 

— Так мы всё же её потеряли, — не мог не заметить подбор слов я, видя, как сразу нахмурился лорд Тозиер, недовольный, что кто-то посмел его упрекнуть. 

— После смены власти в Массачусетсе не останется больше вопросов о том, что у Англии всё под контролем. 

— Ах, да. Массачусетский правительственный акт. Вы считаете, что люди не испугаются, что установленный у них режим снова меняется? 

— Сейчас у их власти, как Вы могли заметить, ваша Светлость, наполненные идеями переворота болваны, которые сами не понимают, чем им грозит отделение от монархии. 

— Отсутствием налогов, которые не приносили им никаких денег? Собственной экономикой? Свободой? 

— Если бы мы все боролись за свободу, Вы бы не вкушали сейчас вместе с нами всё это, ваша Светлость, — указал на стол, полный еды мужчина. — Все были бы нищими, но зато, как вы говорите, свободными. 

— Вы правы, — дёрнул бровями вверх я. — Если бы такие посягатели на богатство не построили бы этот мир на воровстве чужой земли, войнах и росте засчёт рабского труда, они все, безусловно, могли бы быть немного беднее. Но они же не хотят разделять свою власть и влияние. 

Теперь глава семейства выглядел заметно оскорблённым, но его поток негодования прервал младший сын.

— Я полагаю, отец, — начал Ричи, и я сразу посмотрел на него. — Герцог действительно слишком юн и очень неопытен в политике страны, в которой не жил с раннего детства. Мы все знаем, что о нас думает Речь Посполитая после того, как мы не поддержали их, когда их земли разбирали. 

— Очевидно, у вашей Светлости сентиментальная привязанность к новой родине и неприязнь к любым действиям Англии, — чуть не скрипя зубами ответил граф, смотря на меня так, будто готов вызвать на дуэль в любую секунду. 

И остаток обеда прошёл в таком же напряжении, благо графиня вовремя объявила, что устала и хочет отдохнуть, и её муж согласился закончить это подобие прежнего единения. Наши семьи были крайне дружны в прошлом, и всё благодаря моей матери, которая всегда со всеми соглашалась, чтобы не терять таких влиятельных людей. Очевидно, что нашей тесной дружбе пришёл конец, так как скорее всего теперь я не смогу ни с кем из них поддерживать такие отношения. 

По окончании ужина старший брат Ричи пригласил меня и его пострелять на заднем дворе, и я с удовольствием принял приглашение, потому что спустить напряжение таким образом было очень желанно. 

Оружие нам подавал один из слуг, с которым оба брата были в дружественных отношениях, раз позволяли звать ему себя по именам. Ко мне же этот некий Стэн обращался по титулу, но мне было всё равно. Я всего лишь представлял вместо мишеней голову графа Тозиера, попадая очень чётко. 

— Можешь принести, пожалуйста, воды? — попросил я Стэна, сбив уже несколько мишеней подряд, ощущая ужасный жар. 

— Да, ваше Сиятельство. 

Я расстегнул пуговицы рубашки снова и обмахнул себя плотным кожаным пластом, ощущая, как пот льётся по вискам. 

— Ну и погода, — посмотрел в мою сторону Никалас, чьи волосы были едва ли не длиннее, чем у младшего брата.

Сам же Ричи даже не пытался что-то произнести в мою сторону, будто так и не решил, как ко мне относиться. Да и я обращал на него внимания не больше, чем он на меня. Хотя стоит заметить, что я ловил его взгляды на себе. Это было даже забавно, ведь он будто видел что-то неземное, наверняка не считая меня за человека. 

— И часто у вас такие дебаты за столом? — спросил я у Никаласа, который тоже вытирал лицо полотенцем. 

Тот засмеялся. 

— О, каждый день они вместе с Ричи делают вид, что придворные короля, выбирая стратегии по подавлению революции. 

Я бросил смешливый взгляд на Ричи, который весь насупился, явно задетый насмешкой брата. 

— Я вообще был крайне удивлён, что ты вырос в такого бесстрашного паренька. Даже я уже не лезу в их политические игры, хоть мне и есть что сказать.

— Пытаешься угодить папеньке, Ричи? — от солнца приложил ладонь ко лбу я, усмехаясь. 

— Раз твоей маменьке не получилось.. — Ричи резко захлопнул рот, получая улюлюкание от Никаласа. 

Меня вовсе не задело это, и я только рассмеялся, наконец видя, что тот самый знакомый мне Ричи всё же жив. 

— Потрясающе, — захлопал я. — Только ты мог пошутить про мою мать, когда она умерла две недели назад. 

— Для такого с виду умного парня, младший братишка бывает тем ещё шутом, — потрепал Ник волосы Ричи, отчего тот сразу же насупился, толкая брата под его смех. 

Стэнли принёс воды со льдом и мы продолжили стрельбу. В нашем с Никаласом разговоре уже стал участвовать и Ричи, ведя себя наконец более естественно, а я поглядывал на его руки, на которых были закатаны рукава. Ричи это невероятно шло. Стрелять же у него получалось неважно, над чем мы с Никаласом не уставали шутить, ведь в случае войны Ричи собирался плыть неизвестно куда и воевать, что предполагало под собой перестрелки. Только когда ему принесли очки, стало получаться лучше, и всё же меня не оставляла мысль, что Ричи легко могут убить, если он окажется на фронте. 

Ближе к четырём часам дня Никалас сослался на усталость и удалился, оставляя нас с Ричи и Стэнли наедине. Пока этот кудрявый светловолосый паренёк собирал мишени вдалеке, я решился заговорить о насущном. 

— И каков твой вердикт? — прищурившись из-за светящего в лицо солнца спросил я, глотая холодную воду из стакана. 

— Вердикт? — спросил Ричи, тоже отпивая, из-за чего его кадык пленительно дёргался. 

— Разве ты не собирался решать мою судьбу после нашего разговора? — улыбнулся я, заметив, что этот вопрос сбил его с толку.

Он правда пытался забыть от этом разговоре? 

— Я всё ещё не согласен с твоим выбором.

— Да ну? — наклонил голову я, проводя полотенцем по лицу.

— Но.. твои слова о запретных чувствах действительно печальные. 

— Ты жалеть меня собрался? — удивился я, задрав брови и улыбаясь. 

— Мне правда жаль, что ты не можешь проявлять любовь к тем, кому хочешь. 

— Ты такой ребёнок, — улыбнулся я, качая головой, потому что Ричи, объясняющий мне, что ему не нравится мой «выбор», но он согласен с ним мириться, казался крайне милым.

— Ребёнок? 

— Ты рассуждаешь обо всём этом как ребёнок. Хотя зрелый ребёнок, стоит признать, раз ты собираешься со мной дружить дальше. 

— Я не совсем понимаю. 

— Это не плохо, просто тебе каждый раз надо было брать перерыв, чтобы подумать, как ты будешь ко мне относиться. И с кем ты советовался? С Ником? 

Ричи бросил взгляд мне за спину, и я тоже обернулся, видя начищающего ружья Стэна. 

— Серьёзно? Ты рассказал слуге? — повернулся обратно к Ричи я. 

— Он мой друг. И у него есть опыт в запретной любви.

— И ты подошёл к нему и спросил «мой друг страдает так же как ты, только он маструбирует на мужчин, подскажи, что мне делать»? 

Ричи заметно покраснел, и это было так забавно — видеть его смущение и испуг, потому что он стал оглядываться, не услышал ли меня кто-то. Однако рядом не было никого. Я опёрся локтем на столик для оружия, расслабившись, поняв, что Ричи не будет никому рассказывать обо мне и Викторе. 

— Именно поэтому ты ребёнок, Ричи, — откинул со лба мокрую прядь я, начиная теребить край рубашки, пытаясь хотя бы немного освежиться. 

— А что должен был сделать взрослый? — в ответ спросил он, нацепив на себя этот снобный образ. 

— С первого раза понять, что мир меняется и не всегда обязан прятать то, что существовало веками. 

— Веками? 

— Влечение мужчин к другим было естественно в античной Греции, например. И поверь, многие творцы прошлого, которыми мы восхищаемся сейчас, имели страсть к своему полу. Я могу это утверждать, потому что хотя бы большинство современных, с которыми я имел счастье познакомиться, были вполне на моей стороне. Либо частично на моей, то есть совсем не загоняли себя в рамки, развлекаясь со всеми подряд. 

Видеть, как у Ричи в очередной раз рушатся предубеждения, было одним удовольствием. Я глянул вдаль и заметил, что Стэн за нами наблюдал. Надо будет проверить его, потому что ему я бы не стал доверять, ведь я не знал его. 

— Снова скажешь, что это грех? — поднял брови я. 

— Я думаю, что без этого тебе бы жилось легче. 

— Согласен, но выбора у меня нет, Ричи. Я не из тех, кого могут привлечь женщины, и против своей воли я не собираюсь ложиться с ними в постель. Никому из нас лучше от этого не будет. 

— Но.. я не понимаю, как это возможно.

— А ты и не должен, если ты не такой, Ричи, — опустил взгляд на яркую траву я. — И тебе повезло, потому что ты хотя бы можешь, если захочешь, жениться. Я же — нет.

— Но ведь пойдут слухи и..

— Я собираюсь покинуть Англию к концу года, так что меня это заботить больше не будет. 

— Хочешь уехать? Но это ведь твой дом, — искренне удивился Ричи, что снова вызвало во мне улыбку, когда я поднял голову. 

— Нет. Наверное, был бы им, если бы мать не отослала меня. Может быть, я бы сейчас так же с тобой поддерживал Георга III и его политику, гневался бы на американцев и собирался бы ехать с тобой отстаивать корону, но это не мой дом. И меня ничто здесь не держит. К тому же Англия куда хуже относится к таким как я. В Пруссии же сам король..

Я наклонил голову, языком уперевшись в щёку с намёком, вызывая ещё больше недоумения на лице Ричи. Поразительно, как же он был слеп в некоторых вопросах.

— Фридрих II.. такой? 

— И его брат, — улыбнулся я, приоткрыв рот, видя, что сегодняшний наш разговор окончательно перевернул миропредставление Ричи. 

— Как? 

— Что? Как это возможно? Я же говорю, люди не могут это выбирать. Или как я узнал? Я всего лишь спал с братом короля, а он уже поведал мне остальное. 

— Ты.. — от возмущения Ричи даже поперхнулся.

Посмеявшись, я уже двумя локтями опёрся назад на столик, оставляя Ричи возможность только смотреть на меня, а сам улыбался под лучами солнца, пока кто-то из дома вдалеке наигрывал что-то из Вивальди. Я приоткрыл только один глаз, глянув на Ричи, что всё ещё смотрел на меня, будто не мог поверить. Его рот был в удивлении открыт, а брови сведены на переносице. Он не в силах был осознать, наверное, что я был настолько уверен в себе и том, кем я был, что без зазрения совести мог признаться, что спал с братом прусского короля. 

Закрыв глаза, я облизнулся, смачивая пересохшие губы, ожидая, когда Стэн уже сам подойдёт к нам, заметив, что разговор окончен.